Когда раздается звуковой сигнал, я встаю со скамейки запасных, где провел большую часть четвертой четверти, и Итан — первый, кого я вижу. Он кладет свою руку в мою, а другую перекидывает через мое плечо в объятии.

— Хорошая работа, — говорит он мне на ухо, поглаживая меня по затылку.

— Взаимно, чувак. Спасибо.

Я не собираюсь тут же распускать нюни, но он знает, что я имею в виду. Спасибо ему за то, что наставляете меня. За то, что прикрывал мою спину и поддерживал, когда мы переходили от его капитанства к моему. За то, что был моим другом, когда я думал, что мне никто не нужен.

В честь этой победы нет ни конфетти, ни баннеров, ни парадов. Это ни в коем случае не чемпионат. На большой арене НБА это просто еще одна победа, но здесь, в Чикаго, это все.

Леон набрасывается на другого новичка, как пара детей рождественским утром. Наш тренерский штаб обнимает и поздравляет друг друга, а Дом бросается к своей маме, сидящей в третьем ряду.

У нас впереди еще долгий путь, но это веха, которой мне еще предстоит достичь в своей карьере, и я воспользуюсь ею.

Я быстро принимаю душ и, освободившись, практически бегу в семейную комнату ожидания. Стиви и Зандерс — единственные, кто ждет меня, и как бы сильно я их ни любил, разочарование очевидно.

— Отличная игра! — восклицает моя сестра.

Я обнимаю ее, прежде чем сделать то же самое со своим будущим шурином.

— Ты не был полным дерьмом, — говорит он.

— Не могу сказать того же о тебе. Что, черт возьми, с тобой было в той игре, которую я смотрел прошлой ночью?

— Я отвлекся! Я только что узнал, что собираюсь стать папой. Извини, что хоккей не был первым, о чем я думал.

Я игриво хлопаю ладонью по его щеке.

— Ну, по крайней мере, кто-нибудь будет называть тебя папочкой, чтобы ты мог перестать просить об этом мою сестру.

Карие глаза Зандерса устремляются на Стиви.

— Я никогда не перестану умолять, сладкая.

Она прикусывает нижнюю губу.

— Я действительно люблю, когда ты умоляешь.

— Ладно, — вмешался я. — Неужели вы не можете хоть раз вести себя при мне прилично? И на моем рабочем месте?

— Это и мое рабочее место тоже, приятель.

Поворачиваясь к своей сестре, я сразу перехожу к делу.

— Где она?

Она пожимает плечами.

— Ей нужно было куда-то уйти.

— Что, черт возьми, могло быть настолько важным, что ей пришлось уйти, как только закончилась моя игра?

— Возможно, она зайдет к нам позже. Ты придешь ко мне сегодня вечером, верно? После того, как съездишь к себе.

— Да, — вздыхаю я. — Я схожу домой переоденусь и зайду позже.

* * *

Покидая арену без настоящего празднования, я чувствовал себя не в своей тарелке, и моя поездка домой прошла в одиночестве. Каждый раз, возвращаясь домой в последние несколько дней, я также чувствовал себя одиноко. Я не вижу ее беспорядка, когда вхожу в квартиру, не вижу ее читающей на диване. Весь свет был выключен, потому что я уходил последним.

Я возненавидел эту квартиру почти сразу после того, как купил ее, но в последние несколько месяцев я приходил в восторг от того, что я дома, что я с ней. Теперь я презираю ее больше, чем когда-либо прежде.

Но когда я открываю входную дверь, меня останавливает не отсутствие ее книг, одежды или цветов. А отсутствие всего остального, что имеет значение. Моя квартира совершенно пуста, и если бы не высокий уровень безопасности вокруг этого места, вы бы подумали, что меня ограбили.

Моего дивана и телевизора больше нет. Моей книжной полки больше нет. Моя чертова кофеварка испортилась.

В воздухе витает запах свежей краски, и я иду на запах в старую комнату Инди. Там тоже пусто, но это потому, что я несколько дней назад отправил все ее вещи в новый дом. Единственная разница в том, что желтые стены, которые когда-то преследовали меня, теперь покрыты свежим слоем белой краски.

Мои глаза горят от осознания, когда я быстро пробегаю трусцой через пустую гостиную, чтобы обнаружить, что моя спальня так же пуста.

Здесь ничего нет. В раковине нет ни одной тарелки. Это совершенно немыслимо, и я думаю, в этом-то все и дело. Думаю, прошлая ночь была последним разом, когда мне приходилось спать в этой квартире, которая чаще казалась тюрьмой, чем домом.

Я не ожидал, что почувствую себя легче, но с моих плеч словно спал весь груз, и мне больше не нужно каждый божий день видеть физическое проявление моих проблем с доверием.

Вместо того чтобы перейти улицу, чтобы повидаться с сестрой, я сажусь в машину и выезжаю на полчаса за пределы города. Я помню, как впервые подъехал к этому дому. Ошеломляющее осознание того, что это то самое место, где я хотел, чтобы мы провели нашу жизнь, ударило меня, как грузовой поезд, и, переезжая туда сегодня, я чувствую то же самое.

Парадное крыльцо полностью освещено, как и весь дом, и когда я вхожу внутрь, оно почти неузнаваемо по сравнению с тем местом, откуда я уехала три дня назад. На диване в гостиной есть ковры, занавески и столько гребаных подушек, что я не уверен, как на нем сидеть. Совершенно новый обеденный стол занимает еще одну комнату. И он достаточно длинный, чтобы за ним могли разместиться двенадцать человек. На столе стоят фотографии в рамках, на которых изображены мы и наши друзья. На стенах картины, яркие и красочные, совсем как девушка, которая их сюда повесила.

Это место переполнено любовью и вниманием. Я не знаю, как еще это объяснить, кроме того, что это похоже на определение дома из учебника.

Я направляюсь прямо через фойе и под лестницу, не тратя ни секунды на то, чтобы посмотреть на что-нибудь еще, пока ищу ее. Нутром я знаю, где она. Меня, как всегда, тянет к ней, и я нахожу ее на кухне, где мы обычно ведем все наши важные разговоры.

Цветы, которые я оставил ей, пышно цветут в вазе в центре островка, а моя кофемашина подключена к розетке, под ней стоит моя кружка, а рядом — ее розовая чашка.

И вот она стоит в лавандовом сарафане и расшитых конверсах, ее светлые волосы распущены. Прекрасна, как всегда. На ее лице та самая солнечная улыбка, которую я никогда не устану видеть. Мой лучший друг и девушка, которому принадлежит каждая частичка меня.

— Привет.

Я хочу подойти к ней, обнять ее, поцеловать, но в то же время я ошеломлен, увидев ее в этом доме. Мечта наяву, которую я прокручивал в уме в течение нескольких месяцев, теперь осязаема и стоит передо мной.

— Поздравляю с победой, — продолжает она. — Я так горжусь тобой.

— Спасибо, детка, — я осторожно оглядываю комнату, отмечая изменения, которые она внесла. Кухонные полотенца, которые свисают с ручки плиты. Разноцветный ковер, на котором она стоит. Занавеска на окне за кухонной раковиной. — Что происходит?

Она жестом приглашает меня сесть напротив нее, точно там, где она сидела несколько дней назад, когда я говорил. Но на этот раз ее очередь.

— Может, нам стоит поговорить об аренде?

Я смеюсь.

— Что?

— Договор аренды.

Холодильник почти не виден из-за бумаг, висящих на дверце. На каждом клочке бумаги написаны обещания, которые мы дали друг другу. Договор на дом, наши списки дел, наша первоначальная аренда, которую я заключил, когда она только въехала в квартиру, о чем я знал с того самого утра, как написал, что это чушь собачья. Этой девушке не нужно было следовать ни единому правилу, не нужно было платить ни пенни, потому что глубоко внутри была одинокая часть меня, отчаянно желавшая, чтобы она осталась.

Но Инди пишет новый договор.

— Первый пункт, — говорит она, хватая ручку и наводя ее на бумагу. — Арендная плата.

— Блу, дом принадлежит нам по праву.

Она игнорирует меня.

— Мне понадобится по крайней мере два «Я люблю тебя» каждое утро и еще одно перед сном. Знаешь, я немного требовательная. Слова одобрения и все такое. И нам действительно следует построить домашнюю библиотеку и, возможно, оранжерею на заднем дворе на зиму.