– Ну, хорошо! – поколебавшись немного, согласился пожарник и принялся разъяснять.

Говорил он долго и пространно. Злата сначала слушала, а потом перестала, переключившись мысленно на свою волну. Суть сводилась к тому, что в области установили полный запрет на посещение лесов. Возле лесных маcсивов устанавливались аншлаги с информацией, шлагбаумами перекрыты въезды, за исключением тех случаев, когда по дороге через лес осуществляется проезд в населенный пункт. Кроме того, работники лесхозов и службы МЧС будут осуществлять патрулирование. Граждане, нарушившие запрет, будут привлекаться к ответственности. Все эти меры вводятся для того, чтобы предотвратить лесные пожары и пожары на торфяниках. Вся эта информация вмещалась в несколько предложений, но мужчина определенно любил говорить, а увлекшись, забывал о времени.

Старушки слушали, слушали…

– Нам трэба дзе подпiс паставiць? – перебила пожарника Кирилловна.

Он запнулся и непонимающе уставился на нее.

– А? Нет… Это все в порядке беседы, я говорил…

– Ну, тады мы пойдам. Няма сiл сядзець на гэтым сoнцапёку!

Бабульки, кряхтя, поднялись с лавочек и стали расходиться по домам. Баба Нина отправилась к бабе Мане, Тимофеевна с дедом ушли к себе, баба Рая, опираясь на палку, поковыляла домой. На остановке остались только женщины с другого конца деревни. Одна из них осведомилась у Златы, не уехала ли ее мама, и, получив отрицательный ответ, снова вернулась к разговору с соседкой.

Полянская, так и не обратив внимания на Дороша, решила, что делать ей здесь больше нечего, и отправилась домой.

Виталя нагнал ее на повороте, когда Злата, миновав домик Михалыча, попыталась рассмотреть сквозь заросли малинника сажалку и то, что там происходит. Но как бы ни старалась, так ничего и не увидела. Либо мужчины действительно удили рыбу, в чем девушка очень сомневалась, либо уже культурно отдыхали под зарослями ивняка. В это верилось больше.

Полянская увлеклась и не услышала шагов.

Поэтому и вздрогнула испуганно, когда теплая ладонь коснулась ее запястья, заставив остановиться.

Злата обернулась и едва не уткнулась Дорошу в грудь.

– Ух, чуть догнал тебя! Ты кого там высматриваешь?

– Тьфу на тебя! Испугал!

– Извини, я думал, ты слышишь! Ты мне компанию не составишь?

Злата недоуменно уставилась на него.

– Злата Юрьевна, очнись! Я обещал пожарнику навестить не явившихся на собрание! Пойдем со мной, а то мне скучно одному. К тому же у тебя с этими бабками лучше получится найти общий язык.

Девушка шумно выдохнула и сейчас раздумывала: вот-вот должна проснуться дочка, а она так и не приготовила шарлотку. Мама не знает, куда она ушла, и телефон Злата оставила дома. И вообще шататься с Дорошем по деревне – не самое разумное…

– Пойдем, это не займет много времени. Сейчас заглянем к Масько, потом к Максимовне – и по домам! – как будто почувствовав ее нерешительность, сказал мужчина и потянул ее за руку, уводя за собой.

– Ладно, только если ненадолго. У меня вот-вот проснется ребенок! – согласилась она, высвободив свою ладонь.

Дорош усмехнулся, но Злата не обратила на это внимания.

И они пошли. Солнце жгло нещадно. И ни ветерка тебе, ни облачка. Даже сквозь подошвы сандалий чувствовалось, как нагрет асфальт. Над ним, как и над всей деревней, поднималось как будто марево. И если посмотреть сквозь него вдаль, казалось, пейзаж приобретает некую сюрреалистичность.

Проходя мимо своего дома, Злата, вытянув шею, заглянула через забор, ожидая увидеть во дворе маму или Машку. Но там никого не было. Они наверняка еще спали. Полянская ускорила шаг. Меньше всего хотелось, чтобы мама увидела ее в компании мужчины.

У Масько на двери висел замок. А если уж они запирали дверь, значит, отправлялись на заработки в другую деревню, а то и вовсе их забирали в город. Злата критически оглядела двор, который Толику некогда было покосить, и небольшой огородик, заросший травой. Алка уверяла всех, что посадила грядки и у нее уже зреют помидоры, но за высоким бурьяном разглядеть что-либо не представлялось возможным. Зато под окнами у них в старых автомобильных шинах цвели ярко-желтые лилии, источая невероятный аромат. Злата не смогла пройти мимо и, склонившись, понюхала цветы.

Когда она выпрямилась и взглянула на мужчину, он лишь улыбнулся, но ничего не сказал.

– Интересно, куда это Маськи подевались? Второй день не видно на деревне, – себе под нос пробормотала девушка, но Дорош расслышал.

– У меня знакомый гараж разбирает в городе, спрашивал, не знаю ли я кого, кто мог бы помочь, я порекомендовал Толика с Алкой, скорее всего, он их и забрал! – не оглядываясь, поведал мужчина.

– Он им хоть заплатит? Или отделается парой бутылок водки?

Виталя усмехнулся.

– Заплатит. Только не думаешь ли ты, что деньги эти они потратят на что-то путное? Пропьют… Знаешь, сколько они должны на деревне? Вчера я с Руденко разговаривал, так тот жаловался, что задолжали не одну сотню и уже который месяц не отдают!

– Не волнуйся, уж Руденко они точно по осени отработают! Они у него всегда работают! – не смогла скрыть иронии девушка.

Она не сказала, что и ей Масько должны, с зимы еще должны, но она уж и не надеется, что отдадут. Может быть, помогут по хозяйству, когда нужно будет. Они ведь никогда не отказывают, да и Полянская по этому поводу не особенно переживала. Девушка знала: им туго приходилось зимой, и она, как и все в деревне, хоть как-то пыталась помочь.

– Ну, конечно!

Злата не стала развивать эту тему, прекрасно понимая, что с Дорошем говорить об этом и что-то доказывать совершенно бесполезно. С их первой встречи Горновка, ее жители и события, происходящие здесь, были тем самым камнем преткновения, разрушить который они не смогли. И вряд ли когда-нибудь смогут. Дорош в идеалы не верил, давно разочаровавшись в них, жил, как живется, превыше всего ставя собственные интересы.

У бабы Ариши двери в покосившихся сенцах были нараспашку. Огород давно зарос бурьяном. Ее дочка и внучка с мужем сначала еще пытались что-то сажать здесь и убирать урожай, а потом махнули рукой. Они бывали здесь наездами. А Максимовне уже исполнилось восемьдесят пять. Для нее самой возня на огороде осталась в прошлом, и все в деревне понимали, что лучшим вариантом для нее было бы уже переехать к дочке в другую деревню. Но баба Ариша категорически отказывалась покидать свой дом, условия в котором были не самыми подходящими для проживания. Но старушку это не волновало. Конечно, соседи ее не оставляли. Баба Валя приходила каждый день, Масько наведывались, баба Нина хоть и ворчала, но все равно иногда захаживала и приносила что-то из продуктов, а то и вовсе готовую еду. И Злата тоже приносила и каждый раз выслушивала одно и то же: как плохо Сашке в тюрьме. Как он страдает и хочет домой. С той скудной пенсии, которую старушка получала, она отсылала непутевому внуку какие-то деньги и посылки, жалея его и печалясь о нем. Она уже не вспоминала о Маринке, которую ее любимый внук убил, да и о Машке по большому счету тоже.

Жена внука была Максимовне чужой, а вот Сашка, несчастный сиротинушка, за что ж так жестоко наказан? Десять лет строгого режима! Полянская слушала Максимовну, не перебивая, сказать ей было нечего.

Не спорить же и что-то доказывать бабульке, которой перевалило за восемьдесят. Но эти разговоры были Злате крайне неприятны. Они оживляли в памяти воспоминания, с которыми она предпочла бы навсегда расстаться.

Она снова вспоминала Маринку, Маню, которой столько пришлось пережить в раннем детстве, и понимала: ей не жаль Сашку и никогда не будет. Сострадать ему и сочувствовать она не могла. Злата не была жестокой, но если бы на то была ее воля, он получил бы еще больше. Он должен был лежать в могиле рядом с Маринкой. Вот это было бы справедливо и правильно.

Еще во дворе до них донесся звук работающего телевизора. В сенцах им навстречу бросилась дворняга и остервенело облаяла, но мужчина пугнул ее, и та, поджав хвост, выскочила во двор.