Первую помощь? Эту какую, интересно? Тут человека мечом проткнули, что ваша медсестра сделает? Помашет руками и скажет напоить его чаем? Я даже поморщилась от этих мыслей. Определённо, рану нужно будет зашить — это минимум.

Принцесса понятливо покивал милой головкой, да так интенсивно, что меня от одного вида снова замутило. Я устало прикрыла глаза.

Ректор взял какой-то свиток зачитал заклинание, положил бумагу на землю, сделал пару движений руками и открыл портал ярко-синего цвета. Ещё и портал…

Я уже через силу улыбаюсь принцессе, она меня отпускает, и я оборачиваюсь к проректору, как король останавливает меня:

— Адептка Васильченко, должен признать, вы сделали то, чего раньше я не видел.

Я поворачиваюсь к нему, показывая, что внимательно слушаю.

— Вы спасли мага, который в разы сильнее вас.

— Нет, Ваше Величество, пока не спасла. Вот как на ноги встанет, а магический резерв его будет полон, тогда можно будет сказать такие громкие слова. Сейчас же я сделала всё, что было в моих силах. Если подумать, он сделал для меня куда больше.

— Что вы имеете в виду? — Король слегка наклонил голову к плечу, словно мои слова были так интересы.

Я криво улыбнулась, и почему-то положила окровавленную, липкую ладонь на плечо. Приблизительно туда, куда меч вошёл в проректора.

— Магистр Эшфорда знал об артефакте, и о последствиях…

— Но все равно кинулся вас спасать. — Закончила за меня королева.

Я снова криво улыбнулась. Мысль закончить я хотела не так. Самочувствие затормаживало формулировку и скорость речи.

— Он бы кинулся спасать любого. Суть не во мне, а в том, что на вашей земле живут сильные и храбрые маги. Цените это.

С этими словами я поклонилась на столько, на сколько позволила мне моя голова, извинилась, и прошла за ректором, который держал на водной «подушке» проректора, в портал.

За спиной остались странные взгляды толпы целителей и королевской спины, а ещё не совсем понятная мне фраза от принцессы, которую я услышала, когда уже входила в портал:

— Суть в том, что вокруг было сотни боевых магов, а её спас только он… и в том, что вокруг двадцать целителей, а его всё равно спасла только она.

Он лежал на знакомой мне постели, обхватив живот перебинтованной рукой, а вторая (рука) лежала вдоль тела. Кожа была очень бледной, практически прозрачной, а если присмотреться, то можно было увидеть, как по магическим протокам медленно течет еле заметная чёрная нить магии; дыхание было рваным и хриплым, словно при тяжёлой болезни лёгких. Я нервничала, кусала губы, заламывала руки, боялась услышать то, что может сказать доктор, несмотря на то, что местной медицине совсем не доверяю.

В тёмной комнате со слабым освещением у постели проректора, стоял достаточной привычный мне, а от того ещё больше неприятный, вызывающий подсознательно ещё большие опасения, запах спирта, спирающий дыхание. Гробовая тишина, нарушаемая неразборчивым шёпотом доктора, и, кажется, моим неровным дыханием, давила со всех сторон. Ректор сидел на кресле у окна, сложив ногу на ногу, и руки у подбородка, внимательно следил за движениями лекаря, проректором и, кажется, мной. Почему-то никто не спрашивал, что я здесь делаю и не просил выйти. Возможно, на моём лице было написано слишком много и явно, но именно сейчас мне было совсем не важно, что подумают обо мне остальные. Мне почему-то очень важно было скорейшее выздоровление магистра Эшфорда, словно от этого моя собственная судьба решается.

Не смотря на общий фон моего самочувствия, я просто не могла присесть, поэтому предпочитала стоять и ждать того, что скажет доктор, которого так любезно вызвал ректор. Я дождусь его слов и выпью отвар для восстановления магического резерва.

Когда, наконец, врач выпрямился, внимательно посмотрел сначала на меня, а потом на ректора, я забыла, как дышать. И вот он наконец, своим тихим и спокойным голосом делает вердикт:

— Вы, Камелия, хоть и передали ему магию, но всё равно здесь практически полное истощение через внутренние протоки. Пока он не проснется. Но следует обеспечить полный покой. Желательна попеременная подпитка зельями. Организм молодой, стихия редкая и сильная — поправиться быстро — недельки и две, и будет бегать, как новенький! — Очень весело добавляет мужчина, посмотрев почему-то на меня.

У меня задёргался левый глаз, а в ответ чуть не вырвались чисто русские, душевные слова! Я всё это прекрасно знаю, вы можете мне сказать что-то новое?!

Ректор, видимо, завидев моё состояние, перехватил инициативу на себя. Поднялся с кресла, очаровательно улыбнулся горе-врачу, рукой указал ему на дверь.

— Спасибо вам, доктор. Думаю, девушку стоит оставить. Пройдёмте, пожалуйста. Заодно обговорим сумму оплаты приёма.

Меня даже затрясло от злости. За трехминутный осмотр и два слова о состоянии пациента, этот толстощекий глупец ещё что-то просит? Да я б ему пинка отвесила и за учебники посадила! Устало прикрываю глаза, прикасаясь пальцами к виску. Больно…

Когда довольный собой донельзя доктор (какая всё-таки ирония) и ректор вышли из комнаты, я потерла глаза и медленно выдохнула. Оставаться в полной тишине с болеющим проректором, было выше меня.

Но я сжимаю кулаки (что имею от них, точнее), зубы и медленно подхожу к постели и магистру Эшфорду. Он всё также хрипло и рвано дышит. На лице всё ещё видны чёрные протоки магии. Я не удерживаюсь и провожу по линии носа кончиком указательного пальца. Опускаю руку к его ладони, слегка сжимаю длинные, но такие бледные пальцы, по которым паутиной ползут насыщенно голубые, явно выступающие больше нормы, вены, вперемешку с также ясно проступающими черными магическими сосудами.

— Представляете, какая слабая всё-таки в вашем мире медицина и какие бессовестные врачи. — Возмущаюсь и вслух, рассматривая бледную кожу лица и рук. — Он оставил вас в практически полном истощении совсем одного. Неужели так было всегда?.. Я не хочу, чтобы вы так долго лежали в таком состоянии… Вы мне жизнь всё-таки спасли… я сама возьмусь за ваше лечение. Обещаю, не травить и тело ваше не трогать! За исключением груди, конечно. её придется перебинтовать…

«Совсем чокнулась», — проносится единственная разумная мысль в моей голове, подытоживая всё выше сказанное. Я вздыхаю, прикрываю лицо рукой и мелко смеюсь, чувствуя, как глаза горят от подступивших слёз. Кажется, меня довели до истерики. Прекрасно.

Но когда в дверь постучали, мне пришлось взять себя в руки. Я вытерла влагу с глаз, проморгалась, посмотрела в потолок, сложила руки на груди.

В комнату вошёл ректор. Он подходит ко мне, смотрит на проректора со всем своим отцовским волнением и вполне серьёзно спрашивает:

— Как он?

Я теряюсь. Смотрю на дверь, но больше никого не вижу, возвращаю взгляд на магистра Хильдса, пальцем указываю на себя и вопросительно поднимаю брови. Он действительно меня спрашивает, или что??

— Да-да, я у тебя спрашиваю. — Кивает абсолютно честно и искренне.

Я окончательно теряюсь.

— Тут только что был врач, и он только что рассказал о состоянии пациента. Даже если что-то было не понятно, вы могли переспросить. Почему не сделали этого?

— Потому что он не целитель и не адепт моей академии. Ну так как он? Только не ври, что не можешь ответить.

Наверное, как-то глуповато смотрю на ректора, перевариваю информацию, его то ли недоверие к местным врачам, то ли глупую мысль, что мои знания нужно проверять. Потом опускаю взгляд на проректора, отвечаю:

— Ранение в плечо не смертельно опасно, как вы и сами понимаете. Магистру Эшфорду повезло с тем, что меч не задел бронхиальную артерию. Проблема не в самой ране и потери крови, а в том, что меч был артефактом. Не будь проректор магом, восстановился бы достаточно быстро… а рану я зашью.

— Зачем? — Искренне недоумевает ректор.

Смотрю на пожилого мужчину волчком.

— Чтобы красиво выглядело, а не торчало. — Поясняю терпеливо, не вдаваясь в подробности необходимости наложение шва.