Глава 4

— Коней на переправе не меняют, как от добра-добра не ищут. Так что пусть флотом Небогатов командует дальше — он вытянет. Да и опыт у Николая Ивановича, в отличие от тебя, изрядный, и победы над противником имеет. Сандро, ты другое вспомни — когда 2-ю эскадру сюда отправляли, много ли было адмиралов желающих стать ее флагманами⁈

Великий князь Николай Николаевич фыркнул — он не скрывал своего скептического отношения к морякам, называя некоторых адмиралов бестолочью, а порой прибегая к ругани. И было отчего — засевшие под «шпицем» чиновники с черными «орлами» на погонах считали поход 2-й эскадры форменным самоубийством, если не себя лично, то карьеры, и от назначения открещивались руками и ногами. И теперь не напрашивались на дальневосточную службу — слишком далеко от столицы, да и война на носу. Все прекрасно понимали, что фактически заключено только короткое перемирие, а потом, как только японцы снова соберутся с силами, то война снова начнется, ибо ее итогами не удовлетворены обе стороны конфликта, причем в их число входят отнюдь не Россия с Японией, а поддерживавшие последнюю золотыми ручейками кредитов Британская империя и САСШ. А те сделают что угодно, чтобы не допустить усиления позиций русских в Маньчжурии и Корее, ведь это напрямую окажет влияние на Китай, который давно «поделен» могущественными европейскими странами на зоны влияния.

— Я все прекрасно понимаю, Николаша, как и то, что нас с тобою убрали из Петербурга, чтобы слишком большой вес там не набрали, особенно ты. Ведь победителей не только не судят, их всегда боятся, достаточно вспомнить Цезаря с его легионами, что Рубикон перешли.

Намек сделан слишком откровенно, Александр Михайлович это прекрасно понимал. Однако сейчас было необходимо расставить все точки, и он решился. Искоса взглянул на золотые погоны брата — там, в императорском вензеле виднелись перекрещенные фельдмаршальские жезлы, такие же, как носит его отец, престарелый уже сын императора Николая I, самый старейший сейчас в Доме Романовых. Взгляд остановился и на блестящем ромбе звезды, в глаза бросился написанный кругом девиз «за службу и храбрость». И еще тридцать два луча, расходящиеся от центра медальона, которые он на морской манер мысленно именовал «румбами». Высшего чина в «табеле о рангах» и первой степени ордена святого Георгия Николай Николаевич был удостоен за изгнание японцев из Кореи и успешное окончание войны.

— Хоть мой младший брат и называет Ники «наш дурачок», но царь еще тот интриган, изворотливый и хитрый, простачком только выглядит. Да и дядя его Кукса пока гвардией командует и столицу держит, не допустит, чтобы мы комплот собрали. И учти — Серж в Москве, а он хоть и не любит «венценосного племянника», твоего шурина, но будет держаться его стороны, благо их жены родные сестры. Да и он сам остался живым благодаря адмиральской тетрадке, а Каляева этого успели взять и повесить!

После сказанных фельдмаршалом слов все стало предельно ясно — Николай Николаевич явно задумывался о будущем страны. Да оно и не мудрено, ведь он не только читал тетради, напрямую общался с Фелькерзамом, а тот ему немало рассказал. Причем многое из того, о чем в своих донесениях царю явно умолчал, придержав знания. Так оно и понятно, как и то, что «Лукавый» держит при себе Небогатова, и не дает того убрать с флота — тот ведь тоже долго общался с покойным адмиралом, что буквально воскрес из гроба. Причем последнее не метафора, а следует понимать буквально — на этот счет Александр Михайлович имел разговор с бывшим командиром «Осляби».

— Не будем ходить вокруг да около, Сандро, — фельдмаршал пристально посмотрел на своего двоюродного брата. — И ты, и я — оба мы прекрасно понимаем, что Ники доведет страну до ручки, откладывая реформы на потом и оттягивая по своей милой привычке давно назревшие решения. Он император, но правит державой, пока мы все его поддерживаем. Помнишь, что сказал старик Драгомиров на его счет?

— Сидеть на престоле может, управлять империей неспособен, — Александр Михайлович великолепно запомнил ставшие крылатыми в узком кругу членов правящей династии слова.

— Потому его нужно убрать с трона, пока все не зашло слишком далеко — его правление приносит стране сплошное несчастье. С Ходынки началось, и с революцией закончится, когда его самого с семьей в подвале Ипатьевского дома, что в Екатеринбурге, не расстреляют. Через двенадцать лет сие событие будет, Сандро, а вместе с ним многие члены династии погибнуть. И я не хочу, чтобы тебя на корм рыбам отправили с колосниками на ногах, а меня в навозной жиже утопили, штыками исколов. Никого жалеть не будут, ни старых, ни малых — революция, твою мать!

— Он тебе о том сказал⁈

Голос дрогнул, дал «петуха» — узнать о своей смерти, да еще вот таким жутким образом, потрясение сильнейшее. И поверил — лицо фельдмаршала исказила гримаса, последовала забористая ругань.

— Напрямую нет, примеры привел — улыбка у него дьявольская, и смердел трупом. Остальное я домыслил, по его рассказам, конечно. Ночью спать не могу, кошмары до сей поры мучают! Потому решать нам надо быстро и круто — убрать бездельника, что всех под топор подведет!

— Ну да — «пугачевщина» в таком случае милой забавой покажется, тот казак совсем писать не умел, а нынешние карбонарии как на подбор с университетскими дипломами…

— С крестами они могильными в головах, уже многие. Ты думаешь, я такое спускать намерен, у жандармов защиту искать? Вот они где, списочек целый написали, на добрую сотню имен! Всех разыщут со временем, а там все просто будет. Вспомнил, как ублюдка Кравчинского, что генерала Мезенцева зарезал, спустя полтора десятка лет под паровоз в Лондоне засунули. Убийство шефа жандармов ему не простили, а тут на кону ребром жизнь династии! И тебя, и меня! Слюнтяйство недопустимо — их нужно опередить!

От слов фельдмаршала повеяло жуткой решимостью и большой кровью — на такое был способен. Пусть не цесаревич Константин Павлович, конечно, но в средствах «Лукавый» стесняться отнюдь не будет, к тому же в своем нынешнем положении возможности имеет для этого занятия широчайшие. Да и в деньгах пока нет ограничений, хотя министр финансов вместе с Витте уже выказывают недовольство. Но уже всем понятно в какую копеечку вышла их пресловутая «экономия», и к каким лишним затратам привела. Это додуматься надо — гонять корабли ремонтироваться на Балтику, чтобы не строить заводы и верфи во Владивостоке, обосновывая, что это «непозволительно дорого». Недаром в кают-кампаниях офицеры уже открыто говорят, что изменники при дворе в Петербурге делами вершат. И похоже на то, если принять во внимания все произошедшие странности, что сами по себе вроде можно объяснить по отдельности, но все вместе их можно трактовать как предательство, не иначе.

— Я ведь не зря обратную отправку трех корпусов придержал, понятно стало, что Витте не просто так потребовал выполнения мирных договоренностей, — Николай Николаевич словно прочитал его мысли. — Запасных демобилизовать нужно, иначе бы возмущение произошло, революционеры ведь не зря агитацию ведут. Но перевозить дивизии обратно, за уральский хребет, тогда как японцы не выполнили условий — безумие. Нас тут хотят специально ослабить, и сим моментом воспользоваться. Только не выйдет у них ничего со мною — научен горьким опытом. Раз дела такие пошли, Сандро, нам с тобою сейчас все обговорить нужно…

«Лукавый» — его не зря так называли в гвардии и армии офицеры. Памятуя последнее слово молитвы, где говорится об избавлении…

Глава 5

— Я думаю, Николай Иванович, англичане передали японцам гораздо больше кораблей, чем объявлено о так называемых «покупках». А перемирие и подписание договора позволило нашему противнику освоить переданные броненосцы и броненосные крейсера. Поверьте, я уверен в том, о чем вам говорю — противник по моим расчетам имеет сейчас столько же кораблей линии, что и перед началом этой компании, только более превосходящих, как по водоизмещению, так и по вооружению наши броненосцы.