На ту пору война с турками была в самом разгаре. Много приходилось всякого оружия ковать.

Вот в Михалов-то день, в ноябре, под снег да мороз, явился к Мирону в кузню чужак.

– Ты ль умелый кузнец-молодец? – спрашиват. – Расковалси мой ретивый жеребец. Ты подкуй его опять!

– Ну, дык што ж не подковать? Вот – гвоздь, вот – подкова… Раз-два и готово!

– А клинок мне сможешь ли подточить? Вон он у вражины из ноги торчит.

Глянул Мирон туда, куда чужак показал, ан возле кузни полумёртвый бес лежит, а в ноге у него – кинжал. Подошёл Мирон к бесу, выдернул клинок, молча в кузню вернулся, водой святой бесовскую слизь с клинка смыл, помолился, к точилу клинком приложился. Искры брызгами по кузне полетели, а на улице в те минуты ангелы да херувимы «Аллилуйя» запели.

– Держи свой клинок, – сказал Мирон чужаку.

– За добрую работу тебя, мастер, благодарю! Одно скажи: пошто в праздничный день работой занят? Разве не ведаешь, что обедня идёт, народ Господа славит, молитвы воздаёт?

– Знаю, что праздник, в душе молюсь. Бог, он повсюду, а враг-то не ждёт! Сабли, вишь, надо ковать поспешать. Господь видит всё, надо Родину-мать от врага защищать. Молюсь и кую, кую и молюсь. Вот, думаю, в кузне я больше Отчизне сгожусь.

– Правдив и разумен ты, человече! Дела твои добрые, умные речи! Тебе благодать я дарю на века, чтоб сильной и ловкой была та рука, в которой частица тебя будет жить. Тебя же потомкам твоим не забыть!

Сказал чужак эти слова, и поднялся снежный вихрь до небес. Закрыл лицо Мирон от ветра, а как стихло всё, глядит – а на наковальне новенький молоточек лежит, огонёк от печи в нём мерцает, словно к себе подзывает.

Взял в руки Мирон молоточек тот, стук-стук им по сабельке, загудела сталь. Куёт кузнец оружие ловко, споро. Махнёт готовой саблей, рассекая воздух, – и запоёт она. У каждой сабли, стало быть, свой звук образуется.

Кто с такой саблей да клинком в бой шёл, каждый цел-невредим с победой вернулся. Вот и пошла с той поры молва про заговорённые да благословлённые Мироновы ножи и сабли. Стал Мирон знаменитым кузнецом на всю округу.

Вот так-то! Божий дар в каждом человеке есть, а явным он становится, когда сам человек интерес и усердие к делу проявит. Не зря в народе говорят: «Воля и труд дивные всходы дают».

Про Михаила-то Архангела покойный Кузьма перед смертью рассказал. Он при том на лежанке в углу кузни отдыхал, всё слыхал и необычного гостя видал. А старый Кузьма слову верным был. Хотя, можа, и набредил малость по старости-то. Но народу пришлась по душе его байка, вот и я вам её пересказал, как в детстве от свово деда слыхал.

Да!.. А ещё поговаривали, будто бес-то тот кузнецу оставлен был в служках на побегушках.

Вот и истории моей конец, а кто слушал – молодец!

Как-то раз в последний летний вечер возле старенького дома бабушки Евдохи, покрытого соломенной крышей, собрались деревенские ребятишки послушать сказку, а то и старинную историю. Слыла эта Евдоха мастерицей были и небылицы сказывать да старину величать, ребятишек к обычаям родным приучать.

– А какую сказку, бабушка, ты нам нынче расскажешь? – нетерпеливо спросила любопытная девчушка.

– А расскажу-ка я вам про Воробьиную ночь. Знает ли кто, о чём речь? – обратилась Евдоха к притихшим ребятам, прижавшимся друг к другу, как малые воробышки.

– Нет, бабушка, не знаем! – наперебой загомонили они.

– Что же, тогда слушайте.

Вот сказывали люди, будто с незапамятных времен живёт на небесах грозная богиня молний Молóнья-царица[1] – обликом дивной красоты девица. Нет краше её во всём свете, сурова она к чужакам и изрядно строга к малым детям. Такая натура у ней, эдакое встречается и средь людей.

А муж-то её – Гром-гремучий, гордый и силой могучий. У Грома есть друг – Вольный Ветер, вольготно носиться им в Свете.

Сынок у Молоньи – Огонь-царь, ласкучий, игривый, а в гневе опасный-горючий! Он яркою искрой на землю приходит, пожар и беду за собою приводит. Коли он расшалится под ветер-то сильный, вокруг всё погубит – дубы и осины! Зверей и людей не щадит он ничуть, такого он нрава – такая, вишь, суть!

Сынка своего Молонья лелеет, поёт колыбельные, часто жалеет. Гром-то ему отец не родной. Он Велеса[2] сын, бога лунного – супротивника бога Перуна.

Велес Молонью шибко любил, да вдруг о семье на сто лет позабыл. А она-то его верно ждёт: знай, сыночку о тятьке песни на ночь поёт.

Вот ещё пролетело две сотни годов. Вдруг ночью послышался Велеса зов.

– Ты услышь-ка, Молонья, подруга моя, другую люблю, не серчай на меня! – заиграл Велес в гусли свои.

И тотчас забыла Молонья тоску свою враз. Гусли волшебными были: тот, кто игру их слыхал, тот горе своё навек забывал.

А наутро к ней Гром вдруг явился, пошумел, погудел, в ноги ей поклонился.

– Что с того, что сынок у тебя своенравный. Будь мне супругой, царицей, мне равной!

– Принимаю тебя, мужем буду считать, но с Ветром по миру не вздумай летать! Будь рядом со мной и не пробуй забыть, кого обещал ты всем сердцем любить.

– Клятву свою я тебе сберегу, но Велеса сына любить не смогу! – прогремел в небесах Гром раскатистым гулом, и Земля содрогнулась, объятая шумом.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.