Преодолев незначительное расстояние до выхода из завода, Калман вдруг с негодованием осознал, что пришел одним из последних, потому как там были уже все.

– Кира! – кричал, стоя на импровизированном постаменте в виде небольшого деревянного стола, их лысый начальник. – Подойди, получи, распишись!

Калман осмотрел толпу. В ней, как и следовало ожидать, были все, включая тех, кто в силу кровного родства с высоким начальством редко появлялся на занимаемых должностях. Он еще раз присмотрелся уже более внимательно, его Алма стояла далеко впереди.

– Алма! – вновь крикнул начальник, и она также прошла вперед, а потом получив несколько бумажек, быстро вернулась обратно.

– Али! – продолжая список, огласил начальник.

Но его прервал недовольный возглас:

– А по какой причине норму мяса опять сократили?!

Калман сразу узнал голос подруги: у нее он был жесткий, низкий, словно не говорит, а припечатывает.

– Ну, в этот раз так, – нехотя ответил начальник и развел руками. – На иждивенцев норма мяса с конца этого квартала снижена.

– Да сколько можно?! – возмутился кто-то неподалёку.

– Я почем знаю, ребят? Я что ли их устанавливаю? Это всё там, – он многозначительно показал пальцем на небо.

– Да вы издеваетесь! – вновь кто-то крикнул, справа. – И так не жируем! У меня между прочим трое!

– Если трое, тебе должны помогать и помимо этого!

Толпа тут же недовольно загудела разноголосьем. Но это было и понятно, ни какой помощи, помимо мизерной заработной платы и этих сертификатов питания, у людей не было. Всё остальное было лишь красивыми обещаниями, на деле оказывающимися просто фикцией. По закону, семьи с большим количеством детей должны были поддерживать питанием и одеждой благотворительные организации, но из-за того, что многие из них получали частичное иностранное финансирование, деятельность большинства из них на территории их страны была давно пресечена.

– Так! Успокойтесь все! – постарался утихомирить своих работников начальник. – Мы очень скоро всё преодолеем, победа невероятно близка!

– Я слышу это столько же, сколько живу! – бросил кто-то из толпы.

– Не нужно недооценивать наши войска! Они делают всё, что могут!

На этом возгласе все притихли. Опровергать усилия вооруженных сил по закону было не положено, за это можно было получить 20 лет колонии, из которой пока еще никто не возвращался, ну или высшую меру наказания, то есть расстрел.

– Дело не в войсках! – вновь крикнула Алма. – А в том, что нам теперь есть? Лично на моем иждивении находится недееспособная мама и два маленьких брата!

– Значит, подождешь, пока они подрастут! – нехотя ответил начальник, но когда толпа вновь загудела, добавил. – Родные, я в таком же положении, как и вы! Чего вы от меня-то хотите?

Калман на этих словах горько усмехнулся. Он-то не понаслышке знал, что все высокие чины получают гораздо более расширенную норму и еще вовсю пользуются незаконной добычей животных из леса. Впрочем, на людей вокруг аргумент начальника все-таки подействовал. Они, конечно, немного пороптали для правильности, но в итоге согласно покивали.

– Ну вот и хорошо, что все всё поняли! – воодушевленно заявил начальник и продолжил вызывать людей, но теперь уже в более быстром темпе.

Калман получил свои сертификаты чуть ли не последним. Его как одного из самых спокойных всегда ставили в конец списка. И эта стратегия была во многом обоснована. Таким образом можно было добиться иллюзии отсутствия волнений, и данное нехитрое решение всегда работало, так как пока те, кто поактивнее, возмущались, остальные просто ждали своей очереди, и оттого создавалось впечатление, что против, вроде как, только единицы.

Когда Калману, наконец, вручили сертификаты, он не стал туда даже смотреть. И так было понятно, что внутри, горевать об этом было бессмысленно. В тот момент хотелось только одного: отойти куда-нибудь подальше, покурить и серьезно обо всём размыслить, что он и сделал.

– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – спросила очень внезапно и совсем некстати сзади него Алма.

– Я ничего не думаю.

– Конечно. Зачем думать. Легче приспособиться.

– Чего ты от меня-то хочешь?

– Хоть каких-нибудь действий, потому что сейчас ты ведешь себя, как все, не хватает только желания напиться с горя! А еще у тебя почему-то напрочь отсутствует потребность защитить от смерти единственного родного человека на этой земле.

– Я тебя сейчас ударю за такие слова.

– Ударь! – намеренно радостно согласилась Алма и развела руки в стороны. – Реши, наконец, настоящую проблему! Ведь именно я ею являюсь! Не анемия твоей матери, не сокращение пайков, а именно я, не так ли? Но если ударишь меня, то все неприятности непременно сами собой улетучатся! Просто не выдержат напора твоего альфа-характера!

– Хватит! – почти крикнул Калман и растеряно отвернулся. Он всегда знал, что Алма умнее его и намного, но признавать этого вслух не хотел.

– Это тебе уже хватит прятать голову в песок, – уже более спокойно продолжила она. – Пора заканчивать строить из себя жертву. Сколько можно? Нам нужно защищать своих родных. Пусть не законно, пусть с риском для свободы и жизни, но ради чего мы тогда живем, если не для них?

– Можно я не стану решать это прямо сейчас?

– Конечно, Калми, ведь у тебя впереди масса времени, примерно до завтрашнего утра. Ну, а дальше, как знаешь.

Алма с недовольным видом вскоре ушла, и Калман вновь остался один на один со своими мыслями. Сопротивляться можно было сколько угодно, но она, как и всегда, была права. Все его глупые рефлексии о том, что жить так дальше нельзя и нужно менять саму суть, раз за разом разбивались о насущную необходимость решения проблем обычной бытовой действительности.

Глава 2

Нельзя сказать, что Калман любил вставать рано, скорее привык, да и спал всегда мало – мрачные мысли мучили его очень давно, примерно лет с 14, а уж про сны и вовсе говорить не стоило. Хорошей, по его мнению, была та ночь, во время которой он не просыпался в ужасе хотя бы раз, но нынешняя стала одной из худших. После очередного из таких пробуждений он наконец поднялся, заправил свою кровать и подошел к окну. В комнате было настолько холодно, что изо рта шел пар, и это не смотря на то, что на дворе стояла всего лишь поздняя осень. Когда наступит зима, станет намного хуже. Осмотрев пейзаж снаружи, Калман нарисовал несколько узоров на замерзшем стекле и пошел одеваться.

Наступающий день должен был стать единственным выходным за две недели, но потратить его нужно было на более важное, хотя и невероятно сомнительное мероприятие с поиском добычи в лесу. Сказать, что он не обдумывал это заранее, было нельзя, думал и много раз, однако реализация самого действия все-таки пугала. Загреметь по такой глупости в тюрьму или под расстрел очень не хотелось. С другой стороны, к людям, которые так бесстрашно этим занимались, оставались вопросы, и вовсе не о их храбрости, а как ни странно, о перебежчиках. Калман много раз слышал, что эти же ушлые граждане часто занимаются еще и перенаправлением людей, например, в Мааравию. Некоторое время назад у него даже был наглядный пример, в его цеху нежданно-негаданно появился новый работник – тощий высокий парень, откровенно некрасивый, полностью лысый и почти беззубый, но очень веселый. Он всегда что-то рассказывал и часто курил, иногда и с самим Калманом. Говорил много и сумбурно, но из его постоянного монолога можно было вывести только одно – он собирался в Мааравию, и каким образом будет туда попадать, для него не имело значения, главное – убежать. По привычной традиции его никто не сдал, такие речи говорили многие, но, как правило, это так и оставалось словами. Однако данный субъект через некоторое время действительно исчез, просто не вышел на работу вовремя. Ну а вскоре на пункте контроля вывесили его фото, где было четко указано о бегстве за пределы страны, и теперь он, вроде как, был в розыске. Вернувшись из воспоминаний, Калман запихнул в рот нехитрый самодельный завтрак из двух бутербродов с заменителем масла, затем полностью оделся и вышел из квартиры.