Учитывая роль британцев в развитии Мурманска и ту роль, которую они взяли на себя в морской обороне этого района, становится неудивительным, что они испытывали особое чувство ответственности за все, что там происходило, и считали, что, пока продолжается война, обладают правом голоса в портовых делах. Этот факт необходимо иметь в виду, если мы хотим понять события 1918 года в этом регионе.
Как и в случае с Архангельском, большевистская революция добралась до Мурманска не сразу. Город и прилегающий к нему регион главным образом исполняли военно-морскую функцию. Обширные полномочия находились в руках высокопоставленного военно-морского чиновника адмирала К.Ф. Кетлинского[6], умеренного и разумного человека, лояльно настроенного по отношению к союзникам, и Соединенным Штатам в частности. Ввиду высокой популярности среди рядовых военно-морского гарнизона ему было разрешено продолжать работу в первые недели после Октябрьской революции и исполнять по крайней мере часть своих обычных полномочий, однако под внешним благополучием уже скрывалось некоторое брожение. Местный Совет неуклонно шел к власти, и наиболее радикальные элементы, состоящие из политических лидеров военных моряков и местных железнодорожников, с каждым днем становились все более агрессивными и несговорчивыми. В мурманском сообществе, столь тесно связанном с военными действиями альянса, развитие политической ситуации не могло не стать источником тревожного беспокойства для местных представителей союзников.
В отличие от Соединенных Штатов, во время Октябрьской революции в Мурманске находились британские и французские представители различного ранга, поэтому очень сомнительно, что официальный Вашингтон много знал или сильно заботился о происходящем в этой отдаленной точке. Однако в зимний период 1917–1918 годов сила обстоятельств начала вынуждать американцев к определенному участию в делах порта. Краткий обзор возникновения этого участия может оказаться небесполезным в качестве иллюстрации преобладающей атмосферы и той небрежности, с которой американцы умудряются время от времени впутываться в неопределенные и деликатные политические ситуации.
В середине декабря 1917 года в Мурманск прибыли два судна с припасами для миссий американского Красного Креста в России и Румынии. Груз, предназначавшийся для России, состоял в основном из молочных консервов для детей Петрограда.
В отсутствие какого-либо американского представителя британцы приняли предварительные меры для доставки груза в док, но сразу же телеграфировали американцам в Петроград прислать представителя для контроля дальнейшей судьбы этой поставки. Глава миссии американского Красного Креста в Петрограде полковник Рэймонд Робинс сразу же поручил дело одному из своих младших помощников – майору Аллену Уордвеллу.
Этот выдающийся член нью-йоркской коллегии адвокатов был одним из самых полезных сотрудников миссии, и Робинс часто использовал его для решения текущих вопросов вдали от российской столицы. Энергичный, рассудительный, обладающий терпеливым и уравновешенным характером, Уордвелл тактично, но настойчиво выполнял свою работу, ухитряясь оставаться в стороне от политических и личных разногласий, часто сотрясающих американскую официальную колонию. При этом майор поддерживал достаточно хорошие отношения с советскими чиновниками, поскольку их расположение было необходимым условием выполнения поставленных задач. Дневник Уордвелла, содержательный и жизнеутверждающий, почти полностью состоящий из фактов, виденных или пережитых лично, является первоклассным информационным источником о действиях и переживаниях американцев в России 1918 года[7].
После некоторых приготовлений Уордвеллу удалось выехать к месту назначения 2 января 1918 года в великолепном частном железнодорожном вагоне, который Робинс целенаправленно выпросил у советских властей. Майор взял с собой месячный запас продовольствия, переводчика и матроса-большевика в качестве охранника. Это путешествие заняло пять дней и ночей. «Было так холодно, – записал Уордвелл в своем дневнике, – что ртуть в термометре Фаренгейта, вывешенного за окно вагона, угрюмо превратилась в маленький шарик внизу шкалы».
Поздним вечером 7 января Уордвелл прибыл в Мурманск. Над арктической тьмой лежал густой туман, а температура воздуха не превышала 30 градусов ниже нуля. Договорившись с вокзальным начальством, чтобы вагон поставили на запасной путь, майор отправился на розыски британских представителей, однако никто не имел ни малейшего понятия, где могут находиться англичане. Какой-то местный парень заявил, что знает адрес, по которому живут какие-то французы. Вместе они отправились в непроницаемую тьму. Пройдя около мили по глубокому снегу, проводник признался, что безнадежно заблудился, но, к счастью, путешественники все-таки наткнулись, скорее случайно, на бревенчатый дом, в котором, к огромному облегчению Уордвелла, обнаружились трое французских офицеров в компании дамы, азартно играющих в карты. Французы приняли Уордвелла с тем странным чувством братства, которое, кажется, связывает всех жителей Запада, оказавшихся в России, и отвезли его к британцам, живущим прямо на судне в гавани.
Туман, густой и пронизывающе холодный, который, как показалось Уордвеллу, прочно примерз к земле, держался еще два дня. Бегая по делам, майор спотыкался в этом мареве, имея лишь самые призрачные впечатления от окрестностей. Когда наконец мгла рассеялась, американец был ошеломлен зимней красотой фьорда и окружающих холмов, сверкающих в ясной холодной темноте во всем великолепии полярного сияния.
С большим трудом майор сформировал партию груза, большая часть которого к тому времени уже была выгружена. Сожалея, что не появился здесь раньше – уж слишком масштабными оказались хищения, после многодневных пререканий угроз, споров, уговоров и проверки выполнения обещаний (процесс, знакомый любому, кто когда-нибудь пытался осуществлять грузоперевозки через российскую транспортную систему в неспокойные времена) он наконец добился растаможивания британской поставки, ее укладки в товарные вагоны, постановки под надлежащую охрану и подготовки к отправке на юг.
Несмотря всего лишь на статус агента Красного Креста, в Мурманске майора приняли как первого американского официального представителя. Уордвеллу пришлось выступить на заседании Мурманского Совета и нанести визит вежливости Кетлинскому. Он не без удивления обнаружил, что адмирал оказался относительно нестарым мужчиной, живущим с женой и двумя маленькими дочерями в одной из немногих сносных частных резиденций, предложенных ему городским сообществом. Еще в 1900 году Кетлинский был откомандирован в Филадельфию, где наблюдал за строительством эскадренного броненосца «Ретвизан». У семьи будущего адмирала остались приятные воспоминания об этом опыте, и американский гость был встречен со всей теплотой и гостеприимством.
Наконец, ранним утром 14 января, после дикой ночной суматохи, продолжавшейся до самой последней минуты, Уордвелл отправил два поезда в Петроград. Его собственный вагон входил в первый состав, вагон переводчика – во второй. Уже 19-го числа – что считалось очень быстро в сложившихся обстоятельствах – майор гордо привел свой караван на заснеженную железнодорожную станцию Петрограда.
Тем временем американское посольство в Петрограде предприняло шаги, чтобы впервые направить в Мурманск постоянного представителя правительства Соединенных Штатов. Об отсутствии в то время в американских кругах политического интереса к Мурманскому региону свидетельствует тот факт, что этим официальным лицом был назначен не консульский представитель, а сотрудник паспортного контроля, чья функция (сходные функции аналогичных должностных лиц, находящихся в других портах англичан и французов) заключалась в оказании помощи и поддержки капитанам американских судов, слежке за американцами, проходящими через порт, и решения некоторых контрразведывательных задач, обычно выполняемых воюющими правительствами на дружественных или союзнических территориях. Не имея штатных офицеров, подготовленных для этой работы, посольство выбрало (бесцеремонно присвоив ему звание армейского лейтенанта) одного из своих специальных сотрудников военного времени – Хью С. Мартина из Меридиана (штат Миссисипи)[8]. Этот энергичный молодой человек с изысканным, но несколько сангвиническим темпераментом отличался личной храбростью и крайне старомодным южным красноречием.