Многие современные исследователи смотрят на зиму 1917/18 года как на один из великих поворотных моментов мировой истории, при котором публично формировались и делились два великих противоречия – тоталитарный и либеральный ответы на возникшие проблемы современности: густонаселенность, индустриализм и урбанизацию. Первая концепция была персонифицирована и четко определена Лениным, другая же, более туманная и менее адекватная, – Вильсоном. Тоталитарный путь предполагал не только насильственный и полный разрыв с прошлым, но и фактическое уничтожение социального и политического наследия человечества, безграничной веры в способность современного индивидуума понять свои проблемы и наметить собственный курс. Из него следовала централизация всей социальной и политической власти, безоговорочное подчинение, направление всех локальных и индивидуальных импульсов к коллективной цели (однако определенной централизованно) и преднамеренная ликвидация значительной части цивилизации в интересах прогнозируемого прогресса остальных. Другая концепция рассматривала этические нормы – в основном уходящие корнями в религию, как в основу всего человеческого роста. Она признавала мудрость и опыт предыдущих поколений, формирующих базовое отношение к проблемам современности, и верила, что все изменения, несущие в себе пользу, должны происходить постепенно, быть органичными и ни в коем случае не разрушительными. Либерализм отвергал необходимость классового насилия и рассматривал личность как цель, а не инструмент социальной организации. Он приветствовал разнообразие мотивов и интересов, фактически считая, что высшая мудрость заключается во взаимодействии разнообразия человеческих импульсов, предпочитал в целом мириться с несовершенствами общества, унаследованными из прошлого, и надеялся, что их можно эволюционно и мягко трансформировать к лучшему, а не пытаться выкорчевать и уничтожить все сразу, рискуя вырвать с корнем и остальное.

Именно эта потрясающая дихотомия, универсальная по своим последствиям, легла в основу русской революции и теперь, в 1918 году, проявлялась в полной мере. Именно ей выпало стать главной проблемой следующей половины столетия. На самом деле русская революция не имела никакого отношения к Первой мировой войне: она не была тем вопросом, из-за которого воевали народы Западной Европы и Америки. Прежде всего война олицетворяла соперничество между европейскими странами и определение места объединенной и укрепившейся Германии как ключевой державы в мировой экономике.

Именно по этой причине, поскольку речь шла о столкновении двух противоположных мировоззрений, первоначальная встреча между союзниками и советским правительством вызвала столько путаницы. Эту путаницу советские идеологи предпочли игнорировать и скрывать. Для мирового коммунизма было более удобно рисовать драматическую картину того, как западные державы 1918 года, напуганные появлением коммунистической идеологии, пытались спастись, задушив советскую власть в ее зачаточном состоянии, нежели признать реальность мира в состоянии войны: усталую государственную мудрость и пробуждение национальных чувств, зацикленных на навязчивых военных идеях.

Но все же это существовало: в 1918 году неразбериха и хаос являлись преобладающими элементами во внешнеполитических отношениях с Россией. Именно из-за них события, которым посвящено это исследование, вызывают столь безмерное и обескураживающее недоумение, но и именно из-за этой путаницы и черпается неповторимый событийный колорит и драматизм.

Начало мировой войны в 1914 году фактически закрыло российские балтийские порты как каналы доступа России к Атлантическому океану. У Северной и Западной России не было прямого морского выхода к Атлантике, за исключением пути, лежащего через заливы и бухты Баренцева моря на арктическом побережье. По состоянию на 1914 год в этом регионе существовал только один сколько-нибудь значимый порт – Архангельск, расположенный в устье Северной Двины на Белом море.

Основанный в 1584 году голландскими купцами, Архангельск вскоре превратился в важную торговую гавань, связывающий Россию и Запад. Он служил альтернативой нарвскому порту в Финском заливе и, безусловно, приобрел огромную значимость, когда связь с Нарвой прервалось. В XVIII–XIX веках ряд событий (приобретение Россией балтийских провинций с превосходным и устоявшимся рижским портом, развитие нового порта в Санкт-Петербурге и первоначальная ориентация российского железнодорожного строительства на балтийские гавани) привел к снижению активности и значения архангельского порта. В начале XX столетия была построена железная дорога, привязавшая порт к общей железнодорожной системе России. Как следствие, его деятельность снова стимулировалась благодаря быстрому росту британского спроса на древесину и другие лесопромышленные товары. К 1914 году это место, несмотря на удаленное расположение, превратилось в административный и коммерческий центр всего Русского Севера, а численность населения стала составлять почти 50 000 человек. Безусловно, Архангельск обслуживал лишь малую долю внешней торговли России в стоимостном выражении, но крупные объемы поставок предполагали высокую транспортную активность.

Порт расположен на восточном берегу Северной Двины в том месте, где большой водный поток расширяется, образуя островную дельту. Несколько каналов тянутся еще на сорок миль через острова к открытой воде Белого моря. Этот район представляет собой прекрасный естественный порт с защищенной якорной стоянкой для сотен океанских судов с огромным пространственным потенциалом. И порт, и сам город лишний раз демонстрируют небрежную природную щедрость, являющуюся выдающейся характеристикой северорусского ландшафта в целом.

К 1914 году портовые доки и склады уже тянулись на целых тринадцать миль вдоль обоих берегов. Хотя основная масса городских зданий состояла из бревенчатых строений (что характерно для всех северорусских поселений того времени), Архангельск мог похвастаться главной улицей – Троицким проспектом, задуманным по впечатляющим образцам великих петроградских аналогов. Он простирался почти на три мили параллельно берегу Двины и был окружен рядом относительно современных постоянных сооружений.

Кроме отдаленного расположения, к самым серьезным недостаткам Архангельска, как порта военного времени, относилась его ледяная скованность на протяжении почти полугода. Навигация закрывалась, как правило, в ноябре и не возобновлялась до конца мая, а иногда даже и июня, хотя с помощью современных ледоколов удавалось сокращать этот период на несколько дней с обеих сторон временного интервала. Иногда можно было добиться некоторого облегчения за счет использования разгрузочных зон вблизи устья дельты. Но факт оставался фактом: внутренняя гавань, составляющая основную зону доков, обычно была закрыта для судоходства на период почти шести месяцев в году. Активность порта значительно возросла в первые годы войны в связи с ростом поставок боеприпасов и военного снаряжения от западных союзников в европейскую часть России. Например, только за лето 1916 года в порт зашло более 600 судов, в 1917-м здесь появились и первые американские корабли быстро растущего военного и торгового флотов.

Следует заметить, что до 1917 года у Соединенных Штатов не было постоянного официального представительства в Архангельске, и в первые военные годы только один местный житель, некий датский бизнесмен, побочно оказывал услуги американской стороне, выступая в роли консульского агента. К лету 1917 года датчанин ухитрился (неизвестно – заслуженно или нет) попасть в черные списки разведслужб союзников как вероятный немецкий шпион. По этой причине, а также и потому, что американские суда теперь начали регулярно посещать порт, правительство Соединенных Штатов решило заменить консульского агента на официального консульского представителя. Мистер Феликс Коул, один из самых молодых вице-консулов военного времени в штате петроградского консульства, был официально направлен в Архангельск в конце лета. Этот выпускник Гарварда пять лет проработал в России по частным делам до поступления на дипломатическую службу и обладал хорошим практическим знанием русского языка. После его прибытия в Архангельск правительство Соединенных Штатов впервые получило независимый источник информации о событиях в северном регионе.