© ЗАО «Центрполиграф», 2024

© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2024

В духовном развитии русского общества за XVIII и XIX вв. далеко не все черты ясны и отчетливы. Из огромного запаса, накопленного былой жизнью, – памятников литературы, источников, рисующих общественные настроения, политическую борьбу и прочее, – многое уже изучено или подготовлено к изучению; стали возможными и попытки охватить «историю русской интеллигенции» или «историю русской общественной мысли». Тем не менее остается сделать еще не мало. Необходимо и подвести итоги всей уже исполненной работе, чтобы вполне была осознана основа изучения духовной жизни прошлого.

Исследования А.Н. Пыпина представляют собой именно такую основу. Извлечь разыскания Александра Николаевича из старых журналов, где они погребены, собрать их в одно целое – прямая обязанность тех, кто понимает огромное значение его научных трудов.

Областью нашей духовной культуры, в пределах которой особенно много работал Александр Николаевич, было начало XIX в., Александровская эпоха. Корни ее, уходящие вглубь веков, не остались также вне круга наблюдений ученого.

Заметное явление русской жизни первой четверти XIX в. – масонские организации. Масонство давало значительной части общества готовые рамки для религиозных и философских взглядов, литературных вкусов, политических симпатий.

Исследуя времена Екатерины II или общественное движение при Александре I, Александр Николаевич не мог оставить масонство за пределами своего кругозора. Не склонный к мистике и ее проявлениям, он направил, однако, на них свое внимание. Чуждые ему алхимические рукописи он изучал так же настойчиво, как и образцы политической литературы.

Основанные на этом изучении и на трудах С.В. Ешевского, М.Н. Лонгинова, П.П. Пекарского, Н.С. Тихонравова, очерки А.Н. Пыпина дают последовательную картину развития русского масонства; очерки эти сохраняют притом всецело свое значение и теперь, через много лет после того, как были написаны.

Новейшие работы по истории русского масонства XVIII в. (Я.Л. Барскова, А.В. Семеки, Т.О. Соколовской, Е.И. Тарасова, В.Н. Тукалевского и др.) составляют ценные дополнения к трудам Александра Николаевича, но не заменяют их, да и не ставят себе такой цели. Для первой четверти XIX в. новые материалы позволили исследователям (В.И. Семевскому, Т.О. Соколовской и др.) пойти дальше вперед, но и для этого времени отправная точка дана «Материалами» А.Н. Пыпина.

Александр Николаевич готовил переиздание своих очерков. Текст первых его статей (Русское масонство в XVIII веке // Вестник Европы. 1867. Кн. II, III, IV, и Русское масонство до Новикова // Там же. 1868. Июнь и июль) был им переработан еще в 1870 г. и получил единый, законченный вид – истории русского масонства в XVIII в. Книга не была издана, так как автор отвлечен был дальнейшими исследованиями в той же области (Материалы для истории масонских лож // Вестник Европы. 1872. Январь, февраль, июль, и Хронологический указатель русских лож. 1873). Позднее Александр Николаевич предполагал свести в одно целое уже все названные работы, и это задержало переиздание очерков, потребность в котором между тем давно назрела.

Текст очерков печатается теперь в том виде, какой ему был придан Александром Николаевичем. В качестве приложений помещены «Материалы», «Указатель лож» и позднейшая статья «Homunculus» (1896 г.). Приложения составляют, по внутреннему своему содержанию, одно целое с основным текстом.

Много усилий потрачено редактором на переработку «Указателя лож»; иные сведения пришлось выбросить как неверные, некоторые свести воедино, многое добавить; вместо прежних 142 лож отмечено теперь 187. Конечно, и в таком виде «Указатель лож» не может считаться законченным и по-прежнему сохраняет характер издания «для дополнений и поправок».

В остальных частях книги редактор старался сохранять в неприкосновенности текст Александра Николаевича, предпочитая выносить поправки в «Примечания» после текста[1]. То, что тем не менее пришлось вставить в текст, отмечено прямыми скобками. Изменения или перестановки оговорены в «Примечаниях».

Г. Вернадский

«Имя Новикова, – так начинает свою книгу его биограф[2], – стало пользоваться громкой известностью в России более восьмидесяти лет тому назад, и в течение целого десятилетия общее внимание образованных людей было обращено на деятельность этого необыкновенного человека и его друзей. Несчастие, постигшее Новикова, положило конец не только этой деятельности, но и толкам и рассуждениям о ней. Предмет такого рода не мог подлежать, по весьма понятным причинам, ведению печати в течение длинного периода времени. Последователи Новикова, так называемые мартинисты и масоны, ограничивали также очень долго свои беседы и воспоминания о нем тесным кружком немногих избранных. Причины тому были преимущественно следующие. Люди эти не хотели выступать перед публикой с рассказами о прошедшем и подвергать заветные свои убеждения презрительным насмешкам несведущих и легкомысленных людей, которых ободряло осуждение, поразившее официально Новикова и его действия. Притом же после гонения, испытанного Новиковым, рассказы о нем могли возбуждать подозрения в сочувствии к делу его, ославленному как опасное, и к людям, провозглашенным зловредными. Таким образом, молчание об обстоятельствах, касавшихся Новикова, происходившее из скромности и из опасений, обратилось надолго в некую привычку. Даже в то время, когда масонские учения, близкие по духу к новиковскому, опять взяли силу и стали (около 1810 г.) проповедоваться в довольно значительном числе книг, оригинальных и переводных, выходивших не только в столицах, но и в провинциях, – молчание о лицах, составлявших новиковский круг и участвовавших в его деятельности, все-таки почти не нарушалось. Разве изредка прерывалось оно в печати полунамеками и загадочными иносказаниями…»

Эти замечания достаточно объясняют, каким образом могло случиться, что личность, подобная Новикову, личность, имевшая в свое время чрезвычайно обширное влияние, несмотря на то, могла на долгое время почти совершенно изгладиться из памяти общества, так что теперь историк не без особенного труда восстановляет факты жизни и деятельности этого человека, будучи почти лишен прямых преданий (Новиков умер в 1818 г.) и вынужденный ограничиваться почти одними официальными документами, изображающими последнюю насильственную катастрофу этой деятельности. Вместе с личностью Новикова оставалось недоступно для истории и целое общественное движение, в котором он играл господствующую роль. Таков фатум, не один раз падавший на наших общественных деятелей.

К сожалению, такая неизвестность лежит в большей или меньшей степени на всей внутренней истории нашего общества. Мы знаем военные деяния и внешнюю официальную историю государства, но внутренняя история общества, представляющая наиболее глубокий нравственный интерес, до сих пор остается для нас покрыта или полным туманом, или теми же полунамеками и загадочными иносказаниями. Ревнивые патриоты очень нередко упрекали общество за его равнодушие к прошедшему и к его славным деятелям; но эти упреки, конечно, были справедливы, когда общество, вместо истории, находило в существовавшем запасе одни послужные списки, восхваляющие реляции, или один сырой материал, без связи и без освещения, или когда оно чувствовало, что предлагаемая ему история обходит много самых существенных событий, умалчивает о его собственной внутренней жизни. Та часть общества, которую сколько-нибудь можно назвать образованной, всегда интересовалась теми книгами, где она могла находить нечто похожее на настоящую историю, особенно новейшую.