18. Контрольным советом будут предприняты соответствующие шаги для осуществления контроля и права распоряжения принадлежащими Германии внешними активами, еще не находящимися под контролем Объединенных Наций, принявших участие в войне против Германии.
19. Выплата репараций должна оставлять достаточно ресурсов, чтобы дать возможность немецкому народу прожить без внешней помощи. При выработке экономического баланса Германии должны быть предусмотрены необходимые средства для оплаты импорта, одобренного Контрольным советом в Германии. Для оплаты такого импорта в первую очередь должны использоваться поступления от экспорта из текущего производства и запасов.
Вышеуказанное положение не будет применяться к оборудованию и продукции, упомянутым в пункте соглашения о репарациях (см. ниже).
Комментария заслуживают три момента. Во-первых, высказывались призывы к проведению согласованной политики (пункт 14), но она так и не была согласована. Разумеется, предполагалось, что все эти меры должны определяться Контрольным советом. Но это был четырехсторонний орган, который мог действовать лишь при согласии всех четырех членов, а на практике оказалось невозможным выработать общую политику по ряду вопросов (например, по валютной реформе), поскольку Совет не смог прийти к согласию. Западные державы не хотели действовать самостоятельно в вопросах, отнесенных Потсдамскими решениями к компетенции центральной власти, и поэтому на некоторое время ряд насущных проблем пришлось отложить. Но к моменту принятия Потсдамских решений русские без консультаций с союзниками уже взяли на себя обязательства по земельной реформе, репарациям и линии Одер-Нейсе. Если они собирались так действовать и дальше, то предположение о том, что Контрольный совет сможет согласовать общую политику, выглядело довольно смелым.
Во-вторых, пункт, призывающий к проведению единой политики, заканчивается тем, что, при всей видимости разумности, предусматривается, что при ее применении «при необходимости учитываются различные местные условия». Это одна из тех удобных фраз, которые один американский политик однажды назвал «уклончивыми» и которые, в руках умелых адвокатов, могут быть использованы для того, чтобы уйти от тех обязательств, которые в противном случае казались бы «железобетонными». Включение такого положения в любое соглашение, где добросовестность всех сторон не может считаться само собой разумеющейся, чревато неприятностями.
В-третьих, внимательное изучение покажет, что действие этих пунктов зависит от расплывчатой концепции уровня жизни, который должен быть разрешен для Германии, и в этом решающем пункте используемые формулировки выглядят наиболее неудовлетворительными.
После указания в директиве JCS № 1067 о том, что основные стандарты жизни не должны оказаться «на более высоком уровне, чем тот, который существует в любой из соседних Объединенных Наций», контрольным органам предписывается обеспечить производство товаров и услуг, «необходимых для поддержания в Германии среднего уровня жизни, не превышающего средний уровень жизни в европейских странах». Большая часть последующих обсуждений начиналась с предположения, что Германии обещаны стандарты, равные среднеевропейскому уровню, и трудно понять, какой другой эффект могли оказать слова «обеспечить» и «необходимых для поддержания». Однако можно утверждать, – и впоследствии так и было сделано русскими во время обсуждения «Уровня промышленности», – что слова «не превышающего» лишают эту фразу каких-либо обещаний и гарантий. Если поддержание немецких стандартов на среднеевропейском уровне делало невыполнимыми другие части Соглашения, то, согласно этой интерпретации, положение нужно было урегулировать путем снижения указанных стандартов. И в американском политическом заявлении, опубликованном Госдепартаментом 12 декабря 1945 года, признавалось, что «поскольку Берлинская декларация не содержит никаких положений относительно уровня жизни в Германии в период оккупации, оккупационные державы не обязаны обеспечивать импорт, достаточный для достижения в Германии уровня жизни, равного среднеевропейскому». Истина заключается в том, что мышление до капитуляции было настолько пропитано идеей сокращения мощи и преимуществ Германии, что не принимало во внимание возможность того, что первоначальной проблемой может оказаться предотвращение снижения немецких стандартов, или (как однажды выразился Черчилль) это будет скорее вопрос удержания Германии от краха, чем ее падения. Соответственно, было сочтено достаточным определить максимальный стандарт, когда на самом деле необходимо было установить минимальный. И на практике взаимосвязь между этим пунктом и всем разделом о репарациях имела большое значение для выполнения Соглашения.
б) Решения о репарациях. Как всегда, русские больше всего были озабочены репарациями, и Бирнс сказал, что эта тема оказалась одним из нерешенных вопросов Потсдамской конференции. Проект текста, который должен был послужить основой для обсуждения, как говорят, был привезен из Москвы Комиссией по репарациям, созданной в Ялте. Но он мог принести относительно мало пользы потому, что Комиссия не смогла достичь какого-либо соглашения по данному вопросу, и потому, что только по прибытии в Потсдам, да и вообще по ходу конференции, англичане и американцы осознали масштабы изъятий.
Они обвиняли русских не только в этом, но и в том, что передача Польше столь значительной территории повлияет на потенциал Германии. Как, спрашивал президент Трумэн, может быть решен вопрос о репарациях, «если часть немецкой территории исчезнет до того, как мы достигнем соглашения о том, какими должны быть эти репарации». Что касается второй жалобы, то русские отрицали, что оба вопроса связаны между собой. В первом случае Майский попытался сформулировать определение военных трофеев, которое оправдывало бы изъятие таких вещей, как ванная сантехника и столовое серебро, но проявил так мало необходимой изобретательности, что впал в немилость к Сталину и навсегда исчез из международной жизни. Затем Молотов откровенно признался в том, что происходит, и предложил в виде компенсации сократить объем претензий. Американцы утверждали, что односторонние действия России сделали невозможным общее решение проблемы репараций. Они утверждали, что справедливое разделение между союзниками стало невозможным теперь, когда один из них уже обошелся без участия остальных и не ведет учет своих приобретений. Единственным удовлетворительным решением в таких обстоятельствах было то, что каждая страна должна была изымать репарации из своей собственной зоны. Это облегчалось тем, что 40 % имеющихся заводов, как считалось, находилось в русской зоне. Если 10-я часть из 60 % предприятий, находящихся в западных зонах, будут дополнительно переданы русским, то их требование о половине от общего объема будет удовлетворено.
Но что собой представляла эта сумма? Сталин и Молотов настаивали на установлении точной суммы и утверждали, что в Ялте была согласована цифра в 20 млрд долларов. Возникла опасность достичь согласия путем ловкого составления чернового проекта. Ведь Комиссии по репарациям было всего лишь поручено взять эту цифру «за основу в своих исследованиях». Бирнс пытался объяснить, что «если вы берете что-то за основу для обсуждения, то не обязательно обязуетесь принять это». Особого успеха он не добился. Однако ему удалось убедить Сталина, что в Потсдаме, по крайней мере, американцы и британцы не собирались называть какую-либо определенную цифру.
«Затем генералиссимус… – говорит Бирнс, – начал торговаться. Сначала он предложил фантастическое увеличение репараций. Затем предложил увеличить с 12 % до 15 % количество капитального оборудования, которое должно быть вывезено из западной зоны в обмен на такие товары, как продовольствие, уголь, лес и так далее. Я сказал, что если он снимет другие свои требования и согласится с двумя другими спорными предложениями, то мы согласимся на 15 %. Он согласился, и вскоре после этого конференция закончилась».
