В таких обстоятельствах любые меры, способные нарушить работу фермерского сообщества, выглядели бы безумием, и даже нацистская организация по сбору продовольствия осталась в значительной степени нетронутой.
Положение союзных войск на момент окончания военных действий было, конечно, результатом военных потребностей; оно не соответствовало зональным границам, разработанным Европейской консультативной комиссией и согласованным в Ялте. Направление наступательных действий союзников привело к тому, что американцы и французы оказались к северу от их «ялтинских» границ (хотя западные армии не продвинулись так далеко на восток, как призывал Черчилль, в то время как Эльба, на которой они остановились, находилась значительно севернее и восточнее линии, согласованной в качестве границы русской зоны. Черчилль описывает свои усилия поставить вопрос о корректировке в зависимость от взаимопонимания с русскими и, соответственно, отложить его до окончания Потсдамской конференции. Но значение этого вопроса, как и вопроса о взятии Берлина, не было по достоинству оценено в Вашингтоне во время «смертельного разрыва между теряющим силы президентом Рузвельтом и все крепнущей хваткой президента Трумэна в отношении обширных мировых проблем». Приказ о выводе западных войск был отдан 1 июля. Вопрос о вступлении союзников в Берлин оставался открытым.
Предложение сделать Берлин трехсторонним «островом» в центре русской зоны возникло как часть разработанного в 1943 году Комитетом Эттли плана, принятого Госдепартаментом, одобренного министрами иностранных дел в октябре 1943 года и переданного на доработку Европейской консультативной комиссии, когда этот орган начал работу в январе 1944 года. Как таковое, оно было в принципе принято на конференции в Ялте, но чтобы точно определить, как будет функционировать это беспрецедентное соглашение, не было сделано ничего. В мае 1944 года Уайнант поставил перед Вашингтоном вопрос о согласовании точных условий, гарантирующих доступ союзников в город, но Военное министерство придерживалось мнения, что, поскольку невозможно заранее знать, какие коммуникации окажутся пригодны для использования, этот вопрос должен быть оставлен на усмотрение военного командования на момент ввода войск[26].
Этого принципа придерживались и после окончания боевых действий, и для прояснения этого вопроса 29 июня в Берлине состоялась встреча маршала Жукова, генерала Уикеса и генерала Клея. Потсдамская конференция должна была начаться 15 июля, и было известно, что русские все дела в городе решают в соответствии со своими целями; это заставило англичан и американцев беспокоиться о том, чтобы их войска прибыли на место и заняли позиции. Они попросили предоставить им доступ по трем железным и двум автомобильным дорогам. Русские заявили, что в связи с демобилизацией Красной армии невозможно использовать более одной железнодорожной линии через Магдебург и Потсдам, а также автобан из Хельмштедта. Кроме того, предлагалось два воздушных коридора. Русские также настаивали на том, чтобы западные державы снабжали свои сектора продовольствием и углем, хотя город никогда не получал значительную часть продовольствия из Западной Германии.
Пять лет спустя генерал Клей находил «удивительным», что перед отъездом из Вашингтона на должность заместителя военного губернатора Соединенных Штатов ему самому не пришло в голову посетить Государственный департамент и что эта идея никогда не была предложена ему кем-либо другим. (Это упущение не так удивительно в свете того, что теперь известно об отношении Отдела гражданских дел Военного министерства ко всем вопросам, связанным с оккупацией Германии.) Соответственно, он не понял, что «требование единодушного согласия» в Союзном контрольном совете не позволит этому органу принять любое решение, против которого возражали русские. Он и генерал Уикес решили, что лучше всего принять русские предложения «как временную договоренность» о въезде в город, оставив за собой право позже вновь обсудить этот вопрос в Контрольном совете. Он даже не стал излагать соглашение в точных письменных терминах, опасаясь составления или согласования официального документа, устанавливающего «что-либо меньшее, чем право неограниченного доступа», хотя было решено, что все передвижения союзников «будут свободны от пограничного досмотра или контроля со стороны таможенных или военных властей». Были достигнуты договоренности о продвижении 25 000 американских и 25 000 британских солдат в период с 1 по 4 июля. На последующих встречах 7 и 10 июля были определены меры по снабжению и основы контроля над городом через Комитет четырех держав, или Комендатуру[27].
Неудача с достижением письменного соглашения о правах на коммуникации в западных зонах и Берлине могла оказаться несущественной, если бы четырехстороннее правительство функционировало так, как ожидали британцы и американцы. Однако, как оказалось, готовность политических властей верить в намерения России и неспособность дипломатов проинструктировать солдат привели к неприятностям три года спустя.
Ситуация, с которой столкнулись прибывшие войска, оказалась необычной. Русские провели хорошую уборку, даже если здания, которые занимали их собственные подразделения, и не требовали особого внимания. С улиц убрали трупы и обломки, но исчезло не только это.
Были угнаны все лошади, которых русские смогли найти, и вдобавок к ним 7000 коров. Они демонтировали холодильные установки на скотобойнях, отдирали печи и трубы из ресторанных кухонь, вывезли оборудование с мельниц и фабрик, а в момент нашего прибытия завершали демонтаж американского завода швейных машин «Зингер». В британском секторе они вывезли генераторное оборудование с единственной современной электростанции в городе. Большая часть похищенного оборудования была сомнительной пользы или разбита по незнанию.
Местные жители рассказывали душещипательные истории о жестокости. В процессе рассказа они, конечно, добавляли многое от себя и часть приукрашивали, и при этом, кроме того, необходимо делать поправку на отношение немцев к славянам. Более того, определенная доля насилия стала результатом непонимания: немцы, которые держали себя в руках и не проявляли страха, могли остаться незамеченными, в то время как те, кто говорил по-русски, вполне могли установить цивилизованные отношения. Беспорядков трудно избежать, когда города взяты в результате ожесточенных боев в конце длительной войны; такое происходило и в Западной Германии. Но невозможно спорить с тем, что лето 1945 года в Берлине стало довольно мрачным временем. Официальный продовольственный паек в 1240 калорий в день был обеспечен лишь на две трети; в мае ежедневно умирали 2000 человек, к августу – 4000 (аналогичный показатель в 1938 году составлял всего 150 человек); девятнадцать из каждых двадцати детей, родившихся в июле в американском секторе, не выживали (тогда как до войны шансы на выживание были прямо противоположными).
Нехватка топлива тормозила возрождение промышленности. Все лица выражали страдания и шок. Полиция и пожарная охрана были дезорганизованы… До сих пор не было устранено почти 3000 разрывов водопроводных сетей. В каналах и озерах все еще оставались трупы, их выкапывали из-под завалов. Большое количество неочищенных сточных вод приходилось сбрасывать в каналы. и работало только 23 из 84 канализационных насосных станций.
В русской зоне царила такая же неразбериха, и так продолжалось еще долгое время. Советские власти не стали дожидаться Потсдамской конференции, чтобы начать операцию по выплате репараций; для них не было и речи о том, чтобы достичь четырехстороннего соглашения по перечню пригодных для вывоза предприятий. Любые заводы бессистемно демонтировались и вывозились на доступном транспорте, после чего многое зачастую оказывалось брошенным в пути. Главный приоритет, по понятным причинам, отдавался оборудованию связи: несмотря на то что русская железнодорожная колея была шире немецкой, были демонтированы большие участки путей, а большинство маршрутов в зоне, включая единственный, который был предоставлен в распоряжение англо-американцев, были сведены в одну линию[28]. Также высокий приоритет имели сталелитейные заводы, фанерные предприятия и водородные установки.
