У.У. (смеется): Как же мне нравится выслушивать различные теории по поводу моего рассказа!
Б.П.: Вы смеетесь, потому что я заблуждаюсь?
У.У.: Нет, вовсе нет. Когда я писал рассказ, я хотел, чтобы у него возникло как можно больше разных толкований, поэтому мне приятно узнавать новые интерпретации, о которых я даже не догадывался. По крайней мере, осознанно, если вы меня понимаете. Я буду честным с вами до конца, Бенджамин, и впервые публично признаюсь, откуда я взял имена детей. Из песен, которые исполняла малоизвестная панк-группа моей подруги Лиз. Надеюсь, вы не разочарованы?
Б.П.: Нет, что вы. Мне кажется, это нереально круто.
У.У.: Да, это была такая шутка, понятная только своим. Но эти, казалось бы, выбранные наугад имена тоже обрели особый смысл. По крайней мере, для меня.
Б.П.: А как вам такое аллегорическое прочтение – я читал статью одного моего знакомого критика, который считает, что за всеми этими странными и таинственными событиями кроется классическая история. Что Адмирал, Ворона и Кошачьи штанишки – это, своего рода, синкретические воплощения Гора, Осириса и Сета из египетской мифологии, а мистер Х______ не кто иной, как Уицилопочтли – мексиканский бог войны с головой птицы. Насколько близка ее трактовка к реальности?
У.У.: Я не пытался делать конкретных отсылок ко всем этим мифам о богах с телами людей и головами птиц. Но это не значит, что они не повлияли на мое творчество. В детстве я читал мифы о древних богах, и они остаются со мной, как и со всеми нами, даже если мы и не осознаем этого. В этом и заключается истинная сила литературы. И писатель, и читатель могут быть кладезями секретов, о существовании которых они не догадываются.
Бен просыпается только в час дня. Во сне ему снился долгий полуночный разговор с Марни. Они стояли в гостиной и даже не пытались сесть и расположиться поудобнее. Ему запомнилась часть этого разговора, она была следующей:
«Когда вы впервые прочитали «Кое-что о птицах»?» – «Лет пять назад» – «Когда вы переехали в город?» – «Наверное, года три назад» – «Наверное?» – «Простите, это было два года назад, в прошлом сентябре. Мне кажется, что я прожил здесь дольше. Не знаю, почему этот вопрос вызвал у меня замешательство». – «Взрослым вы всегда жили один?» – «Да». – «Как далеко вы находитесь от вашей матери? Можете сказать точно в милях?» – «Про мили я не уверен, но она живет в другом часовом поясе». – «Скажите, почему вам так не нравится ваша работа в ресторане?» – «Приходится изображать любезность. Из-за этого я чувствую себя никчемным и одиноким». – «У вас было много любовниц?» – «Всего две. И оба раза отношения продлились меньше двух месяцев. К сожалению, это было давно». – «Что было давно?» – «Когда у меня последний раз была, как вы выразились, любовница». – «Вы когда-нибудь держали в ладонях живую птичку и чувствовали, какая она хрупкая? Или, может, большая птица сидела у вас на руке или на плече, и вы ощущали, какая сила переполняет ее?» – «Нет. Никогда». – «Что вы выберете: когти или клюв?» – «Я бы предпочел крылья». – «Вы не можете выбрать крылья, Бенджамин. Когти или клюв?» – «Ни то, ни другое? И то, и это?» И так далее и тому подобное.
Бен не вышел на работу и не позвонил. Его телефон вибрирует от бесконечного потока сообщений с вопросами вроде: «Где ты?», «Ты придешь?». Он надеется, что вместо него вызвали этого засранца Ши. «Теперь я буду работать только над „Нью дарк ревью”», – говорит он звонящему телефону. Бен решает, что если избавится от и без того весьма хрупкой финансовой поддержки, то сможет наконец преуспеть на своем любимом поприще. Он говорит: «Тони или плыви», а затем упрекает себя за то, что не смог подобрать более подходящей ассоциации, связанной с птицами. Ведь именно птицы откладывают яйца на скалах где-то у берегов Ирландии, а потом матери выбрасывают своих птенцов из гнезд, и те падают к подножию утеса, чтобы либо взлететь, либо погибнуть. Бен полон решимости превратить свой любительский журнал со статьями о необычной современной литературе ужасов и странной фантастике в дело жизни. Он не настолько наивен, чтобы полагать, будто журнал сможет поддерживать его финансово, но, возможно, благодаря ему он сделает себе имя и обретет авторитет в данной сфере, и это поможет ему добиться большего. Он сможет размещать за деньги рекламные материалы различных издательств, а также запустить подписной сервис электронных книг. Невольно он начинает мечтать о том, как «Нью дарк ревью» выиграет премию в издательской индустрии. После такого успеха он выпустит антологию рассказов, посвященных Уитли, – цикл историй, написанных другими знаменитыми писателями и сосредоточенных вокруг рассказа «Кое-что о птицах». Как жаль, что его заставили удалить фото из Фейсбука! Он боится, что упустил возможность. Сообщения и электронные письма с вопросами, почему он удалил сообщение, только усугубляли ситуацию.
Вместо того, чтобы приступить к работе, реализовать свои идеи по продвижению журнала «Нью дарк ревью» и попытаться заработать на нем, Бен ищет в интернете информацию об ирландских птицах, живущих на скалах, и находит статью о кайрах. Они не выбрасывают своих птенцов из гнезд, птенцы следуют на зов своего отца, находящегося у подножия скалы. И они не летят. Птенцы пикируют вниз, отскакивают от склонов скал, и, если им удается уцелеть, они плывут по морю вместе с родителями.
Бен расшифровывает оставшуюся часть интервью и публикует его. Он размещает ссылки на него на разных платформах, однако интервью не вызывает такой же бурной реакции, как фотография с головой птицы. Он решает продумать долгосрочную рекламную кампанию для продвижения интервью, чтобы оно еще долго вызывало интерес, использовать, так сказать, концепцию «длинного хвоста» (популярный в маркетинге и издательском деле термин, куда же без него). После интервью Бен хочет опубликовать большое критическое эссе о творчестве Уитли. Он перечитывает «Кое-что о птицах» еще восемь раз. В гостиной вешает на стену картонную доску. Расписывает на ней основные события рассказа и чертит карту местности, где разворачивается действие, составляет список всех персонажей и для каждого создает досье, использует отрезки веревок и ниток, чтобы установить связи между ними. Он прикрепляет к доске карточки, на которых выписаны цитаты Уитли. Птичью голову он тоже рисует.
В ту ночь в дверь снова стучат. Но Бен не знает, реальный ли это стук, или он ему только снится. На этот раз звук совсем легкий, похожий на едва слышные прикосновения к двери, а не на стук. В то время, когда Бен писал эссе, он, может быть, и обрадовался бы еще одному визиту Марни, но сейчас натягивает одеяло на голову. В конце концов, стук стихает.
Позже на улице усиливается ветер, начинается дождь, и квартира наполняется разнообразными звуками, чем-то напоминающими хлопанье тысяч крыльев.
У.У.: В этом ведь и заключается вопрос, не так ли? Тот самый вопрос, который фактически задает заглавие истории. Меня всегда восхищали птицы, это началось задолго до написания рассказа. Я никогда не мог сформулировать почему. Да, рассказ странный, ироничный, возможно жутковатый, но на самом деле он о моей любви – другого слова я не способен подобрать, – любви к птицам. Простите, что никак не могу толком ответить на вопрос. Попробую еще раз. Наше восхищение птицами продиктовано не только этой пошлой эзотерической душевной тоской, многие из нас, причем не самые дурные люди, считают, что эти чудесные животные служат олицетворением наших озлобленных, близоруких душ, если у нас вообще есть души. Есть в птицах нечто необычное, как будто они не из этого мира, не так ли? И хвала за это небесам! Кажется, что они обладают знаниями, которые нам абсолютно неведомы. Я не уверен, что могу хорошо объяснить, но именно поэтому я и написал рассказ. В нем мне удалось рассказать о птицах намного лучше, чем я это делаю сейчас. Я, скромный наблюдатель, всегда считал, что наиболее подходящая эмоция, которую мы должны испытывать в присутствии птиц, – это благоговение. Благоговение – смесь страха и даже ужаса с неистовым исступлением.
