А уж когда их привезут, он им все припомнит: и как на потентата обижаться, и как злоумышлять, и как идти против правящей семьи, и как именно надлежит поступать с отступниками! Но все пошло не так. За целую неделю Гархель тин Пассодье, что ни предпринимал, так и не смог преодолеть защиту имения тин Лаферье. И его, и членов его элитного, между прочим, отряда просто отбрасывало при попытке хотя бы прикоснуться к стенам. Все, чего ему удалось добиться от обитателей – это единственного ответа, что владелица имения будет разговаривать только с Робером тин Веронье. Отчет тин Пассодье дышал бессильной злобой, и разве что не дымился в руках получившего его потентата. В принципе, ожидаемо, мог бы и сам сообразить, куда Гархелю против заклятий сильнейшего проклятийника Колхидии!

А это означало, что, если Робер хочет добиться хоть какого-нибудь результата, ехать придется самому. Ему-то причинить вред таким образом невозможно. И не пустить его на порог как тин Пассодье тоже не смогут… Но хорошего настроения ему эта мысль не добавляла, скорее, наоборот. К злости на факт наложенного Главным ритуалистом проклятья добавилась дополнительная неприязнь, что его таки вынудили тащиться через полстраны. И кто! Какая-то никому не нужная девка…

Вот перед потентатом ворота имения тин Лаферье мгновенно распахнулись. И Хлеанора тин Лаферье, ожидая визитеров, величественно сидела на возвышении в приемном зале как законная правительница, снисходящая к просьбам простых смертных. И она его не боялась, он это ясно видел, скорее, пребывала в предвкушении от возможности с ним сцепиться, пусть и в последний раз в жизни. А ведь Леа по-прежнему красива и практически не постарела, машинально отметил Робер, даром что с нашей последней встречи прошло… сколько лет? Сорок пять? Пятьдесят? Больше? И фигура такая же соблазнительная… Так, он здесь не затем, чтобы вспоминать прошлое! И постарался сразу перейти к делу:

– А что ж я здесь твоего отца не наблюдаю?

– И тебе здравствовать, потентат, – ехидно уколола его Хлеанора пренебрежением к элементарным правилам вежливости. – Так сколько лет минуло… возраст, опять же… скончался он.

– А… ну, а теперь хоть ты можешь ответить, зачем все это понадобилось?

– Что это?

А глаза какие удивленные – ну, прямо сама невинность!

– Проклятье нашего рода.

– Скажешь, у меня не было оснований? После твоих действий?

– Может у тебя и были основания обижаться на меня, но при чем тут дети?! Их-то за что?

– У меня тоже был ребенок. Сын. Которого ты не захотел. И он умер. Тебе я сделать ничего не могу, клятва не позволит, тут тебе повезло, но за мое унижение и боль ты будешь наказан. Сам-то ты долго протянешь, живой и здоровый, но при этом будешь смотреть как умирают твои дети и внуки. На это нашего с отцом дара хватило. И ни одна из женщин здешней земли не сможет родить вашей семейке потомков, что не пострадают от проклятья тин Лаферье!

Робер понял, что больше не выдержит, и выданный Миллем тин Ксаранье ритуальный клинок мягко вошел в ее яремную вену.

– Дурак, – еще успела она прошептать немеющими губами, – какой дурак!

Тело Хлеаноры тин Лаферье Робер приказал сжечь, и вернулся в Ольвию с ощущением, что освободился от тяжкой ноши, но еще через двадцать лет понял, что поторопился с суждением. Ришван, любимый внук, и две правнучки скончались непонятно от чего, из всех родственников болезнь пощадила только полугодовалого правнука Ральнера. И тут он понял, что ничего со смертью Хлеаноры не изменилось. Но почему? Он же убил ее, проклятье должно было спасть!

Семейный целитель, Ваниг тин Ксаранье, заменивший на этой должности своего отца, старого Милля, долго допытывался что именно ему сказала Хлеанора, а потом подумав и пожевав губами, неохотно сообщил, что если он правильно догадался, то ее убийство ничего дать и не могло.

– И почему, собственно?

– Да потому, что, если верить ее словам, а перед смертью редко врут, она когда-то была от Вас беременна, Правитель.

– И что?

– А то, что ребенок из семьи проклятийников, зачатый от презираемого человека, выношенный в ненависти и рожденный для мести, сам по себе уже представляет нешуточную угрозу. А если его правильно ритуально умертвить, да еще грамотно проклясть при этом всю кровь рода тин Веронье… а Брюинн тин Лаферье был в этом лучшим… то поторопились Вы ее убивать. Сама ее смерть ничего не меняет, а вот рассказать кое-что нужное она могла.

– Что именно?

– Она могла указать точное место, где ныне хранится сосуд с телом Вашего прόклятого сына.

– И зачем мне знать, где этот гробик?

– Это не просто гробик. Это… филактерия, крестраж, ханпинг, как такую мерзость только не называют… Это его не упокоенная «душа в пробирке». И эта душа периодически пробуждается и уничтожает всех, кто связан с Вами кровными узами.

– И… что теперь делать?

– Попробовать найти сосуд и уничтожить. Иначе проклятье Вашего рода останется вечным.

Легко ему говорить – найти и уничтожить! Кто же знает, куда она могла его запрятать? И ведь наверняка, мерзавка, сделала это втайне ото всех! Н-да, возможно он и впрямь поторопился с ней покончить? Потому что поиски этого клятого сосуда результатов ожидаемо не дали. Зато так же ожидаемо голову подняли недовольные аристократы из Законодательного Собрания, и заклекотали как стервятники о необходимости укрепления шатающейся власти потентата. Вплоть до того, что однажды Робер тин Веронье оказался вынужденным прочесть эдикт, согласно которому семья Правителей теряла практически все свои властные полномочия и привилегии, оставаясь лишь символом правления в Колхидии.

А на его неподдельное изумление председатель Собрания прямо объяснил, что рисковать нельзя. Пока это самая, как ее там, которая сосуд с телом не найдена, на что шансов практически нет, проклятье так и будет умертвлять семью тин Веронье. И что прикажете делать, если, вернее, когда после смерти Робера ее останутся представлять только подростки? С неокрепшей волей и психикой. На которых сможет влиять кто угодно? Что в этом случае ждет страну? Нет, так не пойдет. Отныне молодые люди правящей семьи, имеющие обыкновение умирать, даже не достигнув двадцати лет могут оставаться только декоративным элементом власти. А реальное бремя власти придется нести более зрелым и более долгоживущим. То есть тому органу, который и без того был создан именно для этих целей.

То есть в результате ему предъявляют требование ограничения абсолютной власти потентата, понял Робер, пользуясь возможностью «перебить» право вето единогласным голосованием членов Законодательного Собрания. Ловко… все согласно законодательству… и не подкопаешься. Твари.

– Значит, наше Собрание древних ископаемых воспользовалось ситуацией с проклятьем, почуяло слабину правящей семьи и решило узурпировать власть? – ядовито осведомился Робер.

– Ни в коем случае! – Лорат тин Харадье аж замахал на него коротенькими пухлыми ручонками. – Никто не собирается становиться единоличным правителем и подменять семью тин Веронье. Членство в Собрании станет не наследственным, а выборным. Более того, мы считаем необходимым создание специального структурного подразделения – Выборного Совета, в довесок к Законодательному Собранию. Он и станет исполнительным органом власти.

Обложили, мерзавцы. Что он может сделать? А ничего. И вместо возможности управлять страной он оставит своим потомкам только огрызок, даже скорее призрак власти, ранее принадлежавшей роду тин Веронье. И все из-за какой-то мстительной идиотки, в свое время отказавшейся просто раздвинуть ноги. Неужели правы были родители, когда выговаривали ему за недостойное поведение и действительно не следовало обижать сильный род проклятийников? Даром что своей вины он не чувствовал как тогда, так и теперь.

– Кроме того… – тин Харадье слегка замялся… – подобное решение навсегда отрежет от власти любые другие аристократические рода. Которые могли бы… воспользоваться сложившейся неоднозначной ситуацией… и захотеть радикально отодвинуть ослабший род тин Веронье.