– Хорошо, мам. А вот если я найду способ, или вдруг, а оно именно все будет вдруг, то ты дашь мне разрешение ехать?

– Знаешь, милая, я буду только рада за тебя. И, если такое возможно, то мы с папой сделаем все, что в наших силах.

Лилька подскочила к маме и расцеловала ее в щеки, а потом тихонько прям в макушку сказала, что ее очень любит, и что она лучшая мама на свете.

Впервые за все эти шестнадцать лет Вэйда спала спокойно, она не видела снов, ее словно выключили, чтобы дать набраться новых сил. От нового дня она ожидала чуда, но чуда все не было. Не было и Бориса Николаевича, а ей так необходимо было с ним поговорить.

– Иванова, – услышала она знакомый голос, когда уже выходила из здания колледжа, – Лиля, можно вас на минуточку?

Вэйда подошла к педагогу, улыбнулась и как-то не совсем уверенно поздоровалась. Потом взяла себя в руки и уже твердым голосом проговорила: «Да, Борис Николаевич, конечно, можно».

– Мне, кажется, мы с вами вчера не очень хорошо расстались. Я понимаю, что я многого не понимаю, что я не вижу всей картины целиком, не знаю вашей цели. И что еще хуже, я пытаюсь, пытался вам давать советы.

– Ладно, Борис, это было вчера. Сегодня у меня иная задача. И первое, что мне надо – это увидеть оригинал этой легенды.

– Оригинал? То есть на летурийском?

– Да. Надеюсь, у вас есть.

– Есть, но дома в компьютере. Я как-то давно сфотографировал. Тайком. Все хотел сам перевод сделать, но так ни разу и не открывал.

– Вот, и хорошо, что не открывал, значит, глаз не замылен. Поехали?

– Поехали куда? – растерянностью спросил учитель.

– К вам. То есть, к тебе.

– Вэйда, как бы тебе объяснить, здесь так не принято, – он немного замялся, – Не принято, чтобы студентки, да еще такие юные, ходили в гости к преподавателям. Это, как бы помягче сказать, осуждается и даже наказывается.

Вэйда засмеялась, так звонко, так по-детски, а потом вдруг стала серьезной и взрослой.

– Борис, если мы будем ждать, когда я вырасту, то, боюсь, нам уже ничего не понадобится. Поэтому давайте без всяких оглядок поедем и расшифруем эту чертову тайну. В конце концов, я здесь королева, а вы перед всей аудиторией поклялись мне в верной службе, – и она снова засмеялась.

Дома у Бориса царил хаос. И в этом царстве бардака он легко ориентировался. Ноутбук был извлечен из-под кресла, зарядка к нему нашлась в корзине для белья, а единственный свободный стул – на маленьком балконе.

– Ты прям слуга хаоса, – улыбнулась Вэйда.

– Извини, я ж гостей не ждал, а мне вроде бы нормально – все всегда под рукой.

– Или под ногой, – сказала Вэйда, споткнувшись о пустую чашку.

– Еще раз извини, – сконфужено и тихо произнес Борис.

– Ладно. Время на извинения тратить не будем. Мне нужен лист бумаги, а лучше тетрадь и простой, хорошо отточенный карандаш – насколько реально найти мелкие предметы в этом доме?

– Ты будешь смеяться, но рабочие инструменты педагога всегда на месте.

– О, и где же этот тайник?

Борис подошёл к заваленному бумагами, книгами и журналами столу, открыл верхний ящик – и Вэйда открыла рот от удивления – идеальный порядок: ручки были разложены по цветам, карандаши – в пенале, и все идеально острые, как она любит. В тумбе стола оказались тетради. Осталось только на столе найти место для работы.

– Борис. Я бы тебе предложила помощь в уборке хотя бы стола, но думаю, ты один знаешь степень важности и нужности каждой из этих бумаг. Поэтому я пошла на кухню ставить чайник, и к моменту его закипания, будь так любезен, освободи мне хотя бы треть рабочей поверхности.

Чайник ставить ей очень не хотелось – это потерянные пять минут. Целых пять минут, которые она смогла бы потратить на древнюю, неведомо кем написанную, легенду.

Чай был дешевый в пакетиках и пах свежим веником. Чтобы убить этот вкус и запах Вэйда положила в чашку уже третью ложку сахара – без толку.

– Гадость, правда? – с улыбкой спросил Борис

– Не то слово. Где вы это берете? Я, пожалуй, куплю пару пачек для нашей соседки. В день по три раза заходит, то соли ей дай, то сахара, вчера как раз за чаем заходила – достала уже. И ведь, главное, зашла-взяла-ушла, так нет же ей все про всех узнать надо, на всех других – пожаловаться. И бу-бу-бу, бу-бу-бу, а сама мне в глаза так и пялится – специально для нее куплю.

Борис слушал и смотрел, не отрывая от нее глаз: такая юная, вздорная, милая и такая взрослая, уставшая одновременно.

– Хватит ерундой страдать, уже полчаса потеряли, а мне в семь надо дома быть.

Ноут был старенький, в правом углу темнела трещина с подтекшим пикселем – но ведь нет никакой разницы, когда перед тобой великая тайна.

Тайна оказалась нечеткой, качество фотографии оставляло желать лучшего, а при расширении и вовсе терялись очертания.

– Лупа есть? – без надежды в голосе спросила Вэйда. И уже через минуту на столе лежало желаемое.

–Да тут все не так. А перевод кто делал?

– Сестры и делали. Тут такое дело – он сделал паузу – летурийцы не умели читать и писать.

– В смысле не умели? У нас каждый человек к пяти годам владел счетом, грамотой, литературной речью. Кто вообще тебе эту чушь сказал?

– Вот, у тебя своя истории, а у меня своя. После катастрофы люди оказались в разных местах. И при этом они понимали речь и могли говорить вполне сносно на языке тех людей, кто обитал в тех краях. И это сразу. С первых дней, без всякого обучения. Свой язык мы сохранили, а вот письменность – это загадка. Я как историк, имел доступ к некоторым книгам – все написаны в храме. Некоторые мне разрешили сфотографировать для расшифровки, ну а Легенду я сфотал тайком. До меня некоторые ученые пытались, и даже есть небольшие наработки, но до конца всю смесь брахми с китайской грамотой так и не расшифровали. Слишком много знаков и много нюансов.

– Разве? Никогда об этом не думала. Вот сейчас мы и утрем нос великим ученым.

– Тихой горы урчание сбито тревогой – смотри: Нетерпеливая жертвы своей не дождалась – Ядом дыхнула и рокотом злым поперхнулась. Это же совсем не так звучит. Первая строчка: как мурчит гора, а дальше – нетерпеливая, раньше решила родиться, планы нарушив, и цели свои позабыла.

Дальше: В день, когда Вэйда великая только рождалась, Жатву кровавую глыба горы собирала, Падали люди на землю, трясущую недра. Некогда благо дающая – все убивала. Всех, кто остался с собой соберет только Вэйда. А теперь смотрим оригинал: Падали люди и купол открытым остался, в недра творца возвращались тела и их души. Матерь великая всех себе возвращала. Вэйда потеряна, жертвой священной вернется.

Теперь смотри, вот здесь не крики и не стоны – это совсем иначе: Крики младенцев и женские стоны утихли. Смерть забрала тех, кто слаб – им уже не вернуться. А если смотреть в оригинал, то видим другую картину: Крики ликующих в миг тишиной обернулись. Это не смерть, это сон, это только начало.

А теперь все верно: Голод и мор, и кровавые язвы на теле. Ждет уцелевших и дни их тоже прервутся. И с этим все понятно. Кое-что в моей голове уже складывается.

– Вэйда, может в твоей голове что-то и складывается, а по мне так полный бред. Но читаем дальше, моя королева.

– Вот этот кусок, самый длинный: Рокот горы с новой силой раздался. Желтое пламя рекой разливалось по склонам. Мертвый ручей полыхал и с горою сливался. Землю родную наполнило плачем и стоном. Рухнуло небо на землю звездчатой сетью. Волны морские вздыбились черной пучиной. Молнии хлещут по людям раскатистой плетью. Мрачные воды Летурии стали кончиной. Смотри, и рокот, и пламя и волны – все есть, но посыл другой: сдвинулись центры и скрежет раздался и пламя паром гасило морскую пучину, купол сомкнулся. Не небо обрушилось, а купол сомкнулся над домом звездчатой сетью, скрыв под водой на долгие годы Летурию. Ты понимаешь? Это не катастрофа с тысячами несчастных жертв. Это все было специально, и даже заранее спланировано. Летурия должна была уйти под воду. Для этого всех усыпили.