– Что "он же"? – передразнил его некромант, вставая. Ростом он лишь немного уступал Агрону, но при этом был худ как щепка, и казалось, что стоит ему выйти на свежий воздух, как ветер подхват его, и играючи понесет через орочьи степи.
– Что "он же"? – повторил он, вытянувшись в полный рост, и на целую голову возвышаясь над Алексом и Кельт-Адасом, – Он же страшен? Или, быть может, он же похож на ходячий труп? Или ты хотел сказать, он же некромант, и его нужно убить? Ну, попробуй, человек, используй свою игрушку, и увидишь, что произойдет. Добрая сотня эльфов осыпала меня стрелами со своих деревьев, пока я, не разбирая дороги, несся через их лес, но при этом я до сих пор жив, и не собираюсь умирать.
– Он некромант, Алекс, – тем же громогласным шепотом произнес Кельт-Адас, – Но от этого не становится чудовищем… Он зло, но не служит злу.
Нехотя Алекс опустил пистолет, но не торопился убрать его окончательно.
– Так-то лучше, – удовлетворенно заметил некромант, – Вижу, что мой старый огненный знакомец не солгал, сказав, что вы пришли с миром. Присаживайтесь к моему костру, странники. Отдохните и согрейтесь перед дальней дорогой. Вижу, путь вам предстоит неблизкий…
– Ты, как всегда, в курсе всех событий, Далманир, – последовав приглашению некроманта, заметил огневик, – Прошу вас, друзья мои, располагайтесь и ничего не бойтесь. Далманир, конечно, переборщил, назвав меня своим другом, но уж врагами-то мы точно не являемся… В этих каменных стенах никто и ничто не причинит нам вреда. А если попробует…
Между вытянутыми ладонями мага проскочила голубая молния, и его глаза, на миг, сверкнули огнем.
– Твои трюки стары как мир, Кельт-Адас, – беззубый рот Далманира растянулся в подобии улыбки, – Поверь, я тоже могу за себя постоять…
Языки пламени костра на секунду погасли, будто бы втянувшись в разом потускневшие угли, и пещера погрузилась во тьму. Тьму настолько густую, что она казалась осязаемой, холодной и липкой. Эта темнота прилипала к одежде и коже, сковывала движения, и навевала сон, суливший жуткие кошмары, от которых не будет спасения.
Миг, и наваждение исчезло. Костер вновь сверкал языками пламени, отгоняя тьму прочь к стенам пещеры… Только сейчас Агрон заметил, что некромант не отбрасывает тени… Нет, его фигура не была прозрачной для отблесков огня, и они не проходили сквозь него, отражаясь от стен. За его спиной была тьма, но тьма бесформенная, не повторяющая контуры его тела. Тьма, жившая собственной жизнью, будто гигантское чернильное пятно, прилипшее к каменной стене.
– Клан Огня считает, что сила, подчиняющаяся ему – величайшая сила в землях Арктара, – произнес некромант, наблюдая, как Агрон и Алекс осторожно опускаются на импровизированные циновки из травы, лежавшие неподалеку от костра, – Увы, огневики ошибаются. Огонь – сила, могучая сила, с этим я не могу не согласиться. Но огонь предназначен для того, чтобы убивать, а значит он сеет смерть, и служит Смерти. А смерть подчиняется мне!
Бесформенная тень Далманира на мгновение встрепенулась, будто спящий, услышавший свое имя.
– Не стесняйтесь, господа, – сказал некромант, обращаясь к Агрону и Алексу, – Я вижу, у вас в руках то, что могло бы стать едой? Милости прошу к костру, изжарьте этих существ, и угостите старого повелителя нежити. Как вы могли заметить, не смотря на мой жутковатый вид, я жив, в отличие от всех тех, кто подчиняется мне, а значит могу испытывать голод.
Поймав вопросительный знак Алекса, Агрон кивнул. Мол, лучше делать так, как говорит этот маг.
– Во что же я вляпался… – пробормотал Алекс, вставая…
– В бурный поток, – ответил Агрон, – И, похоже, он становится все мощнее и стремительнее с каждым днем.
Агрон лежал на подстилке из травы, ощущая тепло тлеющего костра на своей шкуре. Сон, отчего-то, никак не желал приходить к нему, и дело было вовсе не в природном чутье на опасность, которому орки доверяли едва ли не больше, чем своим глазам и ушам. Нет, сейчас Агрон не ощущал опасности… он чувствовал магию, наполняющую эту пещеру, и, хоть и не понимал ее природы, но знал, что магия эта сильнее всего, с чем ему когда-либо приходилось сталкиваться.
"Бурный поток" – сказал он Алексу, и, пожалуй, эти слова и были причиной, мешавшей ему заснуть. Чувство раздвижения границ мира давали на него, мешая сосредоточиться, или наоборот, расслабиться. Этого чувства он не испытывал с раннего детства, и не думал, что орки вообще подвластны ему.
В младенчестве мир ограничивался размером колыбели. В детстве – несколькими метрами вокруг стоянки клана. А затем, когда во время перемещения клана на новую стоянку, Агрон впервые не ехал на запряженной кодоями повозке, а шел в авангарде орков, любуясь бескрайними просторами степи, пришло осознание того, насколько огромен мир. Тогда это чувство расширения границ, чувство своей ничтожности в сравнении с громадным миром, посетило его в первый, и, как ему казалось, в последний раз. Он осознал, что был песчинкой в потоке времени, и примирился с этой мыслью.
Но сейчас, когда неподалеку от него сидели и неспешно вели беседу два великих мага Земель Арктара, Агрон в полной мере осознавал свою ничтожность, и мощь того бурного потока, что увлекал его сейчас по течению судьбы.
Чем была его боевая магия, в сравнении с мощью огня, и несокрушимостью Смерти? Пустым звуком.
Кем был он для этих двух магов, истинных хозяев мира? Мелкой букашкой…
От таких мыслей хотелось сжаться в комок, а еще лучше – оказаться сейчас в своем клане. Признать власть Гимрода, и жить привычной, неторопливой жизнью орка. Охотиться, кочевать с места на место, любить женщин своего клана, и биться не на жизнь, а на смерть с орками из других кланов, позарившихся на женщин Саморов.
С чего он вообще возомнил, что Свитки Знаний окажутся в его руках? С чего он решил, что пройдет хотя бы половину предначертанного ему пути? Хотя бы четверть… Хотя бы десятую часть… Разве может его боевой топор тягаться с магией Далманира или Кельт-Адаса? Никогда…
Сон отказывался забрать его в свои владения, а потому Агрону оставалось лишь лежать на полу пещеры, будучи предоставленным собственным невеселым мыслям, слушать дыхание спящего Алекса, да беседу магов, кажется, не нуждавшихся в сне.
– Сколько лет мы не встречались? – спросил Далманир, – Двадцать? Двадцать пять?
– Что-то около того, – ответил огневик, – Ты совсем не изменился с тех пор.
– Ты же знаешь, бессмертные не стареют. А ты немного постарел, Кельт-Адас… Ты ведь понимаешь, что однажды настанет день, когда ты будешь подвластен мне?
– Понимаю, – ответил маг, и Агрону показалось, что в его голосе проскользнули нотки грусти, – Простые смертные часто спрашивали меня, не обременительно ли это, жить по несколько сотен лет. Я всегда отвечал им, чтобы они не желали себе такой доли, и уж тем более не молили Арктара о бессмертии. Что нет ничего тяжелее, чем видеть, как стареют и умирают твои близкие, как изменяется на твоих глазах мир, а ты остаешься практически неизменным. Наше тело стареет медленно за счет того, что мы подпитываем свои жизненные силы огнем, но старение души не может замедлить ничто. Я прожил треть отпущенных мне лет, но в душе я – глубокий старик… И не смотря на это мне страшно подумать о том, что однажды Смерть накроет меня своим плащом. Я слишком много не увидел, и слишком многого не узнал.
– И не узнаешь… – усмехнулся некромант, – Я уже давно сбился со счета своим годам. Я был стар еще тогда, когда людской народ отправился в свой поход через Туманные горы. Они звали меня с собой! Они говорили, "Что же ты, Далманир, так и собираешься всю свою бесконечную жизнь просидеть на одном месте? Пойдем с нами, окунемся в неведомое! Познаем ту часть мира, которую никто не видел даже во снах!" Я отказался… Скажи, Кельт-Адас, будь у тебя такая возможность, ты бы ушел с ними? С людьми, тогда еще – великими и могучими магами, с которыми не могли тягаться ни огневики, ни даже некроманты?
