– Понимаю. Не всем по нраву сильные женщины в возрасте. – Дейна скрестила руки на груди.

– Не всем по нраву любые женщины. – Сидя на стуле, Шай посмотрел на помощника мэра. – Верно я говорю, Мачео?

Мачео не ответил. Патриций вновь повернулся к Дейне. Уничижительная улыбка исчезла с его лица. Он изучал каждую морщинку на остром лице этой женщины, не без удовольствия замечая, что постепенно Дейна теряет уверенность и привычную ей вседозволенность. Его брови угрожающе изогнулись. Он молчал. Плавийцы, будто окаменев, никак не реагировали на диалог Шая и мэра Аджхарапа. Мачео не смел поднять глаз и даже не дышал в надежде, что патриций не будет больше задавать ему вопросов. Молчала и Кларена, сжимая в руках скользкую ручку ножика, которая намокла в ее потных ладонях.

– Тебе было известно, что я – патриций Эрзальской долины? – наконец Шай нарушил неуютную тишину, взглянув на Дейну.

– Нет, – сухо ответила она, глядя в пол.

– Смотри на меня, – приказал ей Шай.

– Нет, – повторила Дейна, подняв на него глаза; в них остались следы испуга, но свое место отчаянно пытались отвоевать надменность и решимость правительницы Аджхарапа. – Я никогда не знала, что ты – патриций Эрзальской долины.

– Допустим. Было ли тебе известно, что я ангалиец? – последовал следующий вопрос Шая, который понравился Дейне гораздо меньше предыдущего.

– Нет.

Этот ответ прозвучал из ее уст с плохо скрываемой издевкой. Шай повернулся к перепуганному Мачео и взглядом повторил свой вопрос. Мачео, не глядя на свою начальницу, лишь кивнул головой.

– Стало быть, знала, – удовлетворился патриций. – Ты хотела использовать меня как пленника в угоду своим интересам в отношениях с Гальтингом? Хотела пересмотреть наши контракты?

На этот вопрос Дейна не ответила. Шай улыбнулся и опять посмотрел на ее помощника. Ответом на вопрос патриция снова стал молчаливый кивок Мачео.

– Что ж, я совсем не удивлен, – хмыкнул патриций. – Что прикажешь делать с тобой?

– Я мэр Аджхарапа. – Дейна угрожающе сдвинула брови, но поняла, что патриция это совершенно не впечатлило. – И в моей власти решать, что и с кем делать в землях, где я правлю.

– Власть! – усмехнулся Шай. – Любая власть обеспечивается силой и страхом. Страха, как видишь, я не испытываю. А сила… Взгляни на плавийцев, что стоят у тебя за спиной. Плавийцы преданы короне и свято чтят законы иерархии. Давай, не стесняйся, отдай им приказ. Прикажи им вновь пленить меня. Давай же! Прибегни к их силе и покажи, есть ли у тебя настоящая власть.

Дейна повернула голову и посмотрела на плавийцев. Их каменные лица не выказывали ни единой эмоции, и это разочаровало женщину. Набрав грудью воздух, она сказала им решительным, глубоким голосом:

– На правах законного мэра Аджхарапа я приказываю вам взять этого молодого человека под стражу и ждать моих дальнейших указаний.

Если голос ее не дрогнул ни единожды, то сердце волнительно стучало внутри. Плавийцы не шелохнулись. Нервно сглотнув, Дейна повысила голос:

– Как законный мэр Аджхарапа, приказываю вам взять девушку под стражу.

Плавийцы синхронно шагнули к Кларене, но застыли на месте, как только Шай выставил руку вперед и сказал:

– Девушка находится под моей протекцией, как четвертой ступени, и на ее плен нет моей воли.

Ответом на эти слова стал звук шагов плавийцев – они так же синхронно шагнули назад и замерли на месте. Патриций, все еще сидящий на стуле, широко расставил ноги в стороны, поставил на них локти, подпер рукой подбородок и обратился к мэру:

– Ни страха, ни силы, как видишь. В чем же твоя власть отныне, Дейна, законный мэр Аджхарапа?

– Ты спросил, что я прикажу делать с собой, – тихо ответила Дейна. – Но у тебя уже есть ответ, видимо?

– Ответа нет. Есть предложение, – сказал патриций. – Я предлагаю тебе самой решить свою судьбу, выбрав один из двух вариантов.

– Слушаю. – Дейна завела рукой прядь седых волос за ухо, слегка наклонила голову и посмотрела на Шая.

– Вариант первый. Я пошлю красный огонь на имя секретария Далонга. Ему будет интересно узнать, что мэр одного из восточных городков нашей замечательной планеты умышленно лишил свободы представителя вышестоящей ступени, чтобы выторговать выгодные условия сделок Аджхарапа с Гальтингом. В этом варианте есть и хорошее, и плохое. Хорошее – тебе представится шанс совершить увлекательное путешествие по Амплериксу, не терзая себя чаяниями о вверенной тебе территории. Плохое – твое путешествие закончится в тесной сырой камере Песочных рукавов.

– Верховный судья судит по доказательствам, – голос Дейны утратил уверенность и дрогнул.

– И эти доказательства стоят рядом с тобой и даже в эти суровые мгновения не сводят с меня своего любопытного взгляда.

С этими словами Шай взглянул на Мачео.

– Я обещал, что не причиню тебе вреда, – сказал ему патриций. – Ты будешь свидетельствовать на суде? Готов будешь под страхом смерти за ложь Верховному судье подтвердить, что уважаемый мэр Аджхарапа знала об истинном происхождении своего непутевого пленника? Отвечай.

Мачео, не думая, кивнул. Он не смотрел на Дейну. Дейна же не сводила колючего взгляда со своего племянника.

– Смею предположить, что и плавийцам будет о чем поведать на суде, – обратился Шай к мэру.

– Означает ли это, что более предпочтительным для меня будет второй вариант? – спросила Дейна.

– Наконец-то у этого утомительного разговора появился шанс закончиться продуктивно, – удовлетворенно бросил ей патриций. – Вариант второй. Ты уходишь с поста мэра Аджхарапа и прилюдно заявляешь, что город может быть передан Гальтингу в качестве протектората. Об остальном я позабочусь сам.

Дейна ничего не ответила. Она прищурилась, и морщины изрезали ее бледное лицо сильнее обычного. Взгляды Дейны и патриция встретились и застыли друг на друге. Шай не смог сдержать ухмылку, но лицо мэра даже не дрогнуло. Она сделала пару шагов, приблизилась к патрицию, наклонилась и уперлась руками в подлокотники стула, на котором сидел патриций. Шай инстинктивно вжался в спинку. Дейна долго смотрела в его зеленые глаза, восхищаясь их красотой столь же сильно, сколь сильно ненавидела этого дерзкого повелителя эрзальских ветров.

«Девять лет я правлю Аджхарапом, – словно делая одолжение, наконец заговорила Дейна. – До меня правил мой отец. Я была ему помощником. Я и мой брат – отец Мачео. Как можешь видеть, я немолода, а отец и вовсе был дряхлым, больным стариком. Я разрабатывала приказы, он же их лишь подписывал и озвучивал. Я вела изнурительные переговоры с Гальтингом и другими землями, в то время как отец спал, напившись лечебных трав, помогающих загасить боль в старом немощном теле. Брат мой тоже пил – не травы, но вино. Вино из Аджхарапа, что похуже, и дорогое вино из Ангура, равных которому не сыскать больше нигде. К чему тратить часы своей жизни в душном кабинете мэрии, стараясь заработать хоть немного монет для казны в переговорах с другими землями, если можно провести вечер в городской таверне в компании хохотушек, подающих еду на столы? Я вела переговоры с секретарями мэров самых разных земель, в то время как отец сидел на балконе, стараясь согреть безнадежно остывающее тело в свете огненных сфер. Пока я считала цифры в контрактах, отец считал огненные шары в черном небе, коротая время своей угасающей жизни. Брат мой тоже считал – не цифры и даже не небесные сферы, но монеты, которые он мог взять из казны и потратить на официанток так, чтобы не заметили недостачи. А заметить ее могла только я, ибо почти ослепшему отцу уже не было дела до запасов монет Аджхарапа. Брата и это не смущало – он знал, что сестра закроет глаза на мелкие финансовые шалости и сведет баланс в счетоводных книгах, а недостача не будет обнаружена. Бывало, я слушала споры жителей нашего города – кто-то отхватит кусок чужой земли, кто-то не рассчитается за купленный в кредит скот, кто-то обдерет чужую диетру, пока сосед торгует на рынке. Я сидела в мэрии рядом с отцом и слушала, слушала, слушала. Слушала и решала, решала и слушала, глядя на то, как мой эспир успевает сменить всю палитру цветов – от утреннего зеленого до ночного красного. И даже когда он рдел бордовым, а почти оглохший отец давно посапывал в своем кресле, я слушала споры в ночи, толкая отца всякий раз, когда наставала пора озвучить решение, которое я принимала и шептала ему на ухо. Мой брат тоже слушал – не бытовые распри горожан, нет, но музыку на вечерней городской площади. Девять лет назад, когда на город опустились очередные сумерки, мы с отцом сидели в мэрии. Я посмотрела в окно – в очереди к правосудию стояла длинная вереница людей. Я привычно толкнула отца локтем, чтобы предложить ему перенести оставшиеся аудиенции хотя бы на утро. Но он не ответил. В тот вечер он уже не проснулся, да не обратиться его душе Хищником. В отличие от королевского престола, пост мэра не наследуется. Люди решают. Я женщина. Никто не хочет видеть женщину во главе. Даже Королеву, пусть здесь у нас и нет иных вариантов. У кого есть больше шансов занять пост мэра – у весельчака, водившего дружбу едва ли не с каждым жителем Аджхарапа, или у его сестры, нередко оглашающей именем отца не самые популярные решения? Кроме нас с братом, на пост мэра претендовал только один кандидат – начальник городской стражи. На мое счастье, за день до выборов его жена явилась к нему на пост, чтобы принести лепешек к ночной смене, и обнаружила супруга со спущенными штанами. Тот настолько самоотверженно приклеился пахом к задравшей юбку кухарке из соседней таверны, что даже не слышал, как жена окрикнула его. В тот вечер он с позором утратил все три своих статуса – и кандидата в мэры, и начальника городской стражи, и супруга. Мы с братом остались одни перед выбором людей. И я знала, что выбор тот был предопределен. Утром я пришла в дом к брату. После ночной гулянки, на которой он уже успел отметить свою завтрашнюю победу, брат был все еще пьян. Я предложила ему выпить настойки с каплей сока диетр. К слову, если кого-то из вас мучает затяжное похмелье, лучше способа привести себя в порядок не сыскать. К соку я добавила несколько капель травяного настоя, который мы пьем, чтобы прочистить желудок. Брат выпил, лег обратно в постель и заснул. Вскоре травяной настой сработал, и содержимое живота моего братца вышло наружу густым едким фонтаном. Он проснулся и закашлял, но я настойчиво помогла ему не подняться с кровати. Захлебнуться лужами своей рвоты – не самая благородная смерть, но у него была и не самая благородная жизнь. Да не обратиться Хищником и ему».