Он долго рассекал бескрайнюю землю и звал девушку, но напрасно. «Да что же это», – юноша едва сдерживался, чтобы не разреветься из-за постигшей его безысходности. Что ему теперь делать здесь одному? Эрви постарался понять, куда дуют эрзальские ветра – они все еще настойчиво указывали путь на запад. «Запад, запад», – судорожно соображал юноша. Если идти по прямой, и если судьба будет к нему благосклонна, то через несколько недель он достигнет Саами, потом пересечет Арамей, а после него в конечном счете доберется до своего дома, упокоившегося в неведанных глубинах Эр-Нерая. «Мама», – подумал Эрви и тут же решил, что ему непременно нужно добраться до Марьяни, упасть в ноги к великой владычице белого водоема Оде и попросить ее помочь отыскать Лерию. Он с удивлением поймал себя на мысли о том, что ему отчаянно не хватает этой чудесной скромной девушки, ее звонкого смеха и рассудительных, взвешенных решений во всем, чего бы ни касалось дело. «Лерия, где же ты…» – пробормотал он то ли вслух, то ли про себя. Еще будучи школьником, он узнал, что браки между разными ступенями на Амплериксе не допускаются, но в данный момент он не думал ни о браке, ни об укладах планеты – ему нужно во что бы то ни стало разыскать пропавшую Лерию, а иначе его жизнь не будет иметь никакого смысла. Пытаясь понять, как сэкономить время и добраться до Эр-Нерая как можно скорее, Эрви еще раз взглянул на юг и решил, что он, Мастер воды, гораздо быстрее доберется до дома по Арамею, который впадает как раз в белый водоем. В животе урчало от голода, но Эрви не думал о еде – он отряхнул свое серебристое одеяние, стараясь по привычке выглядеть безупречно даже сейчас, и отправился на юг, к Арамею.

***

Наутро после той ночи в Байхиби, когда Лагей ушел в темноту в сопровождении огромного жука, Тиби поседела. Они с матерью и отцом обошли весь город в поисках мальчика, но никто не видел Лагея. К поискам подключились мужчины, бросив работу на железных рудниках, и женщины, оставив конвейерную ленту, которая вхолостую продолжала свою закольцованную поездку. «Лагей! Лагей!» – эти крики не утихали в Байхиби ни сегодня, ни весь следующий день. Только когда живущие тут ангалийцы смекнули, что работа по добыче железа остановилась, они быстро подсчитали убыток от простоя и распорядились, чтобы рабочие немедленно вернулись к своему труду. Байхиби был законным протекторатом Эрзальской долины, а потому ослушаться владык ветров люди не смогли.

– Мальчик мой, куда же ты сгинул! – всхлипывала Тиби, сидя ночью на крыльце вместе с матерью.

– Это все я виновата, – слышались ответные всхлипы Бони. – Могла бы догадаться, старая башка, запирать дверь на ночь, раз малыш в доме…

– Хоть бери и бросайся на дно карьера, – вытирала слезы Тиби.

– Не гневи небеса, – резко ответила мать, – они и без того разгневаны.

– Один пес, Кларена придушит меня, когда вернется. И будет права. Я ей еще и помогу, – понуро сказала девушка.

Отец Тиби так сильно переживал из-за пропажи мальчишки, которого полюбил, как родного внука, что слег с жаром. Бони обтирала его тряпками, смоченными в студеной воде, но жар не отступал. Тиби попросила местного лекаря дать отцу капли, но лекарство не помогло – он горел и бредил. «Не уберег, старый дурень», – шептал ее папа, не чувствуя тяжелых густых капель пота, сползавших по лицу. «Видят небеса, шевр пожрал мальчишку, – бормотал отец, все реже выходя из поглощающего его забытья. – Пожрал и улетел, жирная тварь». Тиби, чувствуя свою беспомощность, обмахивала отца мокрым полотенцем и дула в его белое лицо. «Папочка, не говори так, – шептала она, – шевры питаются только травой. Я уверена, что Лагей найдется. Ты только успокойся». Но папа не слышал ее. Он угасал на глазах. Через два дня лекарь, стоя возле его кровати, лишь угрюмо качал головой. «Он уже почти не с нами, – сказал лекарь. – Готовьтесь к тому, что сегодня в ночи он уйдет». Прогноз оказался не в полной мере верным – отец Тиби умер сразу после того, как лекарь покинул их дом.

Шевр, которого Лагей увел той ночью на поиски мамы, стоял на траве на своих коротких прочных лапах и монотонно жевал растительность. Да, отец Тиби ошибался насчет жука, ведь всем было известно, что шевры не питаются плотью, пропуская мимо рта даже стаю летящих мушек. Травы и воды было достаточно, чтобы это огромное мощное насекомое утолило голод. Лагей стоял рядом с шевром, медленно пережевывающим траву прямо с корнями, и гладил ручкой его жесткие, сложенные вдоль тела крылья. Кларена всегда жаловалась на плохой аппетит сына, едва ли не силой запихивая в рот Лагею лепешку. Сейчас, вдали от Байхиби, нелюбовь мальчика к еде играла ему на руку. Он ел ягоды, выкапывал палочкой мясистые земляные груши, не гнушался и травой.

К своим почти семи годам мальчик имел весьма отдаленное представление о географии Амплерикса. Мама часто рассказывала ему о Чистых горах, у подножия которых простирался Байхиби, о Королеве, о повелителях ветров. Когда он перед сном слушал очередной рассказ, то представлял себе, каким красивым и далеким был Гальтинг. Лагей мечтал побывать там, увидеть своими глазами настоящих ангалийцев, а не ту кучку высоких сребровласых дядек, которые жили в своих больших домах по ту сторону Арамея в Байхиби. Лагей был уверен, что здешние ангалийцы какие-то ненастоящие, ведь они не стреляли из изящных резных луков по мишеням, не играли с ветрами и ни разу не возносились в воздух, как и положено было любому нормальному ангалийцу. Сейчас, глядя на то, как его теплый огромный жук завершает трапезу, Лагей не мог даже подумать, что Гальтинг находится совсем недалеко от места их с шевром очередного ночлега.

Лагею нравилось искать маму в компании шевра. Жук не доставлял мальчишке никаких хлопот, не пугал Лагея и беспрекословно подчинялся маленькому хозяину всякий раз, когда Лагей дергал за веревку, прося жужжащее в полете насекомое опуститься на землю со своей небольшой высоты. «Жалко, что ты не умеешь разговаривать. Наверное, ты просто еще очень маленький. Но не переживай. Ты подрастешь, и я научу тебя говорить», – шептал ему Лагей, ободрительно похлопывая ладошкой по прочному корпусу тела шевра, пока тот медленно расправлялся со своей травяной трапезой.

Когда Лагей уставал идти ногами, а это случалось часто, он тянул к себе веревку, и шевр, издавая монотонную вибрацию, послушно приземлялся к мальчику. Лагей залезал в металлический ящик, привязанный цепями к мясистым лапам жука, и шевр, взмыв вверх, рассекал воздушную толщу. Лагей, ухватившись ручками за борта ящика, наблюдал с открытым ртом за тем, как под ними медленно проплывают деревья, маленькие озера, рвы и овраги. Лагей был уверен, что шевр знает, куда им надо лететь. Шевр же не имел об этом ни малейшего понятия. Но каждый новый день приближал их на несколько десятков миль ближе к столице Эрзальской долины – именно туда направлялся жук, руководствуясь чем-то, известным только одному ему.

Один раз шевр, проголодавшись, опустился на землю рядом с небольшой деревней, расположенной в плотном кольце леса. Когда они с Лагеем приземлились, и мальчик, закинув ножку, кое-как выбрался из своей металлической колыбели и спрыгнул на землю, вышедшие из леса местные жители замерли от ужаса. Не каждый день доводится увидеть, как с неба на землю спускается, заслоняя собой огненные сферы, крылатое чудовище, несущее на своих лапах дитя. Лагей со свойственной любому ребенку его возраста детской непосредственностью побежал к деквидам, а они, заорав, бросились прочь, в сторону густого леса. «Извините, – закричал Лагей им вслед, – а вы не видели тут мою мамочку? Нигде не могу ее найти». Один из жителей деревни, прижимавший к себе плетеную корзину, наполненную ягодами, застыл, услышав человеческую речь, и обернулся. Лагей стоял от него в нескольких метрах. Как только мальчик приветливо махнул ему рукой, бедняга, пятясь спиной к лесу, швырнул в него корзину и со звонким криком: «Мерсеби!» скрылся в плотном переплетении ветвей. «Какой глупый человек, – сказал Лагей, вздохнув. – Значит, мамочка была права. Она всегда говорила: если будешь плохо учиться в школе, то осла от стрекозы не отличишь».