– Я прапорщик из московской комендатуры. У вас, молодые люди, нарушения формы одежды. А этот,– кивок на Санька, – и вовсе к женщине приставал.

– Да я просто у художницы спросил, сколько портрет стоит, – пожимает плечами мой напарник.

– Придётся вам проехать со мной в комендатуру. Пройдёмте,– мужик начинает спускаться по ступенькам. Блин, вот ведь попали. Идём за ним, делать нечего.

–Он тебе документы какие-нибудь показывал? – Санёк кивает, – махнул коркой красной какой-то.

Дядька поворачивается к нам:

–Ладно, медицина, некогда мне тут с вами. Скинулись по пятьдесят штук с рыла, и свободны.

–Твою мать. Ещё лучше, он нас что разводит? Дать по морде? А если правда, прапор из комендатуры. Даже если нет, то затеять драку посреди Москвы как-то некомильфо. Да и вон, какие-то четверо парней, рядом с художниками, как-то уж очень пристально на нас смотрят. Бля, чё делать-то? Сходили в увал, – мысли в голове пролетают со скоростью пули.

–Вы чё, оглохли? Или в комендатуру едем. Пять суток строевой позанимаетесь. Ну дак что?

– Ну, поехали, – говорю, – в комендатуру, – опешивший Саня стоит рядом, что твой соляной столп. Физиономия мужика вытягивается, он пинает меня мыском кроссовки в голень.

– Ты че, воин, охренел?

–Слышь, мужик, – опа, а ведь проглотил такое обращение, – у нас зарплата семь тысяч в месяц. Да и та ушла на мыльно-рыльные. Были б у нас бабки, мы, что ходили бы в увольнение в парадке?

Мужик пристально нас оглядел, да и махнул рукой, валите, мол, отсюда. Он начал подниматься по ступенькам, а мы ломанулись к метро. На хер такое увольнение. Примерно через час, сидя у себя на пятом КПП и попивая чай, я поклялся Саньку, что больше ни разу парадку не надену. Напишу письмо домой, пускай гражданку присылают. Тем более есть где хранить. Саня согласно кивает, не стоит дразнить судьбу, не стоит.

В первых числах сентября меня вызывают на центральное КПП. А там батя с младшим брательником Серёгой. От так сюрприз. Дома решили не посылкой гражданку мне прислать, а доставить самолично. Я ещё у ротного под эту марку и внеочередное увольнение выпросил. В Оружейной Палате Кремля, куда мы повели младшенького, на кассе продавались первые два номера военно-исторического альманаха «Орёл». Я их себе и прикупил, надо же что-то почитать на дежурстве. С тех пор любовь к военной истории и униформологии цветёть во мне буйным цветом.

А вот на счет парадной формы я зря зарекался. Пришлось ещё один раз её надеть. В феврале 96 майор Мелимук приволок в роту три приглашения на съёмку передачи «Поле Чудес». В выпуске, посвящённом 23 февраля, одним из игроков была медсестра из нашего госпиталя. В число «посланных в Останкино» попал и я. Ладно хоть парадку нам выдали пацанов следующего за нами призыва, с пришитыми как положено погонами. Теперь, спустя двадцать четыре года, можно на себя девятнадцатилетнего посмотреть. Мы сидели прямо за игроками, и несколько раз в объектив попали.

После присяги «мы», смоленские, закончились. Это только до присяги была «шайка бритоголовых», всегда вместе, всегда строем, всегда с Костериным во главе. Теперь мы только ночевали в одном кубрике, а по нарядам и по работам каждый ходил, как ротный решит. Отстоял я и дневальным по роте, отпахал неделю в кухонном наряде, провёл сутки в приёмном отделении, разводя и разнося на носилках по многочисленным отделениям больных и раненых. Совсем не зря мы зубрили расположение отделений по корпусам и этажам, совсем не зря. Побывал и в разных патрулях. Патрулём в ГВКГ называлось не хождение по территории, а вовсе даже ночной пост на каком-либо объекте. Охранял я и старый кардиологический корпус, когда отделения из него уже переехали во вновь построенную модерновую девятиэтажку. Её сам «Паша-мерседес», министр обороны приезжал открывать. Мы ради него «централку» с сапожными щётками три дня драили. Бродил по пустым этажам в наброшенной на плечи полковничьей шинели, найденной в одном из отделений, ночевал с напарником в остановленном между этажами грузовом лифте. Как-то в апреле был поставлен охранять рассаду в оранжерее, воровали её что ли? Короче, где наша не пропадала, наша пропадала везде.

В конце весны фурункулёз снова уложил меня в кожно-венерическое отделение, аж на целый месяц. По выходу оттуда, ротный законопатил меня на тот же месяц на кухню. Видимо решил лечить подобное подобным. Мол, месяц провалялся в отделении, месяц попаши. Был я и котломоем, заныривая в здоровенные электрические котлы, отмывая и отдирая металлическим скребком от стенок пригоревшее. Был и на развозе еды по отделениям, три раза в день загружая в будку ГАЗа бидоны с пищей для больных, и драил потом эти самые бидоны, царапая руки об их проволочные ручки. Кухонный наряд поднимали на час раньше, но и отбивались мы сразу по приходу в роту, без вечерней поверки. Казалось, что этот кухонный месяц никогда не кончится, но вдруг оказалось всё, утром в понедельник в наряд ушла новая смена. А через пару дней меня и Сашку Гарбузова, паренька из вяземского посёлка Семлёво назначили на КПП № 5.

Ворота нашей кэпэшки выходили на улицу Новая дорога, недалеко от набережной Яузы. Практически весь транспортный поток ГВКГ проходил через пятёрку, только успевай ворота открывать-закрывать. Да проверяй пропуска у водителей. Хорошо хоть лишний раз выбегать с поста не надо, привод у ворот электрический. Нашим назначение на КПП очень уж завозмущались парочка десногорских, Костик с Русланом. Костян, ростом за метр девяносто и весом килограмм за сто двадцать, с самого начала карантина заполучил от «дедов» кликуху Малыш. И вот этот Малыш весь вечер, после объявления на плацу о нашем назначении на КП, буруздел на весь кубрик. Рус ему поддакивал. И то им не так, и обиженные они, и вообще они бы на КПП уж развернулись, а не всякие там. Ну, задолбали, бля.

– Малой, ну дойди до ротного, вырази ему своё недовольство. Разъясни старлею, что он не прав, представь ему на рассмотрение свою кандидатуру, – подшиваясь, говорю в их сторону. Эти черти спят рядом с Костериным, у окна. Как-то скорешились десногорские с нашим сержантом, тот их обоих в командиры отделений, а после и вовсе в замки пророчит. Договорившись с Рассказовым, эта троица умудрилась как-то на выходных даже в Десногорск съездить, на какой-то рок-концерт. Со Щёлковского автовокзала в Деснарь прямой автобус ходит.

– Ты чего быкуешь? – слышу в ответ.

–Я не быкую, а пытаюсь объяснить тебе ситуёвину. Вам, блядь, обоим. Мы чего, с Санькой, за ротным бегали, выпрашивая это назначение? Куда поставили, туда и пойдём. Все мы в одинаковом положении, что прикажут, то и будем делать. И ни хрена с этим не поделаешь. Так что не возмущайтесь.

–Ну, ты, бля, философ.

– Да уж, какой ни есть, весь я, – вроде тема исчерпана.

Стажировали нас всего дней десять. Старший призыв объяснил главное, думать головой, не раздражать коменданта госпиталя «страшного» прапорщика Мелимука, ну и не сильно борзеть в попытках заработать на нарушении пропускного режима. Да, там, где есть пропускной режим можно немного заработать на его нарушении. Но аккуратно. И вот мы уже дежурим на КПП сами, меняя друг друга через день. Теперь за нами закреплена территория вокруг нашего КП, которую каждое утро убираем, да и по субботам на ПХД мы здесь же. После завтрака один из нас заступает на пост, другой же в роте на работах, куды зашлють. На обед дежурящего подменяют, а к ужину КПП заканчивает свою работу.

Обживаемся потихоньку, сдружились с завхозом, кабинет которого прямо у нас за спиной. Замечательный старичок. Он выдал нам запасные ключи, мол, если нужно храните что-нибудь в моих шкафах, да и на диване можете отдохнуть. Только чтоб в кабинете не свинячить. В шкафах у завхоза хранилась и наша гражданка, и много чего ещё интересного, включая пару-тройку бутылок коньяка и виски. Дедок периодически добавлял себе в чай немного, но мы были не в претензии. Из пары старых бритвенных лезвий, спичек, куска провода и электрической вилки я собрал кипятильник. Этот жуткий «бурбулятор» пол-литровую банку воды кипятил буквально за полторы минуты, и можно чайком побаловаться. Начали мы с Санькой задумываться о приобретении небольшого магнитофона, чтобы веселей работалось.