– Я провожу вас, – возразил Вадим и тоже схватился за ручку дверцы, – Не беспокойтесь, – категорично бросила она. – Я быстренько соберу кое-какие вещицы и сразу спущусь. К тому же мне надо переодеться.
Вадим провожал ее взглядом, продолжая любоваться изящной фигурой жгучей брюнетки: она шла красиво, ягодицы вразброс. Размахивая большой черной сумкой, она легкой походкой скрылась за углом своего дома.
Он понимал, что нельзя доверяться только интуиции, которая может быть обманчивой, но никак не мог поверить, что эта красивая женщина способна на убийство. Там, на допросе, она больше походила на загнанного в клетку зверька с трепещущим от страха телом. Разумеется, трудно проникнуть в мир ее чувств и Побуждений, но в том, что она не виновата, -Вадим не сомневался. Толстокожий Маркин, конечно, будет настаивать на ее аресте, "и это будет выглядеть вполне логично: улик против нее – пруд пруди. Но улики можно придумать, подкинуть… Зато ни в какие логические рамки не вписывались другие факты: исчезновение покойника, обезглавленный крысиный трупик, естественный страх женщины за свою жизнь и жизнь сына.
Неожиданно его внимание привлекли двое мужчин, стоящих на углу Светланиного дома. Один – молодой, лет тридцати, стройный брюнете пышной шевелюрой, второй – лет пятидесяти, на голову выше своего напарника. Они, оглядываясь по сторонам, что-то обсуждали, потом молодой отделился и, удовлетворительно кивнув головой, скрылся за. углом. Другой мужчина постоял, прислонившись спиной к стене, затем стал нервно расхаживать по тротуару, размахивая свернутой в трубочку газетой.
Вадим оглядел его с ног до головы. Это был высокий, брюхастый, степенный в походке человек с короткой стрижкой. Вадим стал лихорадочно припоминать, где его видел.. Вдруг замер: неужели Васин? Только у него была такая тяжелая нижняя челюсть с двойным подбородком, которая запомнилась ему там, в ресторане.
Настороженность росла, появилось ощущение злого умысла. Он снова упрекнул себя за то, что не настоял проводить Светлану до квартиры. «Внешнее добродушие, – вспомнил он ее мнение о Васине, – это просто личина, за которой скрывается сущий дьявол». А, что если этот дьявол пробудился? Мозг заработал на всю катушку. Выходит, что Светлана хорошо знает этого типа, если дает ему такую характеристику?
На заднем сидении Вадим нашел старую газету и, изобразив увлеченно читающего человека, не отрывал взгляда от объекта своего внимания. Часы на приборном щите машины уже остукали минут тридцать – столько отсутствовала Светлана. Тревожное чувство росло. Исполнять роль стороннего наблюдателя не хотелось. Значит, надо действовать.
Он еще раз смерил Васина взглядом, выждал, пока тот повернется к нему спиной, и почти бесшумно выскочил из машины. Воспользовавшись еще одним таким моментом, прошмыгнул у того за спиной, вбежал во дворик и исчез в подъезде. Там было тихо, безлюдно. Вадим рысью поднялся на четвертый этаж. Дверь была открыта. Он проник в коридор и остановился возле, двери в гостиную.
– Светлана! – крикнул Вадим. – Не слишком ли долго вы собираетесь!
Ответом ему было молчание.
Прислушался – ни шороха. Вадим открыл дверь. В это вечернее время комната, где еще накануне он стоял в скорбном молчании возле гроба с Рэмом, утопала в душном полумраке – она была унылой, холодной, мертвой. Вадим несколько раз зажмурился, чтобы привыкнуть к темноте, но ничего толком не мог разглядеть. Нашарив на стене включатель, нервно нажал на кнопку, но свет не зажегся. Когда зрение адаптировалось, увидел, что с окна исчезла одна штора – она теперь была наброшена на гроб.
– Светлана! – оглядываясь, снова крикнул Вадим, но уже не так громко.
Его голос лишь на мгновение прорезал тишину и замер в ушах. Тут что-то не так, подумал он. Чувство тревоги сменилось паническим страхом. Появилась уверенность, что кто-то находится в квартире, может быть даже в комнате, и наблюдает за ним. Действительно, рядом что-то проскрипело. Вадим достал из кармана зажигалку, чиркнул по ней пальцем и осветил, комнату.
– Светлана! – уже настойчиво крикнул он.
И тут до слуха отчетливо донесся легкий хлопок входной двери, затем – шум шагов по лестнице.
Вадим снова чиркнул зажигалку и, пока та горела, сдернул с гроба штору и ошеломленно уставился на него. Там лежала Светлана. Голова ее повернута налево, на горле проступала полоска от запекшейся крови. Вадим почувствовал, как задрожали колени и страх захолодил спину.
Следовало что-то делать, чтобы не поддаться ужасу, который копошился в глубине его сознания. Убийца не мог далеко уйти. Сперва Вадим собрался пройтись по квартире в надежде, что кто-то здесь скрывается, но какой-то смутный инстинкт подсказал, к чему это может привести. «Сволочи! – молча выругался он. Жар гнева опалил его лицо, ярость стучала в висках. – Меня, как младенца, обвели вокруг пальца…» Вадим винил себя в смерти женщины, к которой испытывал определенные чувства, женщины, которую собирался защищать.
Он возвратился к выходу. Рассудок отказывался что-либо соображать. Но что-то предпринимать надо. Он покинул квартиру, бросился вниз по лестнице, выбежал на улицу, к машине, чтобы взять из бардачка пистолет и связаться по рации с Жаном.
Прежде, чем открыть дверцу машины, осмотрелся по сторонам – Васина не было видно. Наконец потянул на себя ручку. Что-то ослепительное вспыхнуло у него перед глазами. В следующий миг раздался взрыв и волной отбросило его на несколько метров. Сперва появилось ощущение, что голова раскололась. Потом наступила глухая темнота.
16
Когда Полина вместе с Кассандрой ушли под своды замка, луна висела над островком очень низко, и по болотам тянулась длинная серебристая полоса. Бородачи, как бывалые заговорщики, переглянулись и пропустили еще по одной стопке. Разговор невольно коснулся заметки «Беглый покойник… блуждает по городу». Игнат забрасывал чародея вопросами, не переставая восхищаться его талантом, а тот охотно отвечал, не скрывая своего возбуждения. Так продолжалось с полчаса, пока Игнат окончательно не уяснил себе, что произошло на самом деле.
Подпирая ладонью раскрасневшееся лицо, он спросил:
– Тебя можно поздравить с победой?
– Это наша общая победа. Мы заполучили то, что желали, но разве мог я предвидеть, что возникнут такие последствия. Мы привлекли к персоне нашего гостя внимание не только общественности, но и криминальной шайки, в которой вращался Рэм. И теперь никто не поверит, что это не он, а Мидас.
– То есть совершенно другой человек?
– И как же быть?
– В конце концов дело сделано и придется плыть по течению. Оно, конечно, будет бурным, мятежным, подчас непредсказуемым, но нам не привыкать к превратностям судьбы.
–Он сейчас спит?
– После гипнотического сеанса и снотворного он будет в отключке не менее двух дней.
– Что ж, пусть он набирается сил, а я готов послушать обещанную сказку.
– Расскажу, но с одним условием.
– Слушаю.
– Концовку придется досказать тебе. Принимаешь?
– Не знаю… – дернул плечами Игнат.
– Тогда, внимательно слушай.
И Колымей, уже не в силах нести бремя своей тайны в одиночку, поведал другу то, что тот так долго и тщетно допытывался.
– Жил-был юноша по имени Тит – крепкого сложения, пытливого ума, доброго сердца. В семнадцать лет он остался без родителей и его воспитанием занялся дед по материнской линии. Звали его – Григорий. Это был могучий и мудрый старец, отшельник по виду, ученый по призванию, с гордым и независимым взглядом. Тит, как послушный ученик, впитывал в себя простые, но священные слова деда. Тот говорил, что на свете множество наук, но главная из них – наука постижения Истины. «Не пренебрегай законами времени, – наставлял он внука, – помни, что каждый день твоей жизни – последний, неповторимый. Можно проспать его, провести в любовных забавах, в благотворительных деяниях, в путешествиях и созерцании окружающего мира, окунаться в бытовые мелочи, в бездну науки или другие праведные дела, но лучше в меру сочетать и первое, и третье, и пятое, и десятое. Тогда и сон у тебя будет блаженным, в нем ты станешь черпать силы и продолжать свое полезное существование…» И осознав глубину его изречений, Тит уже в ранние годы взял за правило:– с утра расписывать свой день по пунктам и строго придерживаться этому распорядку. Это дисциплинировало его, помогало самоанализу, и юноша все больше убеждался, что не напрасно живёт на свете, и не беда, если не успевал осуществлять все намеченное, главное – сознательно стремился к его исполнению. Со временем это стало привычкой, не покидавшей его никогда. У него появилось ощущение, будто его душа и во сне, как бы оторвавшись от плоти, продолжала полет в мир неизведанный и таинственный.
