Поддоны я пододвинул прямо к трубам, греющим слабо, но все же дарящим столь нужное мне тепло. Сняв обувь и куртку, я забросил их сушиться на трубу рядом с пледом. Как-то ночью я пробрался в переход на Тимирязевской и стащил у Косого плед. Правильнее было сказать, вернул свой. А еще через несколько дней прямо среди белого дня вытащил пенопласт, который служил лежаком, и также перенес его в подвал.

Удобно расположившись и накинув на плечи плед, я открыл коробку. Два больших куска торта так и манили меня. Коржи были еще мягкими, значит, им было не больше пары дней. Два бутерброда с ветчиной и один с сыром. Двенадцать отдельных ломтиков сыра, восемь ломтиков копченой колбасы и шесть долек помидора. Закончив, я пересчитал все еще раз.

Помидор, бутерброды, сыр и копченую колбасу я замотал в пленку и отложил на следующий день. Торт мог испортиться раньше других продуктов, поэтому первым делом я разобрался с ним. Прекрасный сладкий торт! От обильного количества сахара у меня заболели зубы, но я был рад этой боли. Я уже и не помнил, когда в последний раз зубы болели не от кариеса или камней. Боль была невыносимой, но вскоре прошла, а вкус десерта остался. Прикрыв глаза, я представлял торт целиком. Интересно, чем он был покрыт сверху? Если он был из местного гастронома, то, скорее всего, овсяной крошкой. Однозначно овсяной крошкой.

Разделавшись с тортом, я ощутил сытость – редкое чувство, но бутерброды с ветчиной все же уплел. Ах, как жаль, что Белицкого не было со мной. Я хотел было поехать за ним и разделить находку, но автобусы уже не ходили. Темнота накрыла сектор. Поворочав руками и ногами, я убедился, что и при всем желании с трудом бы вылез наружу – ноги ныли от усталости. В последнее время онемение волновало меня все сильнее. Нередко я просыпался и обнаруживал, что не чувствовал ничего ниже пояса. Могло пройти несколько часов, прежде чем чувствительность возвращалась. Белицкий настоял, чтобы я наведался к его знакомому терапевту, однако после упоминания дорогостоящего обследования, я ринулся прочь из кабинета врача.

Погасив свет, я стал укладываться. Из-за трубы я вынул пакет, набитый тряпками, и подложил его под голову вместо подушки. Сверху я укрылся курткой и пледом. Но как бы я тщательно ни готовился к ночевке, холодный ветер все равно настигал меня. Часто после таких ночей я просыпался с воспалившимся где-нибудь нервом или больной шеей.

Лежа на поддонах и разглядывая в темноте очертания трубы, я невольно вспомнил свою первую ночь, когда оказался на улице без денег и без ключей от собственного жилья. В то время я снимал комнату в другом районе города и толком не знал, что он находился на стыке сразу трех секторов. Сначала я снимал целых две комнаты: в одной я организовал мастерскую, в другой спал. И пил. Хозяин нередко замечал, что я делал слишком большие перерывы на пьянство, вместо того чтобы работать. На самом деле я делал перерывы на то, чтобы поработать. Пил тогда я часто и с размахом и выпивал в разы больше, чем следовало.

Алкоголь то меня и привел на улицу. Белицкому, да и другим товарищам я рассказывал, что меня споили, украли работы и оставили без денег, отчего хозяин квартиры меня и выставил. Хотелось бы и мне в это поверить. По правде, я бухал, пока не выяснилось, что не могу изобразить на холсте ничего мало-мальски стоящего. И вот мои картины перестали покупать. Сначала из-за самих рисунков. Сложно рисовать что-либо, когда твои руки безостановочно трясутся. Позже их перестали принимать, потому что пустые холсты ничего не стоят. Деньги закончились в одночасье. Пропивая последние, я убеждал себя в том, что, когда у меня не станет чем платить за пойло, я возьмусь за работу.

– Ничто не должно меня отвлекать от работы, – повторил я вслух старую мантру.

Даже сейчас, по прошествии многих лет, я смеялся, вспоминая свои аргументы. Разумеется, за работу я не взялся, а принялся искать деньги на похмелье, которые нашел в комнате хозяина. Ох и сильный же был тогда скандал. Он немедленно потребовал плату, а когда ее не нашлось, выгнал меня. Каким же я был дураком, нужно было платить наперед.

Ту ночь, первую без крыши, я провел на вокзале, как и последующие. Через несколько дней, когда я успел заложить все ценное в ломбарде, я оказался в приюте – меня определил туда неравнодушный сотрудник социальной службы, заметивший мое затянувшееся пребывание на вокзале.

Несколько месяцев я прожил за счет анонимных меценатов, после чего приют закрылся и снова оказался на улице. Тогда я встретил других бездомных, которые показали несколько укромных мест, где можно было ночевать. Именно когда на двери приюта повесили замок я впервые и по-настоящему задумался о будущем. До того я убеждал себя, что все нормализуется: деньги появятся сами собой и я смогу вернуться в квартиру.

Когда же деньги нашлись, выяснилось, что прошло достаточно времени, чтобы хозяин списал меня со счетов и сдал мои комнаты паршивым студентам. Мои вещи он вынес на помойку. Конечно, к тому моменту от них не осталось ни следа. Дорогие краски, кисти и холсты – нашедший их человек, даже не знающий настоящей ценности, несомненно, счел бы дорогими и забрал, чтобы продать на ближайшем рынке-барахолке или преподнести кому-нибудь в качестве подарка. Стоили они немалых денег.

Тогда, безвозвратно оказавшись на улице, я испытал страх, какого не испытывал никогда прежде. Было страшно всегда. Когда я стоял в переходе и просил милостыню, страшно было засыпать под мостом, укрывшись картонками. Страшно было впервые в карманах выносить из магазина еду. Первые ночи, если я засыпал трезвым, то просыпался от малейшего шороха.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.