– Если бы я знал…

– Не оправдывайтесь, поздно. Вы говорите, Мельников жив?

– Можно и так сказать. Не переживайте, больше ваша сестра не сможет с ним встретиться.

– Почему? Он далеко? За границей? – закидала я Григория вопросами.

– Не спрашивайте, просто поверьте – спокойствию Иванны ничего не угрожает. И Дениса она не найдет.

– Ну ладно, – согласилась я, почему-то поверив новому знакомому.

Нашу откровенную беседу прервал далеко не деликатный стук в дверь.

– Марья, не спишь? Выходи, тебя спрашивает следователь, – раздался бас отчима, дверная ручка задергалась, и вновь раздался стук.

Я посмотрела на Григория.

– Вы тоже забыли об убийстве невесты, да? – усмехнулась я.

Реутов молча кивнул и пошел открывать дверь.

Отчим, замерев в немом изумлении на пороге, своей фигурой заполнил весь дверной проем. Но его неожиданно легко пропихнул внутрь комнаты высокий худой мужчина в светло-голубой льняной рубашке из последней коллекции бренда «Lacoste». Я невольно опустила взгляд – на сеточке светлых кроссовок виднелся тот же крокодильчик с задранным вверх хвостом, что и на рубашке. Я догадалась, что это и есть следователь. Но он никак не вязался с обликом киношных, замученных работой и неустроенной личной жизнью служителей закона. Я бы сказала, выглядел мужчина если не шикарно, то дорого. Диссонировала с общим видом только коричневая папочка из кожзаменителя, которую он держал тремя пальцами за уголок.

– Старший следователь следственного комитета майор юстиции Игнат Васильевич Москвин, – представился он мне, только что не расшаркиваясь и не целуя ручку. Церемонный наклон головы продемонстрировал мне густо заросшую волосами макушку. Протянутую руку я проигнорировала, вежливо-неопределенно кивнув – мол, слушаю.

Ох, как его задело мое пренебрежительное отношение, которое, кстати, объяснить я себе пока не могла. Глаза майора сузились, он несколькими резкими движениями дернул молнию на папке, полностью ее раскрыв, достал чистый бланк, разгладил его на столе ладонью и взял ручку.

– Присаживайтесь, Марья Семеновна, побеседуем. А посторонних я бы попросил из номера выйти, – глядя только на меня, произнес он и кивнул на второе кресло, на котором еще недавно сидел Григорий.

– Игнат, мы с Марьей Семеновной были вместе, – спокойно заметил Реутов, не двигаясь с места.

– До вас, Григорий Дмитриевич, очередь еще дойдет, – с плохо скрываемой неприязнью ответил Москвин, указывая ему концом ручки на дверь.

Все. Если до этого короткого диалога я еще была настроена на то, чтобы поделиться с майором своими наблюдениями, то сейчас это желание умерло. А я успела заметить немало… Например, то, что жених убитой девушки совершенно не был убит горем, прошу прощения за тавтологию. Парень стоял поодаль, рядом со своей матерью – их внешнее сходство меня просто поразило, но еще больше удивило то, как сильно они отличались от остальных. Жених был красив холодной аристократической красотой с портретов царских офицеров. Мне виден был его профиль: высокий лоб, тонкий нос с едва заметной горбинкой, немного припухлые губы, аккуратный подбородок. И выпирающий кадык. Средней длины каштановые волосы, зачесанные назад, падали на воротник белоснежной рубашки, он раскрытой пятерней поправлял их, но жест этот был привычным, никак не вызванным неврозом. Парень был спокоен и отрешен от происходящего рядом.

Мать же была бледна и немного растеряна. Она то и дело поправляла седые пряди волос, выпадавшие из высокой прически. Бросая тревожные взгляды в сторону убитой девушки, она поглаживала сына пальцами по предплечью руки, на которую опиралась. В глаза мне бросился тонкий обруч золотого браслета со свисающей цепочкой, на конце которой болтался какой-то крохотный предмет. Почему-то я решила, что это – ключик. Точеной фигурке миниатюрной женщины можно было позавидовать, оливкового цвета шелковое платье сидело на ней как на модели с подиума, узкая юбка доходила до середины колен, оставляя возможность любоваться стройными лодыжками и тонкой щиколоткой. Я, женщина, несколько минут смотрела на нее с восхищением, забыв, что в паре метров от нас лежит труп. Единственное, что в общем облике казалось немного инородным – тонкий шифоновый шарфик, в такую жару плотно обмотанный вокруг шеи.

Пожалуй, мать и сын выглядели лишними среди пестро разодетой толпы, состоявшей в основном из женщин. Помню, я удивилась и решила, что мужчины где-то сгруппировались, прячась от жен, чтобы пропустить рюмку-другую подальше от их бдительных взоров. Наверное, так и было, потому что вдруг по ступеням на террасу потянулась цепочка нетрезвых мужчин. Они как-то быстро разделились, каждый, видимо, подошел к своей жене или спутнице. К женскому говору присоединился мужской, я вновь стала смотреть на жениха и его мать, надеясь уловить хоть какое-то сожаление на их лицах. Но оба были по-прежнему спокойны.

От созерцания этой пары меня тогда отвлек Григорий, который сразу же увел подальше от места преступления. Но перед тем, как завернуть за угол отеля, я успела ухватить взглядом еще одну немую сценку: мужчина лет пятидесяти, проходя мимо, на миг приобнял за талию полную девушку с лентой свадебного свидетеля через плечо. А та в ответ кокетливо улыбнулась ему. На безымянном пальце правой руки пожилого ловеласа я заметила обручальное кольцо.

Я бы могла обо всем рассказать Москвину, но не стала… Муж часто называл меня мелкой врединой, я и на самом деле таковой была, но это совсем не мешало мне быть любимой им.

Глядя на лоснящуюся от самодовольства физиономию майора, больше похожего на модель из каталога известного бренда, вспомнив воюющего с украинскими нацистами мужа, я замкнулась в себе, решив, что, кроме односложных ответов, Москвин от меня ничего не услышит. А поделюсь я своими наблюдениями позже – с Григорием Реутовым.

– Я правильно записал ваше имя – по паспорту вы Марья Семеновна Гладкова? Не Мария? Кстати, где ваш документ?

Я молча достала из сумочки паспорт и положила перед ним. Странно, что майор не попросил его раньше, строча что-то в бланке.

– Итак, начнем. Расскажите, почему вы вдруг решили посетить чужую свадьбу, Марья Семеновна? Вы знакомы с женихом? Или с невестой? – прозвучал вопрос.

Я опешила. Вот так изящно, с иезуитской улыбочкой на лице, старший следователь парой вопросов «пристегнул» меня к убийству, намекнув, что я никак не случайная наблюдательница, а возможная подозреваемая. Стало не по себе от внимательного и требовательного взгляда Москвина, но мне удалось быстро взять себя в руки.

– Боюсь, господин следователь, ваш вопрос изначально некорректен. Потому что у меня не было желания вторгаться на чужой банкет. Более того, я вообще не была в курсе, что с противоположной стороны отеля есть такая же терраса, – ответила я как можно спокойнее.

– Ну, хорошо, хорошо… расскажите, что послужило причиной.

– Я стояла в дальнем углу нашей террасы. Услышала звуки, похожие на выстрелы, а затем мимо пробежала женщина с криками: «Убили». Я пошла посмотреть, что случилось.

– Именно в таком порядке? Вы пошли на звук выстрелов или же вас подтолкнул крик женщины?

– А какая разница?! – возмутилась я, но под укоризненным взглядом майора начала вспоминать. – Сначала выстрелы… а когда мимо пронеслась женщина, мы с Реутовым шли уже вдвоем.

– В какой момент он к вам присоединился? Откуда он вышел? Был ли взволнован или спокоен? – закидал меня вопросами Москвин.

– Я еще не спустилась с террасы, то есть практически сразу. И я не видела, откуда он вышел, наверное, из бара – рядом дверь. Но точно не с нашего банкета. Я бы заметила. И не был он взволнован! Скорее удивлен.

– То есть его в момент выстрелов рядом с вами на террасе не было?

– Нет.

– Теоретически у него была возможность убить девушку, пройти через коридор отеля и бар и выйти к вам, – задумчиво произнес майор. – И заняло бы это минуты три от силы.