Цисами держалась в нескольких шагах позади Старшей Жены и не отрывала глаз от огромной уродливой цитадели. Какой безобразный город. Цисами уж точно сюда не рвалась. Она посмотрела в другую сторону. В долине тянулись обширные, залитые водой поля с аккуратными рядами риса. Вода стояла выше обычного – в этом цикле выдалась хорошая весна. Было столько мест, куда Цисами могла спокойно ступить и скрыться в тени… Слишком, слишком просто.

Они пропустили поворот, который привел бы их в город, и двинулись дальше на север. В душе Цисами зажглась надежда.

– Мы едем не в Даньцзыи?

– У нас дела в другом месте.

Хороший знак. Мудрая тень-убийца избегает княжеского золота. Хотя князья платили щедро, обычно игра не стоила свеч. Бюрократы из Каобу были особенно опасны.

Цисами поднялась на вершину холма, и хорошее настроение как рукой сняло. Она зажмурилась, увидев внизу обширную равнину, по которой, насколько хватало глаз, аккуратно двигались красно-желтые квадраты. Цисами не просто привезли в гущу гражданской войны – она оказалась посреди войска, двигавшегося на Гиянь.

Они шли дальше в потоке повозок, под грохот тысяч марширующих ног. Дорога была забита, поэтому все еле ползло. Старшая Жена, впрочем, не замедлила шага. Она схватила Цисами за локоть, вонзив острые ногти в кожу, и потащила ее вперед. Судя по силе хватки, эта женщина либо обучалась в школе боевых искусств, либо служила школьной наставницей. Солдаты, бросив один взгляд на Старшую Жену, расступились и дали ей пройти. Очевидно, она обладала изрядной властью.

Вскоре стало понятно, куда ведут Цисами. Посередине длинной вереницы солдат в красных доспехах двигались четыре массивные повозки, украшенные желтыми флагами.

Огромные военные фургоны сами по себе никого не удивляли. Они бывали всех размеров и форм, укрепленные, снабженные боевыми машинами. Хорошая военная повозка представляла собой крепость, которая могла двинуться вперед и глубоко врезаться во вражеские ряды, а при необходимости несколько дней держать оборону. Но эти чудища на колесах поразили Цисами. Каждая повозка была в три раза выше обычной, а в ширину занимала всю дорогу. Со всех сторон ее закрывали толстые плиты желтой брони, по бокам виднелись бойницы, наверху сидели лучники. Восемь огромных колес высотой в человеческий рост были утыканы шипами. Две баллисты на крыше довершали картину, не оставляя никаких сомнений в назначении этих повозок.

Цисами стало любопытно.

– Раньше меня никогда не брали в плен генералы!

Старшая Жена подошла к широким двойным дверям в заднем конце длинной повозки. Она толкнула Цисами вперед, и створки захлопнулись за ними с громким лязгом.

Внутри было темно, не считая тусклого света, пробивавшегося из-за бисерной занавески. Цисами с одного взгляда – судя по тому, как желтый свет отражался от бусин, – поняла, что это хрусталь. Но снаружи не пробивалось ни лучика. Внутренность повозки была надежно запечатана.

Цисами всегда ценила красивые изделия. Они демонстрировали искреннюю преданность мастерству. И все же… лучше бы света было побольше.

Ее глаза привыкли не сразу. Хотя тени-убийцы ловко действуют во мраке, в темноте они не видят. Несомненно, ночное зрение принесло бы массу пользы, но ни одна школа еще не научилась развивать эту способность. Ходили слухи, что катуанцы как-то приспособились – якобы они приучали свои глаза видеть исходящее от тел тепло, и тому подобные глупости.

В этом и заключалась проблема боевых искусств: они наполовину состоят из хлама, вранья и постоянной борьбы за превосходство между соперничающими школами. Или, если речь о государствах, между правителями. Развитое военное искусство может сыграть решающую роль в дипломатических вопросах, поэтому правители стараются развивать всё более мощные и смертоносные техники, ну или, по крайней мере, лгать об их существовании, чтобы запугать врага.

Цисами постепенно разглядела комнату. Это было что-то вроде маленькой передней. Справа, у стены, виднелся полукруглый столик. На нем, словно приглашая расположиться, стоял чайный прибор. Левую сторону занимали мягкие стулья, возможно с набивкой из лебяжьего пуха. Очень мило. Красивые хрустальные бусины также были очаровательным штрихом. Этому генералу хватало и денег, и вкуса.

Цисами скользнула за хрустальный полог в следующую комнату, которая занимала почти всю повозку. В дальнем конце находилось возвышение, обрамленное колоннами. Почти что миниатюрный тронный зал. Было темно, только на возвышении горел свет, и низкий потолок давил на голову… Впрочем, чего она ждала от повозки?

И тут Цисами услышала голоса. Двое мужчин энергично переговаривались. Вскоре к ним присоединился третий голос, высокий, потом четвертый. Разговор стал горячим и неразборчивым.

– Довольно, – произнес, перекрывая других, решительный женский голос.

Все немедленно замолчали. А женщина продолжала:

– Мы уступим перевал через горы Целу солдатам Син. Промедление слишком дорого нам обходится. Но как только они войдут, я хочу, чтобы их изничтожили до единого. Они только путаются под ногами. Теперь покажите карту наших поставок. Так. Мы разрушим плотину Чжи, и все равнины на юге превратятся в море.

– Сопутствующий ущерб будет велик.

– А мне какое дело? Теперь это их территория. Пусть платят за починку.

– Тем самым мы выкажем свою слабость.

– Потому что мы слабы! – взревела женщина.

После этого в комнате настала мертвая тишина.

Из теней показалась фигура и двинулась в дальний конец зала, на свет. Она была облачена в желтое, а ее голову увенчивал убор с павлиньими перьями. Любой узнал бы это фарфоровое лицо, обрамленное угольно-черными волосами. Оно было выбито на половине монет, имевших хождение в Просвещенных государствах. Молодая прислужница в красном платье шла рядом, держа знаменитый меч Сунри под названием Кровавый Танцор. Княгиня могла выхватить его одним движением.

Цисами громко ахнула.

– Чтоб тебя!..

Цзянь проснулся на следующее утро от пьянящего запаха жареной форели, которая шипела на сковороде. Цофи, перетянувшая на себя большую половину одеяла, лежала, свернувшись клубочком, спиной к нему; она вытеснила Цзяня на край. Тот повернулся и сел, ощутив босыми ступнями холодную сырость досок.

Появился Каза, неся поднос с жареным манго и цельную рыбину на подушке из коричневого риса.

– Доброе утро, мой мальчик.

– Я и не знал, что мастера прислуживают ученикам, – изумленно произнес Цзянь.

– Ты не ученик, а гость, – сказал Каза, ставя поднос на стол. – Иди, иди, ешь.

Так чудесно было сидеть рядом с мастером Хуту и болтать о всяких пустяках. Каза был сыном китобоя из маленькой рыбацкой деревушки на западном побережье Цветочного моря. Они жили в крошечной хижине на сваях, потому что каждый третий цикл их заливало. У него было восемь кошек, носивших имена от Одного до Девяти, за исключением Трех, потому что это сулило несчастье. Однажды мать Казы убила акулу голыми руками, потому что та пыталась сожрать его сестру. Кроме того, Цзянь узнал, что в качестве последнего испытания каждому мастеру Хуту следовало вскарабкаться на часовую башню храма Тяньди в Алланто и трижды ударить в Гонг, Большой как Мир.

– И вы это сделали? – спросил Цзянь.

Каза кивнул.

– Да. Дважды. Первую попытку мастер не засчитал, потому что я воспользовался лесами, которые остались после рабочих.

По сравнению с последним испытанием школы Чжан, которое требовало от ученика убить мастера и вобрать его ци, испытание Хуту казалось пустяковым.

– Ничего не понимаю, – произнес Цзянь. – В чем смысл вашего последнего испытания? Каким образом оно доказывает, что наследник готов занять место главы рода?

– Ты придаешь ему слишком много значения, – Каза улыбнулся вставными зубами. – Да, в большинстве случаев последнее испытание – это настоятельное предложение доказать, чего ты стоишь, но что касается Хуту – это праздник. Когда мастер предлагает своему наследнику пройти испытание, он уже знает, что наследник достоин. Никакие проверки этого не изменят.