Сказка о трёх сестрах и Чёрном Смерче

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. И было у него три дочери: все как одна умницы да красавицы.

Старшая дочь, Василиса-искусница, шила-вышивала узорами дивными. Что ни вышьет она – всё наяву станется. Вышьет солнце красное – сойдет оно с полотна, разойдутся тучи – станет ясным день.

Средняя дочь, Любава-певунья. Краше песен её никто не слыхивал. Как начнёт она петь – всё растет вокруг, расцветает. Выйдет она на зорьке в чистое поле, запоёт песню раннюю – рожь да пшеница вверх тянутся, колосья зерном наливаются.

Младшая дочь царя, Акулина. Ни петь, ни вышивать не была она мастерица, но зато средь народа была отрадою. Любили её за сердце доброе да за мудрость житейскую.

Не было среди дочерей у царя любимицы. В каждой из них души он не чаял. Так бы и не расставался с ними никогда, да пришла пора выдавать замуж старших дочерей. Многие женихи к царевнам сватались, подарками да гостинцами одаривали, но купить подарками чистые сердца девушек. Да и царь-батюшка благословение свое отцовское только тогда решил дать, когда увидел, что по-настоящему полюбились Василисе и Любавушке два брата, два добрых молодца из соседнего государства – Степан да Данила. Собрал царь своих старших дочерей как-то вечером и говорит:

– Дочери мои старшие, Василисушка да Любавушка, пришла пора вам замуж выходить. Жаль мне с вами расставаться, да ничего не поделаешь. Вижу, полюбились вам Степан и Данила. Что ж, молодцы они добрые. А, уж ежели вам по сердцу пришлись, то мне, старому, и желать больше нечего. Завтра поутру объявлю я пред всеми о своем отцовском благословении. Ох, и тяжело мне с вами расставаться. Разлетитесь вы, как горлицы, в разны стороны, и останемся мы вдвоем с Акулиною.

Вспыхнули щеки у девушек. Стыдливо глаза опустили они да так молвили:

– Спасибо тебе, батюшка, за слова сердечные. Не забудем мы с Любавушкой доброту да ласку отцовскую. Ты ж не скучай, не кручинься, а каждый седьмой день месяца в гости нас к себе ожидай.

Старик лишь слезу утёр от радости.

Вдруг раздался гром, грозовые тучи небо затянули, сверкнула молния, а ветер поднялся такой, что деревья до земли склонились. Распахнулись тут двери, ворвался ветер в царские палаты и закружил на месте. Испугались девицы, к отцу прижались. Обнял их отец и говорит:

– Не бойтесь, доченьки. То не ветер шумит, не гроза идет. То явился к нам гость незваный.

Лишь сказал он так, сразу ветер стих, и увидели все – посреди зала тронного, и правда, гость стоит. Видят сёстры: недобрый человек явился к ним. Мысли его, как глаза черны, а холодный взгляд душу ранит. Одет незваный гость в чёрные одежды, на голове покрывало чёрное, перетянутое обручем серебряным. А в ногах его змеи вьются. Оглядел он сестёр, улыбнулся недоброй улыбкою и молвил:

– Слышал я, что ты, царь, дочерей своих замуж выдаёшь. Потому и явился к тебе во дворец.

– Вижу. Гостям здесь всегда рады. Только скажи, почто дочерей моих испугал?

– Люблю я силу-мощь свою показать, чтоб знали все, кто перед ними, чтоб склоняли люди головы и почитали меня за господина своего. Вот и явился я как гром среди ясного неба, чтобы поразить дочерей твоих своей силой да забрать их с собой.

– Погоди-погоди, – отвечал царь. – Уж больно ты скор, как я погляжу. Не успел на порог ступить, как звать-величать не сказывал, а уж дочерей моих забрать собираешься?

– Так ты не узнал меня, старик? – спросил гость и расхохотался да так громко, что эхо по всему дворцу пошло. А потом вдруг нахмурил брови. – Трепещи же, человечишка, предо мною, потому как сам Чёрный Смерч к тебе в гости пожаловал. Не каждого удостоил я своим визитом. Вот мой тебе совет: не перечь мне, а лучше дочерей своих в дорогу собирай. Станут они мне жёнами, будут в злате да серебре купаться, в роскоши жить да меня тешить. А на подарки я не поскуплюсь.

– Ишь ты, чего удумал! Дочерей моих забрать собираешься? Как же я отдам их тебе? Они уж просватаны. Я и слово царское дал. Да и богатства твои нам не надобны. Человек душой должен быть богат. У тебя же она черным-черна. Так что, ступай себе с Богом. Не отдам я тебе дочерей своих – вот тебе и весь мой сказ.

– Так ты перечить мне вздумал? Разве не знаешь, что повинуются мне все на этом свете? На кого рассержусь я, тому не миновать беды: разнесу все вокруг, камня на камне не оставлю. А что слово твоё царское?.. На то ты и царь: слово дал – слово и назад взял.

Кинулись тут дочери в ноги к отцу, слезами залились горькими:

– Не отдавай нас, батюшка! Христом Богом просим!

– Не бывать тому! – ответил царь. – А вы, дочери любимые, не бойтесь. Не отдам я вас гостю непрошенному. Тебе же, Чёрный Смерч, так скажу: пугать меня – что воду в ступе толочь. Дочерей своих я в обиду не дам: дороже их у меня нет ничего. Ты же убирайся подобру-поздорову.

Как услышал Чёрный Смерч речи царские, еще чернее стал от злобы своей. Змеи, что у ног его вились, зашипели, засверкали глазами зелеными.

– Не желаешь по-хорошему? Не просил я никого отродясь, да и теперь не стоило. Погляди в последний раз на дочерей своих, царь. Больше вы не свидитесь.

Сказал так Чёрный Смерч, взмахнул широким рукавом – потемнело все вокруг. Закружился он на месте, ураганом прошелся по терему царскому. И, как крепко ни держал царь своих дочерей, а только выхватил их Чёрный Смерч и унёс прочь. Увидел лишь, как по небу вечернему чёрная туча пронеслась и скрылась за горизонтом. Кликнул царь челядь свою. Кинулись все искать Василису и Любаву, да так и не нашли.

А на утренней заре позвал к себе царь Степана да Данилу и молвил им:

– Хотел я рано поутру объявить о ваших помолвках с моими дочерями. Да беда пришла на наш двор: налетел ураганом Чёрный Смерч и унес моих дочерей куда неведомо.

Отвечали на то Степан да Данила:

– Не горюй, царь-батюшка. За невестами своими мы хоть на край света отправимся, медлить не станем. Где бы ни были они, голубки ясноглазые, везде их отыщем. Если же через год не вернемся назад, знать, нет уж нас в живых.

Снарядились добры молодцы, на коней сели – и только пыль столбом завилась за ними. Хотел царь за младшей дочерью Акулиной послать, она по ту пору у тетушки своей гостевала, а царевна уж тут как тут, как сердцем чуяла, что случилось неладное. Узнала, что унёс Чёрный Смерч сестриц родимых, расплакалась. А после утерла слезы горькие и решила найти Василису с Любавой во что бы то ни стало. Услыхал про то царь – разгневался:

– Одна ты у меня осталась. Никуда тебя не отпущу. Старших дочерей сберечь не смог, хоть тебя сберегу. Да, мыслимо ли это, девице за мужское дело браться?

Выслушала Акулина отца, но от слова своего не отказалась. Собрала узелок, переоделась в простое платье и тайком в путь-дорогу отправилась.

Долго ли, коротко ли шла царевна Акулина, про то неведомо. Много дорог она исходила, много добрых людей на своем пути встретила. Но где бы она ни была, у кого бы ни спросила, никто не ведал о Чёрном Смерче. Наконец, привела дорога Акулину к лесу. Идет царевна по узкой тропинке, любуется. Солнышко сквозь ветви деревьев проглядывает, соловушка заливается песней переливчатой. Села она у старого дуба отдохнуть да перекусить. И только развернула узелок с едой, как, откуда ни возьмись, появилась перед ней белочка. Прыгнула она к царевне на колени, смотрит ей в глаза, словно просит чего-то.

– Видно, не мне одной есть хочется. Что ж, разделю с белочкой свой обед.

Насыпала царевна ей орешков. Схватила его рыжая попрыгунья и ускакала. А следом за ней из кустов медвежонок вышел, да рядом с девушкой уселся. Не испугалась Акулина, погладила малыша по голове, угостила медком липовым да за ушком почесала. Медвежонок лизнул её в щеку и в лес ушёл. А девица доела хлебушек, запила его родниковой водой и прилегла отдохнуть. Только глаза закрыла, вдруг слышит, будто плачет кто. Пошла она на тот плач и видит: сидит на земле возле дерева птичка-синичка и слёзы льёт.