– Направо, на Бассейную и резко вправо – в ворота парка Победы! – скомандовал Окулист и взглянул в зеркало заднего вида. Преследования не было. – Гони по дорожке в обратную сторону до конца, а там свернешь налево и выскочишь на Кузнецовскую. Заедешь в ближайший двор и жди меня. Я десантируюсь на повороте, – скороговоркой проинструктировал он водителя.

Послушная машина за считанные секунды неслышно пролетела до поворота аллеи и, задержавшись на мгновение, свернула влево. Окулист, приоткрыв дверь, мягко выкатился на газон и словно растворился в густых кустах сирени, примыкавших к ограде. За оградой разъяренный сержант-гаишник тряс за грудки парня в темной куртке:

– Идиот! Тебя что, никогда стрелять не учили?! С двух метров по «мерсяку» попасть не можешь, придурок!! Что теперь докладывать Бонзе?!

«Думаю, уже ничего не доложишь», – подумал Окулист и сделал два негромких выстрела из своего «стечкина». Сержант и его подельщик упали на тротуар, широко разметав руки. Из левого глаза гаишника тонкой струйкой на асфальт стекла кровь. Второй убитый лежал лицом вниз. Из-под его куртки торчал автомат Калашникова. Окулист откинул полу куртки убитого:

«Ого! Продвинутые ребята попались – штурмовой малогабаритный автомат модификации ОЦ-14-4, проще «Гроза»», – произнеслось в его сознании. –Да, коллега, не зря тебя ругал покойничек-сержант: такое оружие почти само попадает, а ты – в белый свет, как в копеечку».

Но гаишник интересовал Окулиста куда больше. Времени на досмотр его вещей не было – по трассе, пусть в это время и не очень оживленной, все время шел транспорт. Документов нет, значит, гаишник липовый. А вот мобильничек надо приватизировать.

Окулист не торопясь пошел по Кузнецовской улице в сторону Московского проспекта. Буквально через минуту из трубки сержанта-самозванца полились звуки «Лунной сонаты» Бетховена.

– Меломан был покойничек, – подумал Окулист и нажал зеленую кнопку.

– Да-а, – глуховато выдохнул он.

– Крыса, что там у тебя?! – поинтересовался начальственный тенорок.

– А? – тоном полнейшего дебила переспросил Окулист.

– Я спрашиваю, глухня, машина олигарха этого долбанного, Смирнова, проезжала?!

– Ага! – доложил понятливый Окулист.

– Что ты мне агакаешь?! Машину задержал? Обшмонал? Документы нашел?

– Не-а! – доложил туповатый абонент.

– Что не-а?! Что не-а?! Счас приеду, лично тебе чухольник начищу!

– Бонза! – пытаясь подражать голосу владельца трубки, сказал Окулист.

– Что – Бонза?! Я уже 36 лет как Бонза!

– А больше тебе никогда и не будет, – с оптимизмом комсомольца 20-х сказал Окулист и отключил связь.

«Мерседес» Смирнова стоял во дворе напротив парка. Фролов сел на свое место.

– Поехали, – коротко бросил он водителю.

– Что произошло, Женька? – спросил встревоженный бизнесмен.

– Они больше так не будут, – извинился за убиенных Окулист.

Цубербиллер посмотрел на друга, и веселая стайка мурашек пробежала по его спине.

– Ты их что, убил? – почему-то шепотом спросил он.

– Нет, я только отобрал у них значки «Ворошиловский стрелок», – так же шепотом по секрету сообщил Окулист и негромко пропел:

– Черный бумер, черный бумер,

Ты зачем так рано умер?

– Чего они хотели? Они хотели нас убить? – старательно бесстрастным голосом спросил Смирнов.

– Нет. Их интересуют по-прежнему твои документы. А от пули мы с тобой, Генка, никогда не умрем! Великие люди умирают не от пули, а от разочарования.

– Ребята, – вдруг вступила в разговор Людмила. – Вас послушаешь – тоска сплошная. Неужели в нашей жизни не бывает ничего хорошего?

– Бывает. Но реже, чем хотелось бы. Вот недавно, например, одна моя знакомая провернула удачную финансовую операцию, и ей стало хорошо.

– Я не об этом. Я о простых смертных, – возразила Людмила.

– И я о них, – кивнул Окулист. – Моя знакомая после той операции решила расширить территорию своего загородного участка. Прикупила несколько соседних фазенд с их грядками да халупами. Только одна соседка наотрез отказывалась продавать свой участок. И хоть фамилия у нее была Дуракова, оказалась далеко не дурой – выторговала за свою развалюху прекрасную квартиру в Питере.

– Ну что ж, не очень яркий, но все—таки хороший пример, – согласилась Люда.

– А это еще не история, – возразил Окулист. – Это только предыстория! Выехала эта мадам Дуракова из своей хижины и бросила там свою собаку, колли. Послонялась эта бедолага туда—сюда и приткнулась к охранникам той самой расширившейся территории, которую прикупила моя знакомая. Охранники – ребята добрые, подкармливали кобелька. Но тот хоть и ходил теперь сытый, то ли по своей старой хозяйкетосковал, то ли в какой духовной пище потребность имел… Короче, грустный был какой-то: морда симпатичная, но кислая до жути. И прозвали его за такое выражение внешности Уксусом. Они привык, отзывался.

Однажды увидела его моя знакомая. Она до всякой живности – сама не своя! Приласкала его, за ухом почесала. А тот стоит себе ласковый такой и смотрит на нее грустными-грустными глазами. А потом вдруг выкатилась из его глаз, как говориться, мужская слеза, блеснул он зубами…

– И сказал человеческим голосом: «О прекрасная Брунгильда, будь моей женой!» – продолжил за Окулиста Цубер.

– Нет, – стойко выдержал прикол Окулист. – Узнала она, что собаку назвали Уксусом, наорала на охрану и велела переименовать в более достойное имя. Легко сказать, когда он к своему имени уже привык! Велела хозяйка ежедневно хавчик ему из ресторана привозить, роскошную будку с утеплителем из финских стройматериалов по ее указанию сделали, раз в неделю – профилактический осмотр у ветеринара, кандидата наук. Теперь живет – кум королю. И зовут его теперь – Лексус.

– Прямо как из кинофильма про американскую мечту. Про собачью, – уточнила Людмила.

– Да, – согласился Окулист. – Разница лишь в том, что у американцев их мечты чаще осуществляются на экране, чем в жизни, а эта история – настоящая.

– Ты хочешь сказать, что американцы плохо живут? – с иронией спросил Смирнов.

– Нет. Материально хорошо живут. Только вместо мозгов у них часто гамбургеры и чизбургеры.

– А это не одно и то же? – поинтересовалась любознательная Людмила.

– И то, и другое дрянь, но многим нравиться. Как пиво – шампанское для бедных, так и эта жрачка – плебейское лакомство. Но мы люди не гордые, и не такое едали, помнишь, Генка?

– Еще бы. В военном училище даже байка ходила про то, что в военных подсобных хозяйствах свиней не режут, а взрывают: в миске мяса никогда не было – либо кости, либо жир.

В разговоре возникла небольшая пауза. Окулист вынул из кармана сотовый телефон и набрал несколько цифр. На том конце отозвался Сева Лёдкин – старинный приятель Окулиста, майор ФСБ, ас в сфере компьютерных технологий и обладатель уникальных баз данных.

– Привет, Селедыч! Это Фролов. – Помощь нужна. Пробей, будь другом, информацию о некоем гражданине с творческим псевдонимом Бонза, тысяча девятьсот, – Окулист на секунду задумался, – восемьдесят пятого примерно года рождения. Предположительно, мелкий криминальный делец.

– А сам уже по своим каналам посмотреть не хочешь, – хохотнул Сева. – Понимаю, не царское это дело…

– Да причем здесь…, просто дело срочное, а я в машине еду.

– Перезвоню, – по-деловому сообщил Ледкин и отключит телефон.

– Гена, – осторожно спросила Людмила, – прости за бестактность, но мне не понятно: почему ты с тем молодым человеком не побеседовал, который участвовал в похищении кейса?

– Ты хочешь спросить, не рано ли мы с твоим мужем начали водку пить? – уточнил вопрос Окулист. – Да в том—то и дело, что водку мы пили от безысходности. Понимаешь, ни черта пока понять не можем. Парень этот чернокожий просто молчит, как глухонемой. Может, он и вправду глухонемой. Я с ним и по-английски говорил, и на тех африканских диалектах, которые знаю, а он, гад, только ежится и молчит. Не бить же его в конце-то концов.