– Смешно, – тоном похоронного агента согласился Окулист…

В офисе царила обычная деловая суета. Над дверями висел плакат-напоминание для сотрудников, работающих с клиентами: «Улыбайтесь – это раздражает!».

– Привет трудящимся артели «Напрасный труд»! – по-военному громогласно поздоровался Смирнов со своими подчиненными. Народ искренне заулыбался, начал вразнобой здороваться; мужчины вжимали животы, демонстрируя спортивность, женщины смотрели на Генку так, словно он был первым и последним мужчиной в их нелегкой судьбе.

– Филантроп ты, Генка, а не бизнесмен, – отреагировал на проявление этих телячьих нежностей Окулист. – Какой ты капиталист? Тебя ж никто не боится! Тебя лю-бят! Бизнесмен должен быть жестоким! Эдакая гремучая смесь Гитлера и Чингисхана.

– А кумыс пить на пару с Евой Браун не прикажешь, теоретик? – съязвил Смирнов.

– Почему бы и нет, полезно для организма, – пожал плечами Окулист.

– Ты имеешь в виду Еву Браун?

– Нет, кумыс. А Людмиле все про тебя расскажу, маньяк сексуальный, – пообещал Фролов.

– Навуходоносор, – сформулировал Смирнов.

– Чикатило, – определил Окулист.

За дружеской беседой зашли в рабочий кабинет Геннадия Николаевича. Цубер плеснул в два стакана минералки, один протянул начальнику охраны:

– Теперь давай о деле.

– О деле так о деле, – кивнул Фрол. – Самые первые выводы. Ты не вписался в чьи-то планы, в чью-то жизнь. Больше ничего сказать не могу, потому что не знаю, что лежит у тебя в твоем кейсе. Кстати, почему ты, не самый бедный человек, ходишь с таким старьем? Может, тебе новый кейс подарить?

– А, по-моему, он не так уж и плох. А новый не покупаю, потому что, как говорила когда-то бывшая мадам премьер Украины, «коштив немае».

– Денег нет? – развеселился Окулист. – Ну, ты, Цубер, и жмот! Не кивай на ту забытую мадам, она, как и ты, – прибеднялась. Брать любит, а отдавать… Знаешь, как говорит один мой знакомый, специалист в области сотовой связи, «девки настоящие любят все входящие!».

– Солдафоном ты был, солдафоном и остался, – вздохнул Смирнов. – Да просто люблю я этот кейс, на уровне рефлекса люблю. Возьму его за ручку, а он к моей ладони уже притертый такой, родной. Он ведь даже не кожаный, а все равно хороший.

– Да уж знаю, сделан из шкуры молодого дерматина! Плебействуешь, но это твое право. Ты мне лучше скажи, что в его утробушке-то лежит, а то мы никогда ни в чем не разберемся.

Геннадий Николаевич взял в руки кейс, который еще в машине передал ему Окулист.

– Надеюсь, что лежит там то, что и раньше лежало.

Он внимательно пролистал все бумаги и только после того облегченно вздохнул. Струйки пота вдруг обильно потекли по его лицу.

– Что-нибудь не так? – напрягся Окулист.

– Наоборот, все очень даже так.

– Что ж тогда взопрел, сердешный? – тоном деревенского дурачка поинтересовался Окулист.

– Увидел, что документы на месте, вот и отпустило.

– Да, с выдержкой у тебя все в порядке. До самого офиса ехал марку держал, кейс не открывал! Я даже подумал, что кроме джентельменского набора из лимона, коньяка и пачки презервативов там и нет ничего. Считай, что отделался моральной травмой средней тяжести. Ну а теперь колись: что за макулатурка в кейсе лежит?

– Понимаешь, – вдруг потупил глаза Цубербиллер, – в большом бизнесе рано или поздно наступает момент, когда бизнес сам по себе уже становится не очень интересным, хочется заняться чем-то более существенным. А более существенное по сравнению с наукой и бизнесом – это только политика.

– Понимаю, – нарочито серьезно закивал Окулист.

– Политика – это наука особой правды! Придурок ты, хоть и гений. Да когда же вы, придурки гениальные, поймете, наконец, что политика – это чушь собачья, которая и копейки не стоит! А вы, честолюбивые идиоты, на нее жизни кладете.

– Погоди, Окулист, не кипятись, выслушай. Нет ничего плохого в том, что человек с мозгами, деньгами и с совестью придет в большую политику. Плохо, когда там сидят те, кого кроме власти и денег ничего не интересует.

Фролов скорчил постную физиономию.

– Я очень даже фирштейн с яволем! Я, конечно, больше собачник, чем политик и бизнесмен, и про ротвейлера поговорю с большим удовольствием, чем про Рокфеллера. Но как собачник приведу тебе пример. Есть у меня один знакомый. Амбиции, как у тебя, хотя, конечно, попроще. Так вот, завел он как-то породистого щенка. И решил этот новоиспеченный дедушка Дуров его дрессировать на свой манер. Встанет, бывало, на карачки возле собачкиной миски и начинает гавкать: приучает, значит, цуцика к тому, чтобы тот, когда жрать захочет, голос подавал.

– И чем дело закончилось? – вдруг заинтересовался Смирнов.

– Тем, что пока хозяин раком не встанет и не погавкает, собака к миске и близко не подойдет!

– Любопытно. Но ведь это просто ошибка, изначально заложенная в эксперимент, – подумав, сказал умный Цубер.

– Так ты такую же ошибку совершаешь! Прешься к государственной миске и хочешь всю стаю построить! Порвут они тебя. И, похоже, сегодня уже слегка прихватили за зад. Объясни, зачем тебе эта дурацкая политика?!

– Хорошо, объясню, – Смирнов поправил сбившийся на бок галстук. Дело не в жажде власти. Просто наша страна продолжает совершать стратегическую ошибку: мы, как дикари из племени тумбу-юмбу, продолжаем ориентироваться на собственную дикость, то есть на дары природы. Только теперь это не какие-нибудь там кокосы или корешки в земле, а нефть, газ и прочие богатства. А акцент должен быть на создание продуктов разума, на новые технологии, на цивилизационную перспективу. Иначе по-прежнему будем, как дикари, за бусинки родиной торговать!

– Молодец, красиво свистишь! – одобрил Окулист, – Но это все лирика. А в кейсе-то что лежало? Панацея от болезней родного государства? Рецепт избавления от главных российских бед – дураков и плохих дорог?

– В какой-то мере так, – не обиделся на сарказм Цубербиллер, – В кейсе лежат подборки документов по четырем политическим сюжетам. Все они очень тесно переплетены и с экономическими делами. Главное, вероятно, в том, что в них указаны конкретные имена, факты и даны научно обоснованные предложения по реализации каждого из проектов. Или, наоборот, по противодействию реализации. В первой подборке документов речь идет об американском плане SDD – плане развала СССР, подготовленном еще в 1982 году.

– Спохватился, – позлорадствовал Фрол. – Теперь-то какая разница, что это за план, если операция уже давно закончилась?

– Фрол, не корчи из себя девушку! В наших заоблачных политических высях до сих пор сидят многие из тех, кто тогда были активными участниками того проекта. Их для пользы государства нужно как минимум отлучить от кормушки.

– А лучше – дать «мартини», – со знанием дела сказал бывший киллер.

– ?

– Винтовка была такая хорошая «Мартини-Генри» образца 1871 года. Многих излечивала от подлости.

– Кто про что, а вшивый про баню, – махнул рукой Смирнов. – Но ты не дослушал. Второй пакет документов связан судьбой российских денег во французских банках. Их там до сих пор со времен революции вертится немерено. Точнее, я померил. Получается… На годовой бюджет хватит.

– Да… – протянул Окулист, – за такие находки тебя могут так напугать, что сразу станешь лауреатом Международного памперса.

– Ну, моя роль первооткрывателя тут весьма условна. Так что, как говорят в Швеции, не надо пилить опилки! – Про эти деньги только газета «Вестник Козятинщины» не писала, остальные все писали.

–А что это за такой экзотический печатный орган? – восхитился Окулист.

– Орган как орган: районная газета города Козятина.

– Впечатляет. Знаешь, в 1918 году в Петрограде тоже вышла ничего себе газетка. Называлась «Кузькина мать». В ней даже значилось: «Орган уличного быта, заборной литературы, политурной политики, мешочной общественности и утиных сенсаций». Правда, только один всего раз и вышла – не читал никто, она и сгинула.