Шаг, ещё шаг…

И за полу пыльника цепляется колючка. Клещи вот так и попадают на одежду. Сидят на самых кончиках растительности, раскинув передние длинные лапы-крючья, словно для объятий. Ждут кого-нибудь, кого удастся «обнять».

Шаг, ещё шаг, ещё…

Он видит только тень охотника, слышит, как под его ботинками осыпается, катится вниз мелкий камень. Уполномоченному и не уследить за Шубу-Ухаем, всё его внимание сосредоточено на почве, на камнях, что попадаются ему под ноги. Главное, чтобы грунт под сапогами был твёрдый, не посыпался. И поэтому идёт он медленно. Не соизмеряя свою скорость со скоростью Миши.

А тем временем луна поднимается всё выше и выше. Он уже начинает различать и колючки по бокам от себя, и камни, на которые можно безбоязненно поставить ногу.

Шаг, ещё шаг…

Теперь он различает и пучки ковыля; если они близко, уполномоченный старается ставить ноги так, чтобы ковыль не касался его одежды.

Шаг, шаг, шаг, шаг…

От напряжения снова начинают болеть икры, быстрее, чем в прошлый раз. Он волнуется, что Шубу-Ухай далеко уйдёт от него, и потому прилагает усилия.

Шаг, шаг, шаг…

Теперь подниматься ему труднее, и не потому, что темно и растительности больше, нет… Просто этот подъём заметно круче предыдущего. Хорошо, что он короче.

Каждый шаг – усилие. Каждый шаг. Ещё шаг… Ещё…

Он поднимает глаза: хорошо, луна на небе… И фигура проводника теперь неплохо ему видна. Сколько они так идут? Уже, наверное, час, или даже больше. Сколько они прошли? Совсем немного; уполномоченный уверен, если бы сейчас был день, он обернулся бы и смог бы разглядеть там, внизу, в начале подъёма, белую бетонную будку на окраине Кытлыма.

Шаг, ещё шаг, ещё…

– Андрей, – охотник остановился.

– Что? – спрашивает Горохов. Он тоже останавливается.

– Запах чувствуешь?

Сейчас Андрею Николаевичу было не до запахов.

– Нет, не чувствую, – отвечает уполномоченный, но он предполагает, к чему ведёт этот разговор. – Что, варан?

– Ага, – откликается охотник. – Помёт где-то рядом. Свежий.

– Я ничего не чувствую, – говорит Горохов, но курки на обрезе взводит. Он знает, что помёт варана – который жрёт всё, включая кактусы и сколопендр, – пока не высохнет на солнце, имеет характерный, едкий запах. И если Миша его чувствует…

«Хотя как он мог его почуять через инсектицид?».

– Ты будь начеку, Андрей, – говорит охотник.

– Думаешь, он нападёт на двоих?

– Ну… может, он сильно голодный, – предполагает Шубу-Ухай и, повернувшись, снова начинает подъём.

Варан очень опасный зверь, и опасен он не тем, что его тяжело убить, а тем, что умный. И этот умный зверь, как правило, верно оценивает свои силы. Горохов знает, что на двоих людей варан нападает редко.

И снова они идут вверх, охотник впереди, уполномоченный на десяток шагов сзади. На самом деле луна, конечно, облегчает их задачу, но всё равно движутся они заметно медленнее, чем тогда, когда начинали подъем.

Шаг, шаг, шаг…

Снова он чувствует икры, и после этого потихоньку начинают давать о себе знать и мышцы в бёдрах. Но чёрная тень охотника с поклажей, на фоне почти чёрного неба в звёздах, колышется и неумолимо движется вверх.

И тут откуда-то справа шорох… Это сверху катятся камни. Уполномоченный сразу поднимает обрез, да и Миша останавливается и, судя по всему, поднимает ружьё. Теперь у Андрея Николаевича сомнений нет – царь пустыни тут, рядом. Они ждут несколько секунд, может, секунд десять, и дожидаются: снова на склоне справа от них падают камни. Люди ничего не видят, но оба готовы стрелять на звук. Горохов не очень хорошо стоит, да ещё и поклажа у него тяжёлая, центр тяжести высоко, он поудобнее расставляет ступни, чтобы после выстрела отдача, не дай Бог, не свалила его с ног. Уполномоченный думает, что если придётся стрелять, лучше вообще привалиться к склону. Впрочем, стрелять им в этот раз не пришлось. Следующий шорох и обвал камней случаются уже дальше. Миша ещё некоторое время ждёт, а потом и говорит:

– Ушёл, что ли… Ты, Андрей, будь настороже…

– Угу, – бурчит Горохов. Конечно, неприятно знать, что где-то тут, совсем рядом с тобой, метрах в тридцати, может быть, находится огромный ящер, который не побоится напасть и которого трудно убить даже с нескольких выстрелов. И что единственный укус через три дня, если нет серьёзного запаса антибиотиков, приведет к гарантированному заражению крови и гангрене.

Впрочем, Андрей Николаевич был рад этой полуминутной остановке. Икры хоть немного отдохнули.

И они опять начинают движение. Шаг за шагом, шаг за шагом…

Правда, теперь на небо выползла почти целая луна, и света прибавилось, но это вовсе не уменьшало нагрузку на ноги.

Шаг, ещё шаг… Шаг, ещё шаг…

И теперь, через полчаса после заряда, в этих местах наконец начинает просыпаться жизнь. В воздухе повисает густое марево звуков, звон цикад вплетается в постоянное гудение, и всё это покрывается близким шелестом крыльев. То и дело на одежду уполномоченного плюхаются большие и маленькие особи саранчи, а об шею ударился мягкий, похожий на прикосновение пыли, трупный мотылёк.

«Саранчи тут просто море. Вот где нужно ставить сети!».

И тут он слышит шипение, ну, достаточно недалеко от себя. Уполномоченный снова взводит курки на обрезе.

– Шубу-Ухай!

– Что? – тот останавливается и оборачивается.

– Сколопендра шипит справа от нас.

– А… Ага, – отвечает охотник и снова идёт вверх.

Кажется, Миша не очень боится сколопендр, а вот Андрей Николаевич наоборот…

«Уж лучше бы был варан…».

С благородным ящером всё кажется проще: люди, если это не опытные охотники, стараются без дела не забредать на территорию, где охотятся вараны, цари пустыни тоже не дураки, рядом с большими стоянками людей не появляются, это вроде паритета выживания, а вот безмозглой многоножке всё равно, кого обваривать кислотой, выпрыгнув из бархана, последний раз это было колесо Фединого грузовика. Так что уполномоченный теперь не выпускает обреза из рук.

Шаг, ещё шаг, ещё…

Кажется, осталось немного, и там, на относительно ровной площадке, можно будет отдохнуть. Тут Миша снова оборачивается к нему:

– Да, тут сколопендры. Мелкие, пара штук… Саранчу жрут. Они там, справа на склоне… Иди внимательно, Андрей.

«Ну вот, Миша, а я что говорил! А сначала не поверил мне».

Андрею Николаевичу даже приятно, что это опасное существо он заметил, услышал раньше, чем его расслышал человек, который занимается охотой всю свою жизнь.

Шаг, шаг, шаг, шаг…

Уполномоченный ждал этого; последние сто шагов, и вот наконец он вылез на плоскую поверхность.

Миша был уже там. Теперь можно было постоять, отдышаться, выпить воды. Ночь была прекрасной, лунной, прохладной, градусов тридцать семь, не больше, но пить после таких серьёзных усилий всё равно хотелось. А ещё очень хотелось присесть – на рюкзак, на тёплый камень, да на что угодно, вот только делать этого было нельзя. Если только в обработанной инсектицидом одежде. В пустыне в это время года просто на бархан ночью садиться небезопасно, а уж рядом с такой бурной растительностью, какая бушует в горах в сезон воды, – тем более. Ещё желательно обувь с брюками оглядеть, не отважился ли какой-то гад, вопреки инсектициду, прицепиться к ним. Но сейчас это сделать сложно.

Они почти ничего не говорят, отдыхают, пьют воду; так проходит минут пять, и после Шубу-Ухай произносит:

– Ну, так… Если отдохнул – пошли.

И указывает в сторону запада. Как раз между двух огромных, нависающих и справа и слева чёрных горных громад.

«Ни хрена я не отдохнул».

Уполномоченный закидывает за спину почти опустевшую баклажку, рывком подкидывает на спине рюкзак, поправляя лямки, и трогается вслед за Шубу-Ухаем.

В лунном свете он различает несколько десятков метров почти горизонтальной поверхности, заросшей колючкой, а потом начинается новый подъем.

Вверх, вверх и вверх…