Ниольи стала расспрашивать Амарана о его учителе и о том, как обучался он сам. Волшебник, почувствовав искренний интерес, стал подробно отвечать на все её вопросы, порой отклоняясь от темы, чтобы рассказать забавные случаи из его обучения и из жизни, или углубляясь в дебри магических законов…

Завтрак медленно перетёк в обед, ни один из эльфов не заметил, как за разговорами пролетело несколько часов. Оба они чувствовали, что не хотят отрываться друг от друга, не хотят прерывать их беседу и вместе с ней возникшую между ними незримую связь.

Как-то очень тихо и незаметно, но стремительно образовалась она, Амаран даже не успел отследить, как это произошло, и уж тем более попрепятствовать этому. Чувства не захватывали рассудок, не затмевали его волной страсти, как бывало с ним раньше. Нет, ничего подобного он не ощущал рядом с Ниольи. Она просто стала ему нужной.

Всё в его жизни как будто встало на свои места. Всё, что он искал, к чему, само того не ведая, стремилось его сердце – всё было найдено в этой девушке, сидящей напротив него. Это было нелогично, глупо, в этом не было смысла… Рассудок яростно сопротивлялся, пытаясь найти обоснование его ощущениям, взявшейся из ниоткуда связи, потребности в ней. Умом Амаран сознавал, что Ниольи никак не может быть ему полезна, ничего нет в ней такого, что может быть ему необходимо… Но вот уже который час говорил с ней, любуясь её улыбкой, искрящимися прекрасной и живой энергией глазами, тёмными волосами, блестевшими под светом Илира, точно шёлк, и понимал, что не хочет с ней расставаться. Ни одной хоть сколько-нибудь стоящей причины, по которой он хотел быть рядом с Ниольи, он не мог найти, и это его раздражало, это нарушало его привычку всему на свете знать причину…

– Пожалуй, так мы и до ужина тут просидим, – заметил Амаран. – А мне, наверное, пора идти болеть.

– Сам дойдёшь или тебе помочь? – спросила Ниольи улыбнувшись.

– Сам дойду. Но если тебе нетрудно, то я бы всё же не отказался от… твоей помощи.

Он сознательно сделал паузу, чтобы показать, что нуждается он далеко не в поддержке Ниольи, а в том, чтобы она просто была с ним рядом. Эльфийка поняла это, но не стала возражать и, подойдя к Амарану, без страха и волнения подала ему руку. Он взял её ладонь в свою так, как это происходит между влюблёнными, так, точно между ними всё уже решено… Так, будто Ниольи всегда принадлежала ему.

– Это неправильно, – испугавшись и смутившись, проговорила девушка и попыталась высвободить свою руку из руки Амарана.

– Почему? – спросил он, сразу поняв, что она имела в виду.

– Я почти не знаю тебя…

– Ты думаешь?

Ниольи подняла глаза, и, встретившись взглядом с Амараном, поняла, какую глупость сказала. Она тоже ощущала эту незримую связь, которая тянула её к магу. Ей казалось, что всегда они были частью друг друга, и всегда он был рядом с ней, только почему-то она не могла услышать его и увидеть. А теперь разделявшая их волшебная стена исчезла… И это единственно правильное – быть с ним, быть его… Разве могли они теперь существовать иначе? Разве не разрушится мир, если они попробуют идти наперекор предначертанному?..

Амаран крепче сжал её руку, чуть погладив нежную кожу, и сделал к ней шаг. Всё страшнее и ярче разгорался огонь в его глазах, и пламя растекалось по телу девушки от соприкасавшихся с ним пальцев… Ниольи не знала, что может он сделать дальше, не понимала, боялась любого из возможных исходов. Испуганно отшатнувшись, она снова попыталась вырвать свою руку из руки мага. Амаран горько усмехнулся, глядя на её выцветшее от страха лицо. Он отпустил её ладонь и вышел из кухни. Вцепляясь в перила так, что без того белые пальцы, делались ещё бледнее, эльф с трудом поднялся по лестнице и исчез за дверью отведённой ему комнаты. Ниольи с тяжёлым вздохом опустилась на стул.

«Всесильный Создатель, как же я боюсь его!.. – подумала Ниольи, вспомнив жуткое, неистовое пламя, полыхавшее в глазах Амарана. – Он весь горит в своём странном, диком огне… И не мне разделить его с ним, не мне познать его!.. Я в нём погибну».

*      *      *

– У тебя есть ножницы?

Ниольи подняла голову, оторвавшись от работы, и взглянула на Амарана.

– Совсем плохо, да? – спросил маг с усмешкой.

Он впервые с того дня, как выбрался из Чащи, смог принять ванну. Вода после его купаний превратилась в грязь. И хотя он ополоснулся в конце чистой водой из ведра, ему всё равно казалось, что на коже остаётся липковатая от пота пыль, не смытая полностью, несмотря на все его старания. Если бы Амаран сам был в силах натаскать и нагреть воды, то набрал бы ещё одну ванну, чтобы окончательно смыть с себя следы пребывания в Сонной чаще, но утруждать этим Ниольи, конечно, не стал.

Его волосы сделались намного светлее и длинными влажными прядями змеились по плечам. Новая чистая одежда, которую откуда-то раздобыла Ниольи, на истощённом теле Амарана висела даже хуже, чем его старые лохмотья, к которым он хотя бы привык. Казалось, его нарядили в просторные мешки, перевязанные на талии поясом, отчего вся фигура мага выглядела ещё более неестественно худой.

– Нет, вовсе не плохо, – оценив его внешний вид, ответила Ниольи. – Лучше, чем было, мне кажется.

– Хотя бы больше не несёт затхлыми листьями и пылью, – кивнул маг, соглашаясь. – Чья это, кстати, одежда? Сомневаюсь, что у тебя просто так дома хранятся мужские вещи на всякий случай.

– Это одежда моего брата, Ниотэ́на. И та комната, в которой ты живёшь, тоже его.

– Где он сейчас?

– На службе в крепости, довольно далеко отсюда. Приезжает время от времени отдохнуть, нечасто… Так что тебе повезло – будь он здесь, не пустил бы тебя даже на порог. Ниотэн ненавидит магию и тех, кто с ней связан.

– Как и многие, – продолжил Амаран с лёгким пренебрежением в голосе. – Не от большого ума. Впрочем, от воина он и не требуется.

– Нет, всё совсем не так, – возразила Ниольи, задетая его словами. – Мой брат… у него есть причины не любить таких, как ты.

Амаран не стал спрашивать об этих причинах, давая время Ниольи самой принять решение – рассказывать ему или нет. Маг устроился на диване и начал тщательно растирать голову, чтобы лучше просушить волосы, пока девушка задумчиво ковыряла иглой нити вышивки, над которой работала.

– Наши родители погибли, когда какой-то волшебник, проезжая через Фиену, занёс сюда колдовской мор. Тогда больше половины города заболели и умерли, так что здесь трудно найти тех, кого эта трагедия не коснулась. Если такие и есть, то это переехавшие сюда позже.

Она замолчала, тыкая иглой в свою вышивку, машинально и не замечая этого.

– Я рад, что ты осталась жива, – тихо проговорил Амаран.

– Мне повезло. Я ещё не успела заразиться, когда Ниотэн вернулся со службы и силой увёз меня из города. У родителей тогда уже появились признаки болезни… Мой брат очень рисковал, забирая меня с собой. Он не мог проверить, заразилась я или нет, пока болезнь не стала бы проявляться. Но если бы он не осмелился… я, скорее всего, осталась бы лежать трупом в общей куче погибших…

По лицу мага от её слов пробежала болезненная судорога. Он представил её мёртвой, бледной темноволосой девочкой, брошенной поверх других безжизненных тел, и ему стало неприятно, почти больно от этой мысленной картины…

– …Я считаю, у Ниотэна есть право ненавидеть ту силу, которая отняла наших родителей и унесла с собой много других невинных жизней, – продолжила Ниольи, возвращаясь к тому, с чего начался их разговор, – даже если я сама не разделяю его взглядов.

– Значит, у тебя нет ненависти ко мне, к моему искусству, ко всем остальным, кто изучает и практикует магию?

– Нет. Тот маг, который принёс колдовской мор, сам был заражён. Он не хотел гибели для остальных, не насылал проклятие… Он оказался такой же жертвой этих чар, какой стали и все, кто погиб из-за них после. Но даже если бы ненависть к магам у меня была, я бы всё равно не оставила без помощи тебя или любое другое существо, будь оно магом или нет.