Но Сесилия сама в шоке от того, что могла забыть такую простую вещь. И мы начинаем жать на кнопки наобум. Наконец, машина сама подсказывает нам алгоритм действий. Немного попрактиковавшись, отсылаю подругу за мороженым. А сама перестраиваю маршрут так, чтобы конечной целью было село Крутое. После чего приходится немного подождать, пока автолет прочертит безопасный маршрут, чтобы не столкнуться с другими участниками движения. Не дожидаясь подругу, нажимаю на старт, поднимаюсь в воздух и снизу слышу удивленный окрик Силы.
– Ты куда?!
– Подожди здесь, я быстро!
С отвисшей челюстью она стоит внизу с двумя эскимо в руке. Мама Лена говорит, что мороженое – одно из немногих продуктов, ставшихся от настоящей еды. Попробую его в следующий раз. Ну и рожа у Силы! Видимо, в мой чип тоже была встроена программа честности. Но теперь ее нет. И это для моей подруги неожиданное новшество. Ладно, потом заглажу свою вину от вероломства…. Автолет подчиняется каждому моему движению, летать так приятно, я чувствую невероятную свободу. Делаю над головой Силы разворот и резко набираю скорость. Внизу быстро проносятся дома. Город мне кажется уродливым: слишком много бетона, каких-то грубых конструкций, неуклюжих строений. Я бы все тут переделала…. Сделала бы плавным, округлым, разноцветным… Но это потом…
Приземляюсь я прямо в огороде у Димы. Дорожка перед домом слишком узкая для посадки, а рисковать жизнью, снова прогуливаясь в рощице, я не хочу. Ничего, картошка не сильно пострадала. Да и скорей всего, ее срочно придется выкопать. Дима выбегает из дома, быстро подходит ко мне, обнимает и целует прямо в губы. Неожиданно. И очень приятно.
– Ого, наверное, мы очень близко знакомы?
– Я слышал, что у тебя амнезия. Так это правда?
– Да, помню очень мало, но видела на чипе, что вы с Пашей меня спасли. Сделав, кстати, трещину в ребре.
– Это древний способ, называется искусственное дыхание. Пашка его вычитал из старой бумажной книги. Но никогда еще не применял, не было нужды…. А ты заставила понервничать. А еще что помнишь…? Пойдем в дом.
– Ничего. – Я развела руками. – Чип тоже пострадал, там всего несколько десятков воспоминаний…. Помнишь, ты говорил про оборотней? На меня напал один из них, тоже в голограмму одетый. Расскажи про них. Что они говорили, может, акцент был какой-то? Что ели, пили? Может, что-то странное в их поведении было? – Я с надеждой посмотрела на Диму.
– Да мы уже все в полиции рассказали….
Мы заходим в дом. Там Паша смотрит кино на ноуте.
– Вообще-то, иногда они неправильно строили предложения, коверкали. – Вспомнил вдруг Дима.
– Да, точно, – добавил и Павел, – странно так. Например: «Молока пить не хочу сегодня.»
– И всё? Больше ничего странного не было?
Парни качают головами.
– Ты зачем картоху помяла, неблагодарная свинка? Вот и спасай тебе жизнь после этого. – Голос был строгим, но Пашкины глаза смеялись.
Я тяжело оперлась на стул, как не стыдно обманывать отца, нужно выполнить то, зачем я приехала.
– Все еще голова кружится? Я сейчас тебе молока принесу парного, силы знаешь как укрепляет?
Дима хочет идти, но я хватаю его за руку.
– Нет, Дим, мне сказать вам нужно, только это секрет, вы не говорите никому, что от меня это узнали.
– Ладно, жги! – Дима застывает у двери.
– Мой отец подписал закон. Вас всех чипируют. Принудительно. Прямо завтра.
Мужчины долго молчат.
– Да, мы ожидали чего-то подобного, но не так быстро. И все-таки надеялись на более мягкие меры…. – Паша захлопывает ноут. – Пойду нажму на гашетку, времени мало.
Он выходит в сени и выпускает в окно красную ракету.
– Спасибо, что предупредила, не ожидал от тебя. Ты все-таки человек, а не робот, как большинство ваших…. И еще ты безумно красивая и страстная женщина.
Дима подходит ко мне, обнимает и целует в губы. Потом разжимает объятья. Смотрит на меня так, словно хочет смотреть бесконечно.
– На прощанье. Вряд ли теперь скоро увидимся.
Я стою совершенно потрясенная. Неужели я успела так себя проявить? Была страстной с Димой? Но я же наследница главы правительства, а он простой скоморох! Заходит Паша.
– Скоро тут будет всё село. Тебе лучше уйти, если не хочешь, чтобы надутый индюк узнал, что ты нас предупредила.
– Надутый индюк?
– Это птица такая, важная и смешная, у наших соседей есть. А Пашка говорит про твоего отца. Метафора.
– Понятно. Ладно, прощайте.
Я выхожу в сени. Дима выскакивает за мной. Поворачивает меня к себе, держит за руки.
– Дай мне что-нибудь на прощанье.
– Что?
– Вот это кольцо. Оно не дорогое?
– Нет, бери. – Я снимаю со своего пальца кольцо и отдаю Диме.
– Жаль, что ты ничего не помнишь… Но я надеюсь, что ты вспомнишь меня.
Когда я ловко припарковалась у автомата с мороженым, Сила стояла на том же месте, где я ее оставила 20 минут назад. Одно мороженое она съела, а второе растаяло и текло по пальцам. Она подбежала к моему автолету и еще через стекло стала меня отчитывать.
– Лан, ты и с чипом была неуправляемая, а теперь – я даже не знаю, чего от тебя можно ждать? Отследить тебя теперь нельзя. Уже хотела искать тебя с искусственными собаками. У нас на складе в полиции есть несколько.
– Неуправляемая! Мне нравится.
– Теперь придется краснеть перед твоей мамой.
– Слушай, Сила, а сколько мне лет?
– Двадцать.
– А совершеннолетие у нас в стране с какого возраста?
– С восемнадцати.
– Вот видишь, мы сами отвечаем за свои поступки. Поэтому Лене ничего рассказывать не надо.
– Предлагаешь соврать…? Я не смогу. Это только дипломаты могут, правительство. У них честность на шестьдесят процентов обычно ставят. А остальным почти сто.
Я вздохнула. Иметь честного друга не всегда хорошо.
– Тогда хоть молчи, пока не спросит. Это сможешь?
– Постараюсь. – Серьезно пообещала Сесилия. – А куда ты летала?
Конечно, так я тебе и сказала, правдивая ты наша.
– Да так, осматривала город.
По дороге назад я стерла из истории свой последний маршрут, чтобы никто не узнал, где я была. Мама уж точно не обрадуется такой прогулке, и что-то подсказывало мне, что отец может и запретить некоторые мои действия, несмотря на то, что я совершеннолетняя. Лучше пока держать подругу и мать на расстоянии друг от друга.
Сила бросила растаявшее мороженое в распылитель, и мы полетели-таки к ней. Сила показывала мне куски из моей университетской жизни, и мне все больше нравилась эта прошлая Иоланта. Я с удовольствием узнавала, что и раньше не была паинькой. Таких называют лидерами. Они обо всем имеют своё собственное суждение. Открытые, решительные, уверенные в себе. Умеют нравиться, убеждать людей. Ну, эти последние качества явно приобретенные, отец научил. Когда я вечером спросила у матери, в чем причина моего отличия от остальных людей, она, надолго замолчав, все-таки объяснила.
– Отец считает, что народные лидеры не должны проходить коррекцию. В них должна быть здоровая доля агрессии. И остальные природные качества. Поэтому коррективы в твою психику внесли минимальные. Еще в раннем детстве. И больше не вносили.
И опять мой рот в удивлении приоткрылся.
– А остальные люди? Они проходят значительную коррекцию? Насколько психокорректор вмешивается в природу человека?
– Есть стандартные программы. Усиливаются те качества, к которым и так человек склонен. Например, чувство прекрасного и усидчивость, если есть склонность к рисованию. Музыкальный слух, если человек любит музыку. Ну и общечеловеческие ценные качества – доброту, сострадание, терпимость.
– А что убирают, уменьшают?
– Агрессию, жестокость, черствость, жадность. Это обязательный набор. И потом – индивидуально у каждого есть свои перекосы. Для этого психокорректоры и учатся три года, чтобы каждая коррекция была уникальной и лучшей для человека и окружающих.
– Я уже жалею, что не стала психокорректором…. Мам, тебя что-то беспокоит?