А ведь мы с Вовкой долго готовились к встрече с инопланетянами. Вдруг они это оценили, и контакт только что произошёл?

Но девочка вышла из-под таинственно-лилового почти внеземного луча, тут же став обыкновенной. Она оказалась младше, чем я прикинул. Лет двенадцать.

– Твоё? – переспросил я, показывая пуговицу. И тут же бросил взгляд на платье. На девчачьих иногда пришивают ненужные пуговицы для красоты. Но нет, пуговок не обнаружилось. Зря кричал: сейчас скажет «не моё», и разговор закончен. Ведь говорить больше не о чем. Не напрашиваться же провожать её домой.

Маленькие бледные пальцы приняли пуговицу из моей руки.

– Не моё, – тихонько сказала девочка

И что-то в груди моей тоскливо оборвалось.

Однако незнакомка не спешила возвращать пуговицу, осторожно перекладывая круглую находку из одной ладошки в другую, так, что та поблескивала в свете фонарей. – Там, внутри, цветы живут, ты видишь? Настоящие. Наверное, на них и бабочки садятся.

– Нарисованные там цветы, – осторожно уточнил я, тоже вглядываясь в пуговицу. Конечно, внутри никаких бабочек.

– Нет, нет, живые они. И бабочки ещё не прилетели. Они прилетают днём.

Я уже начал жалеть, что остановил её. Бабочки прилетают… Про инопланетян ещё можно так сказать, но о выдуманных бабочках… Инопланетяне-то существуют, быть может, а картинки всегда остаются картинками.

– Пуговичка – прелесть, – продолжала девочка шёпотом. – Дай мне! Она ж всё равно не твоя. Ты её и так хотел отдать.

Да мне не жалко. Ну вот, нисколечко. Жил без этой пуговицы век и дальше проживу. А этой девочке, видать, она нужнее.

А на краю сознания ворочалось ожидание. Где же подсказки Судьбы, которые мне скажут понятным языком?

– Держи что ли, – сказал я донельзя сурово и сердито. Так, что испугался собственного тона.

– Такую диковинку нечасто подберёшь в этом времени, – счастливо засмеялась незнакомка, блеснула подаренной пуговицей и спрятала в кармашек платья.

Странные слова. А тут ещё сумерки. Лиловый цвет фонарей. Мысли о пришельцах. Неудивительно, что незнакомка снова показалась мне гостьей из иных миров. А слово «времени» тоненько и настойчиво сверлило мозг, заставляя вспоминать могучую книгу «УЧЁТЪ ВРѢМЄНИ».

– Ты ведь искал кого-то? На этой улице? Или неподалёку? – вдруг спросила незнакомка.

Она угадала. Пропавший Вовка. И странный уродец, выходящий из его подъезда. И не менее странные слова Степана Порфирьевича: «Я бы подумал, что кто-то недавно проиграл всё своё время».

И вместо ответа я спросил встречно:

– А где искать тех, кто проиграл время?

– Ты знаком и с такими? – внезапно заинтересовалась она.

– Как знать, – мрачно и загадочно ответил я, нагоняя тумана. Кто проведёт чёткую границу между моими придумками о двадцать шестом часе и тем, как всё на самом деле.

– Наверное, таких уносит туда, где время существует само по себе, – продолжила незнакомка. – Тогда тем, у кого его не осталось, есть за что держаться. Только такие места далеко от этой улицы. И даже от этого города…

Меня немного покоробила фраза «и даже от этого города». Я бы сказал: «От нашего города». И Вовка бы сказал так, стой он сейчас рядом.

– Вот странно, решила на миг срезать путь, а тут ты и потерявшие время… – продолжила незнакомка и вдруг замерла.

Я тоже словно окаменел. Чувствовал, что она сейчас что-то скажет. Что-то важное. Слова, которые из миллиона путей выберут правильное направление. Дорогу к Вовке.

Даже если он вовсе и не проигрывал время.

– Хочешь, найдём проход в места, где ИНОЕ время? – предложила девочка. – Только туда не ходят с пустыми руками.

– У меня есть деньги, – вытащил я кошелёк, но, видя, как отрицательно качнулась её голова, быстро добавил. – Или я тут живу неподалёку. Скажи, что принести. Я мигом!

Сейчас мне верилось во всё, что обещало вытащить Вовку из ниоткуда и поставить со мной рядом. Ноги готовы нести меня на край света. И даже за край. Но голова девчонки качнулась снова, и я остался на месте.

– Кто потерял время? – вдруг холодно спросила незнакомка.

– Думаю, мой друг. Вовка, – я чувствовал, будто сдаю Вовку с потрохами, поэтому мялся сверх меры. – Ещё надо проверить… Может, нет там Вовки… Может, не проигрывал он ничего.

А тревога Степана Порфирьевича не забывалась. И книга «УЧЁТЪ ВРѢМЄНИ».

– Обнаружу Вовку первой, заберу себе, – непонятно, но очень серьёзно предупредила девчонка.

– Это ещё с чего… – взвился я.

Бледная ладошка развернулась ко мне, предостерегая и от ненужных слов, и от ненужных жестов.

– Если мы нашли портрет вневременной травы, то отыщем и траву, – девочка вытащила пуговицу и разглядывала рисунок на ней. – А после найдём и тех, кто умеет открывать её секреты.

Сказать «ищи траву» легче лёгкого. А вот искать во тьме махонькие ростки… Фонари-то никуда не делись, но девчонка настойчиво тащила меня в тёмные дворы, бормоча под нос:

– Тут ей не место. Тут страшновато, и под лавками кто-то прячется. Сверкают глазами. Я побаивалась идти мимо, пока ты меня не позвал. Но сейчас ты со мной, и они не выползут.

И вновь я не нашёлся, что ответить. Действительно, под деревьями, в тающем свете тусклых ламп, едва пробивавшемся сквозь тени листвы, стояли лавочки, но никакие глаза под ними не сверкали. Только под одной развалилась небольшая посапывающая и с виду абсолютно безобидная собаченция.

Девчонка-то на ходу выдумывает сказки… Зачем ей это? А мне и вовсе не хочется знать о подлавочных чудищах.

Вовка, услышь он эти истории, тут же покрутил бы у виска пальцем. Но мне не хотелось возражать. Я подумал, оборвись разговор после «не моё», и я остался бы на сумеречной улице в одиночестве с мыслями о Вовке. И полным отсутствием планов. А теперь мы брели в неизвестность. В безвыходных ситуациях хватаешься за любую соломинку. Поэтому мне верилось, что я выбрался на дальний конец дороги, в конце которой обязательно встречу Вовку. Я просто представлял его. Что он меня ждёт. Похищенная им книга оттягивала руку, но сам Вовка почему-то всё меньше казался мне ворюгой.

– Она неподалёку, – ввинтилось в ухо. – Я чувствую её запах.

Мы стояли во дворе, у крыльца частного дома. На подоконнике за стеклом одного из окон растянулся серый полосатый кот. Он сладко зевал и потягивался, ежесекундно рискуя отправить на пол расписную вазу. Из прихожей в комнату лился свет, но что в ней, мешала рассмотреть занавеска, закрывавшая застекольное пространство, не считая подоконника, вазы и кота.

Над дверью висел фонарь, испуская белое с голубизной сияние. Под лучами фонаря девочка совсем не походила на инопланетянку. И это меня почему-то немного успокоило.

Совсем чуть-чуть.

Я прямо дрожал от нервов. От незнания того, что случится дальше.

– При свете не увидишь, – незнакомка резко щёлкнула выключателем на дощатой стене.

Бледно-голубоватый свет мигом погас. От неожиданности я почти ослеп. Лишь через минуту глаза ухватили неясное смутное мерцание, островками расплескавшееся вокруг. Двор заполняли огромные лужи, где мог потонуть и «Титаник». В них отражались дальние огни. А ветер гнал по лужам рябь, заставляя отблески света мерцать и переливаться.

И что-то, похожее на упавшую звезду, сверкало в отдалении за мерцающими островами.

– Туда! – девочка, превратившаяся в тень, указала в сторону колючего огонька.

Требовались обходные пути, ведь лужи не желали расступаться.

Хуже того. Толстые ветви, будто многоглавый змей, качались и не желали нас пропускать.

И снова мне чудилось, что, прячась в темноте за колючей звездой, меня ждёт Вовка.

На истории мы слушали, как Одиссей проскользнул между Сциллой и Харибдой. Харибда – чудовище с громадной пастью, хлеставшей воду так, что та закручивалась водоворотом, а шестиглавая Сцилла ловко высовывалась из пещер, хватая моряков, опасавшихся пройти близ Харибды. И безопасного пути нет. Уклонишься от одного чудища, тебя сожрёт другое.