Я внимательно осмотрелся. Вот шанс понять, что нравится Вовке. Вот шанс увидеть, какие вещи его окружают. Раньше-то я особо и не приглядывался.

Но в комнате и сейчас ничего занимательного. Ну, может, развешанные значки с эмблемами зарубежных футбольных клубов. Разве Вовка настолько интересовался футболом, чтобы собирать значки?

Я не знал…

Из знакомых вещичек глаз выцепил только одну.

На альбомном листе красовался танк, которые я четыре часа срисовывал из военного журнала. Танк получился скособоченным, поэтому Люське я бы его не показал. Она потом год вспоминала бы косорукого художника от слова «худо». Но если не брать в расчёт Люську, танк вышел здоровский! Я им тогда жутко гордился. А потом подарил Вовке. И забыл о рисунке совершенно. А Вовка-то не выкинул моё художество: над столом прикрепил. На самом видном месте.

И мне снова стало жутко неловко, что книга исчезла. И что я думал на Вовку.

И что его не было здесь – законного хозяина в своей комнате. А я был и выискивал сворованное.

Я чувствовал себя крайне неуютно. Впрочем, покидать комнату пока рано. Дело в том, что и я, и Вовка имели по тайнику. Оба мы устроили заповедное местечко, чтобы сбросить туда специальное послание. На особый случай. Вдруг кого-то из нас утащит тарелка с пришельцами. Растяпа какой-нибудь бесследно исчезнет, а я или Вовка попросим вежливо пяток минуточек, чтобы взять необходимые вещи. И по ходу дела записку в тайничок толкнём.

Вовка знал, что мой тайник в пустой толстой книге «Красное и чёрное». Страницы в ней приклеены друг к другу, а середина вырезана. Стоит себе на полке обычная книга, и никто не догадается, что внутри её всякие ценные вещи прячутся. И за сохранность беспокоиться не надо. Никому и в голову не придёт её с полки стягивать. Кто сейчас читает муть вроде «Красного и чёрного»? Это же вам не «Метро – 2033»!

И я знал, где Вовкин тайник. Под пластиковым подоконником в его комнате осталась небольшая незаделанная ниша. Надо присесть и заглянуть под загиб козырька, чтобы её увидеть. Конечно же, я присел и заглянул.

В нише лежала моя деревянная Книга Головоломок.

Я осторожно вытащил её и прижал к груди. И не знал, радоваться теперь или огорчаться. С одной стороны, всё вроде бы вернулось на свои места. Книга у меня, и переживать о ней не стоит. С другой стороны, разве мир когда-нибудь станет прежним? Если книга лежит в тайнике у Вовки, значит, положил её туда именно он. Ведь о тайнике знали лишь мы двое. Получается, Вовка – вор.

И мне было не по себе от этой мысли.

Я не хотел, чтобы книгу увидели. Книга – словно указание на Вовкино преступление. Поэтому я бережно обернул её газетой, ухваченной со стола. Чуть подумал, и обернул ещё и другой. На всякий случай. Вдруг первая порвётся.

– Уходишь уже? – я столкнулся со Степаном Порфирьичем на полпути к выходу.

Он тащил в мастерскую бутыль с густым тёмным мебельным лаком.

– Угу, – вяло кивнул я.

– А чего лицо такое кислое?

– Так, – отмахнулся я, проверив, не развернулась ли газета. – Урода одного вспомнил.

Но язычок-то и прикусил. Пока с Вовкой не поговорю, никто не узнает о нём всю правду.

Я думал, Степан Порфирьич уйдёт. А он остановился. Прислушался. Ждал продолжения.

– Во дворе у Вас шастает, если что, – пояснил я, вспомнив встречу у подъезда. – Вот что бы Вы подумали, попадись Вам у Вашего же дома такой страшенный карлик в колпаке. Губищи – во! Глаза вылуплены! Зубов не хватает, но те, что есть – здоровенные, что твой кирпич!

Вовкин отец улыбнулся. Портрет его нисколько не напугал. А меня уже было не остановить.

– Ручонки-кривульки. Пальцы-сардельки. В книгу вцепились. Большущая такая. «Учёт времени» называется.

Улыбка на лице Степана Порфирьевича растаяла. Он призадумался. Он был сейчас где-то очень далеко от меня.

– Я бы подумал, что кто-то недавно проиграл всё своё время, – внезапно сказал Вовкин отец. – До самого последнего часа.

– Вы видели этого уродца?! – поразился я.

– Не видел, – качнул головой Степан Порфирьич. – Я читал о проигранном времени в книге. Детской. Давным-давно. Когда мне было лет меньше, чем тебе сейчас.

– И что там было, в книге этой? – теперь уже я ждал продолжения.

– Почти не помню, – голос Степана Порфирьевича стал тревожным. – Вроде о человеке, который, погнавшись за удачей, поставил на кон всё своё время. Он проиграл, и проигрыш перетёк в книгу с диковинным именем, что ты сейчас называл. Но у него были друзья. И они отправились в неведомые дали, чтобы его спасти.

– Спасли? – мне даже стало интересно.

– Вроде бы, – пожал плечами потомственный столяр, а потом решительно уточнил. – Наверняка, спасли. Это же детская книга. В них всё заканчивается хорошо.

Я подумал о пустой Вовкиной комнате. Конечно, мне ни капельки не верилось, что тот урод в колпаке выманил у Вовки всё его время. И всё же, куда это Вовка свинтил на ночь глядя?

– Пойду, – пояснил я. – Нет Вовки дома. Убёг куда-то.

Вовкин отец посмотрел на темнеющее за окном небо:

– А разве он не у тебя был? Ты же, вроде бы, сегодня именинник?

– Я именинник без «вроде бы», – пришлось сказать. – И Вовка был у меня. Но ушёл. Я и подумал, вдруг домой. Тогда ещё бы чуток вместе посидели бы.

– Найдёшь Вовку, скажи, чтобы к ужину не опаздывал, – попросил Степан Порфирьич.

И всё глядел за окно.

– Может, не придёт он, – сказал я.

И испугался слов своих.

– Почему это не придёт? – Вовкин отец начал тревожиться по-настоящему.

– Мы у меня ночевать договорились! – воскликнул я, сам не понимая, зачем начал врать. – Ну, в честь праздника.

– В честь праздника оно, конечно, – тень тревоги покинула лицо Степана Порфирьича.

А я, прижимая к груди завёрнутую в газеты Книгу Головоломок, стремительно выбежал в подъезд. Ну, чтобы совсем не завраться.

Час третий,

когда меня обступают тени, я разговариваю со Вселенной и узнаю о времени, которое не умещается на циферблатах

На улице я чуть не врезался в торопливо шагавшего верзилу. Полы его длинного плаща трепетали в порывах вечернего ветра, будто плескалась пара чёрных пиратских флагов, с которых брызги солёной морской воды смыли кости и черепа.

– Не подскажешь, сколько времени? – кинули мне вопрос.

Я лишь мотнул головой. Времени было – завались! Однако и пролетало оно стремительно. Когда я выбегал из дома, казалось, что сгонять до Вовки и стребовать книгу назад – дело двадцати минут. А сейчас уже начинало смеркаться.

Был час Вечерних Теней. Небо позднего августа расставалось с лазурью и набирало чернильные тона. И отовсюду выползали тени. Полупрозрачные, они не бросались в глаза. Но если умеешь их замечать, перед тобой предстаёт волшебное царство. Или другой мир. Невесомый. Неуловимый. Призрачный. Он словно готовится набрать мощь и объём. Отвоевать пространство у мира, где живём мы. Дневные тени серы и черны. Вечер дарит теням иные цвета: сизые, голубые, синие, сиреневые. Но мир, где живут тени вечера, никогда не успевал стать настоящим. Его смывал мрак. Мир, населённый вечерними тенями, растворялся в быстро подступающей ночи, когда тени снова становятся чёрными и заполняют всё вокруг.

Почему-то я волновался за Вовку. Книга-то вернулась, а то, что Вовка её утырил, теперь не казалось вселенской катастрофой. Больше заботило, где он сейчас? Вдруг именно его тень я увидал рядом с уродцем, владеющем таинственной книгой? И что означает «проиграл всё своё время»? Как это возможно его проиграть? И что происходит с тобой, если кто-то забирает его «до самого последнего часа»? Ведь если говорят «минул его последний час», то человек умер.

Но Вовка… Вовка-то не мог умереть!

С какой стати!

А в голову всё лезло название толстой книги «УЧЁТЪ ВРѢМЄНИ».