Два друга Дрались по-геройски, по-русски Два друга в пехоте морской: Один паренек был калужский, Другой паренек – костромской. Они точно братья сроднились, Делили и хлеб и табак, И рядом их ленточки вились В огне непрерывных атак. В штыки ударяли два друга, – И смерть отступала сама! – А ну-ка, дай жизни, Калуга! – Ходи веселей, Кострома! Но вот под осколком снаряда Упал паренек костромской… – Со мною возиться не надо… – Он другу промолвил с тоской. Я знаю, что больше не встану, – В глазах беспросветная тьма… – О смерти задумал ты рано! Ходи веселей, Кострома! И бережно поднял он друга, Но сам застонал и упал. – А ну-ка… дай жизни, Калуга! Товарищ чуть слышно сказал. Теряя сознанье от боли, Себя подбодряли дружки, И тихо по снежному полю К своим доползли моряки. Умолкла свинцовая вьюга, Пропала смертельная тьма… – А ну-ка, дай жизни, Калуга! – Ходи веселей, Кострома! Нынче каждый народный боец Напряженно трудясь день и ночь, Проверяют себя патриоты: «Чем мы фронту сумели помочь – Славной армии нашей и флоту?» В нашей грозной священной войне Нет различья меж фронтом и тылом. То, что делал ты, делай вдвойне С неустанным стараньем и пылом. Сталевар, тракторист, продавец, Врач и техник, швея и ученый, – Каждый нынче народный боец Общей армии многомильонной. Все мы, каждый на месте своем, Побеждать помогаем героям, Все мы сводку победы куем, Все могилу для недруга роем. Каждый день, каждый час, каждый миг Ты цени, не теряй его даром. Пусть твой труд помогает, как штык, Боевым, смертоносным ударом. Как боец, не жалеючи сил, Будь всегда начеку и на месте, Чтобы труд твой воистину был Делом доблести, славы и чести. Как боец, как герой-патриот Будь на службе, в семье, на заводе, – Ведь победа сама не придет – Труд геройский к победе приводит! Севастополь Восстань из пепла, Севастополь, Герой, прославленный навек! Твой каждый уцелевший тополь Взлелеет русский человек. Те камни, где ступал Нахимов, Нам стали дороги вдвойне, Когда мы, нашей кровью вымыв, Вернули их родной стране. Израненный, но величавый, Войдешь ты в летопись веков – Бессмертный город нашей славы, Святыня русских моряков. И наши дети внукам нашим Расскажут в бухте голубой, Как гордо ты стоял на страже, Прикрывши Родину собой! Арсений Тарковский (1907–1989)
«Стояла батарея за этим вот холмом…» Стояла батарея за этим вот холмом, Нам ничего не слышно, а здесь остался гром. Под этим снегом трупы еще лежат вокруг, И в воздухе морозном остались взмахи рук. Ни шагу знаки смерти ступить нам не дают. Сегодня снова, снова убитые встают. Сейчас они услышат, как снегири поют. «Немецкий автоматчик подстрелит на дороге…» Немецкий автоматчик подстрелит на дороге, Осколком ли фугаски перешибут мне ноги, В живот ли пулю влепит эсэсовец-мальчишка, Но все равно мне будет на этом фронте крышка. И буду я разутый, без имени и славы кровавый. Проводы Вытрет губы, наденет шинель И, не глядя, жену поцелует. А на улице ветер лютует, Он из сердца повыдует хмель. И потянется в город обоз, Не добудешь ста грамм по дороге, Только ветер бросается в ноги И глаза обжигает до слез. Был колхозником – станешь бойцом. Пусть о родине, вольной и древней, Мало песен сложили в деревне – Выйдешь в поле, и дело с концом. А на выезде плачет жена, Причитая и руки ломая, Словно черные кони Мамая Где-то близко, как в те времена, Мчатся, снежную пыль подымая, Ветер бьет, и звенят стремена. Земля За то, что на свете я жил неумело, За то, что не кривдой служил я тебе, За то, что имел небессмертное тело, Я дивной твоей сопричастен судьбе. К тебе, истомившись, потянутся руки С такой наболевшей любовью обнять, Я снова пойду за Великие Луки, Чтоб снова мне крестные муки принять. И грязь на дорогах твоих несладима, И тощая глина твоя солона. Слезами солдатскими будешь хранима И вдовьей смертельною скорбью сильна. |
