Вдовствующая императрица продолжала стоять передо мной. Я же никак не мог понять, чего она хочет этим добиться. Хотя тут особых вариантов нет – императрица хочет оставить за собой право принимать решения и приказывать. Вот только тут матушка жестоко просчиталась. Это с братьями и с заговорщиками я пока должен заигрывать, а вот с ней нет. Пусть спасибо скажет, что её рядом с супругом не положили на ту же кровать. Били-то императора с таким остервенением, что и на женщину вполне могла рука подняться у этих, господ офицеров.

Кроме того, мне непонятно ещё несколько моментов, которые я и хотел бы уточнить.

– Вы решили проявить стойкость и стоять с гордо поднятой головой перед сатрапом, в которого внезапно превратился ваш сын? – спросил я, уже совершенно беззастенчиво разглядывая её.

– Вы сами всё сказали за меня, Александр, – и она действительно вскинула подбородок. – И, видя, что вы ушибли голову при падении непозволительно сильно.

– Вы присягнёте мне, как своему императору? – спокойно спросил я, глядя на неё. Никаких чувств у меня к этой женщине не было, да и она не была похожа на любящую мать.

– Нет, – она покачала головой. – Ich will regieren! – «Я хочу править!», перевёл я про себя её весьма эмоциональную фразу. Ну что же, слухи соответствуют действительности. А ещё я вижу очень отчётливо, что если сейчас заставлю её смириться, то она сделает мою жизнь невыносимой в будущем. Вдовствующая императрица не успокоится, и я в итоге просто не смогу разгрести все заговоры, которые ещё долго будут в моде. Нет, вот этот вопрос нужно решать здесь и сейчас. – Вместо того чтобы удерживать меня здесь силой, вы могли бы…

– Давайте не будем говорить о том, что мог бы я, – прервал я её, кстати, вполне любезно. – И поговорим о том, что могли сделать вы, матушка, но почему-то не сделали. Вы ведь слышали шум, который этой ночью раздался за этой дверью? – и я весьма демонстративно указал дверь в спальню покойного императора.

– Когда я вошла, вы же как раз проверяли это, не так ли? – она поджала губы. – Да, я слышала шум и пытались прийти на помощь моему бедному супругу, но эти негодяи закрыли дверь и позволяли себе оскорблять меня и вашего отца…

– Остановитесь, – я поднял руку. – То есть, вы слышали шум, слышали, как убивают отца, и пытались вмешаться?

– Да, я только что это сказала…

– Нет, не сходится, – я покачал головой. – Какую именно дверь они закрыли и оскорбляли вас? – я сделал жест рукой, показывая на обе двери: входную и ведущую в спальню мужа. – Или подлые убийцы закрыли обе двери? Вы в какую дверь пытались выйти?

– Зачем вы это делаете, Александр? Что вы пытаетесь этим чудовищным допросом выяснить? – Она передумала выказывать передо мною стойкость, и села в кресло, стоящее рядом с ней.

– Я пытаюсь понять, что произошло. Вот так, ни больше, ни меньше, – пожав плечами, я снова посмотрел ей в глаза. – Так в какую дверь вы не могли выйти? – Она молчала и не мигая смотрела на меня. – Хорошо. Возможно, вы так сильно испугались за жизнь мужа, что не помните, в какую именно дверь пытались войти, чтобы побежать ему на выручку. Я даже готов оставить в стороне тот факт, что вы не могли ничего противопоставить озверевшим мужчинам, но, возможно, они действительно вас не пустили. Что они кричали?

– Я не… они говорили по-русски. Какие-то обрывки французских фраз. Я их не поняла, – Она приложила платок к сухим глазам. – Это было ужасно.

– А вот в это верю, – я кивнул. – Верю в то, что ужасно, и что вы их не поняли. – опустив руку в карман, я нащупал злополучную табакерку. У меня возникает странное ощущение, что я её всегда буду таскать с собой, в качестве назидания самому себе о скоротечности нашей жизни. – Я только не могу поверить в то, что, вы действительно хотели помочь, так как пытаетесь меня в этом убедить, матушка.

– Что вы хотите сказать…

– Тише, – я прислонил палец к губам и подошёл к окну. Вот оно надёжно заглушало звуки. Во всяком случае, я не слышал, что творится на улице. А там было довольно шумно. Быстро разобравшись в запорах, открыл окно и высунулся в него, чуть ли не пояс. Поискав взглядом знакомые лица, я крикнул. – Розин, что у вас тут?

– Всё хорошо, ваше величество. Ожидаем дальнейших распоряжений. – Голос корнета звучал глухо, но расслышал я слова хорошо.

– Поднимайся и жди меня в коридоре. – Отдав приказ, я закрыл окно и повернулся к императрице. Надо узнать, как её зовут, а то, неловко получается.

– И что это только что было, Александр? – она смотрела на меня, не отрывая взгляд.

– Я показал, как можно было весьма просто позвать на помощь, – ответил я, подходя к столику и открывая первую попавшуюся склянку с духами. – Как-то так получилось, что мне хватило ума не посвящать всю гвардию в происходящее. Разумеется, многие знали, или, как минимум догадывались. Сложно не догадаться, когда старшие офицеры постоянно по углам шепчутся. Но догадываться, знать и разделять взгляды – это три совершенно разные вещи. И, сдаётся мне, что достаточное количество молодых офицеров увидело бы в помощи императору свой шанс возвыситься. Так, ведь оно обычно и происходит, матушка. Во время апоплексических ударов у императоров кто-то возвышается, а кто-то падает. «C’est La Vie», как говорят ваши любимые французы. – Говоря французскую фразу, я прислушивался так, что даже глаза прикрыл. Что могу сказать, знаток из меня тот ещё, но, похоже, по-французски Саша говорит куда лучше, чем по-русски. По-немецки, так себе, но это никого не удивляет, значит, всё правильно.

– Я всё ещё не понимаю, чего вы от меня хотите, Александр? – спросила вдовствующая императрица.

Ну что же, действительно, похоже, между матерью и сыном нет сильной привязанности. Всю жизнь прожив в тени Екатерины, она хочет отыграться и почувствовать себя кем-то более значимым. Вот только, нет. Тем более, в ситуации, на которую я могу повлиять.

– Ничего. Я просто прошу, не мешайте мне. Поверьте, я могу быть очень неприятным типом.

– Вы мне угрожаете? – её глаза сузились.

– По-хорошему не получилось, впрочем, я так и думал, – пробормотал я по-русски и повернулся к ней лицом. – Ну, что вы. Как я могу вам угрожать, матушка? – Закрыв флакон, поставил духи обратно на столик. – Тем более что я вижу, как вы ужасно переживаете о папа. Так сильно, что мне даже послышалось, будто вы что-то бормочите про монастырь, чтобы провести в нём остаток дней в своей печали.

– Вы не посмеете… – императрица поднялась из кресла, и я впервые увидел в её глазах обеспокоенность.

– Не посмею что? Остановить вас, матушка? – я сделал шаг в её сторону. – Конечно, не посмею. Я буду умолять вас на коленях не делать этого, но если вы будете настаивать, то, кто я такой, чтобы противиться вашей воле? – Наши взгляды скрестились. Она первой отвела глаза. – Сядьте, ваше величество. – Произнёс я с нажимом. И она села обратно в кресло на этот раз без возражений. – Понимаю, это так тяжело – потерять мужа. Я не буду настаивать на вашем выходе в свет. Более того, я сделаю всё, чтобы оградить вас от неуместного внимания и фальшивых соболезнований. Полагаю, вам будет удобно скорбеть именно здесь. Как мы уже выяснили, здесь достаточно тихо и вашей скорби никто не помешает.

– Александр, – она вскочила, глядя на меня с ужасом.

– Завтра я навещу вас. А пока, не смею навязывать вам своё присутствие, которое вам так неприятно, – и я вышел из спальни вдовствующей императрицы в коридор. Дверь закрылась, и я на секунду прислонился к ней затылком. При этом чёртовом дворе есть хоть один человек, который не строит козней и не плетёт заговоров?

– Ваше величество, – неуверенно произнёс Розин, который уже добежал со двора до манарших спален. – Вы приказали ждать здесь особых распоряжений.

– Да, Филипп Петрович, так уж получилось, что её величество не в себе. Горе слишком сильно повлияло на неё, по-моему, у неё на почве нервного расстройства что-то случилось с головой. – Понизив голос до шёпота, сказал я ему.