— Ничего в этом не понимаю. Как десять потрёпанных карт могу сказать столь много? — проговорил он наконец. — Ваши слова можно было бы расценить как ересь, если бы в них не присутствовала своеобразная логика…

— Человеку видящему многое откроется и в трёх картах, — ответила я. — Вот вы смотрите на всё по-своему, видите не так, как я, но видите то же, что и я. Оттого мои слова и не кажутся вам пустой фантазией.

— Как же так? Вот это вот, — он указал на мой расклад, — сочетается вот с этим? — И он ткнул указательным пальцем в потолок.

— Как у любого русского человека вера сочетается с суеверием? Так и у меня. Я русская, как и вы.

— Неужели?

В его вопросе не было ни иронии, ни, тем более, гнева. В его вопросе присутствовала вопросительная интонация, но самого вопроса не содержалось. Тем не менее я ответила:

— Да, я черкешенка, актёрка, лицедейка, пока в мире мир. Но если наступает война — а война наступает время от времени, как наступает шторм на море, или засуха, или лесной пожар, — я, все мы становимся русскими, братьями и сёстрами. Тот солдатик-татарин, Галлиула. Знаю, вы оставили его при себе, и я видела его, а ваш лакей… как, бишь, его, Павел… Пашка…

— Лебедев, — напомнил он.

— Ваш Лебедев рассказал мне о подвиге татарина. Разве Галлиула не мой брат? Разве ваш Пашка не мой товарищ по оружию?

— Ну, стреляете вы намного лучше Лебедева. Наслышан… наслышан… — усмехнулся генерал. — В этом аспекте он вам не вполне товарищ.

Генерал поднялся, и я последовала его примеру.

— Перед тем как проститься, хочу спросить: нужна ли помощь, поддержка. Большими деньгами я не располагаю, но на дорожные расходы мог бы помочь.

Я сделала книксен, а он положил в мою раскрытую ладонь большой толстый кошелёк и медаль с портретом государя императора на двухцветной планке.

Юденич проводил меня до прихожей, где внимательный Галлиула накинул мне на плечи манто.

— Я не прощаюсь. Мы увидимся, — проговорил командующий. — Завтра пришлю за вами Галлиулу. Нам предстоит торжество, но советую одеться потеплее. Кстати, вы забыли вашу колоду…

— Для того, чтобы видеть, мне карты не нужны. Оставьте себе на память… До свидания, выше высокопревосходительство, — я ещё раз поклонилась. — Прощай и ты, Лебедев.

— Колдунья! — едва слышно, но вполне внятно произнёс мне вслед Галлиула.

Наверное, они подумали, будто я исчезла, растворилась в морозном воздухе, как Снежная королева из сказки. Смешно! Забавно! Многое бы я дала, чтобы посмотреть на их растерянные лица!

Однако меня ждало слишком много забот. Надо было решать свою дальнейшую судьбу: или нанимать провожатого до Трабзона, или сделать шаг навстречу собственной судьбе.

В ту ночь под свечу и особо сложный карточный расклад явился мне мой любимый подбесок и насоветовал всякого, и натолковал о предстоящем непростом и противоречащем житейской логике выборе…

Стоит ли говорить о фуроре, произведённом моим выступлением в эрзерумском зверинце? Одна и та же дама и поёт под гитару, и метко стреляет из пистолета: какому вояке такое не понравится? Вследствие этого на узких уличках паршивого городишки мне буквально не давали прохода. Каждый считал своим долгом выразить восхищение. Некоторые выражали его слишком бурно, предлагали помощь и защиту. Одним словом, приставали. Несколько раз приходилось ссылаться на близкое знакомство с самим командующим. Возникающее в таком случае восхищение имело лёгкий оттенок обиды.

Изюминкой моего пребывания в Эрзеруме стало одно интересное свидание, которое, впрочем, никак нельзя назвать интимным.

Несколько дней кряду я всецело отдавала себя подготовке к отъезду, и без сомнения покинула бы надоевший Эрзерум ещё до конца февраля. Однако планам моим не довелось сбыться, зато сбылось увиденное мною.

Началось всё с явления двух "русских богатырей". Выглядели оба весьма грозно. Каждый огромного роста бородач в черкеске, бурке и лохматой шапке.

У каждого помимо шашки, длинного кинжала и патронташа на поясе, за плечом ещё и ружьё. У обоих ясные, яркие и пронзительные синие глаза, но у одного выражение лица совсем злое, словно вот-вот вцепится зубами в глотку, а другой будто бы совсем простоват. Примерно так выглядит обожравшийся мёду медведь на полотне какого-нибудь русского анималиста. Они представились мне честь по чести: один — Александром Зиминым, другой — Матвеем Медведевым. Оба, как я и предполагала, оказались казаками. Зайдя в мою комнату, оба совершенно синхронно, словно много дней репетировали этот трюк, сняли свои лохматые шапки. Медведев, поискав глазами отсутствующие в моём жилище образа, перекрестился на занавешенное окно. Зимин перекрестился, глядя мне прямо в глаза. Лишенные лохматых шапок, их округлые шишковатые черепа выглядели несколько беспомощно, но сходство облика обоих с медведем, который, возможно, был их дальним прародителем, не пропало. При этом у темноволосого Медведева ёжик волос на голове уже посеребрился, в то время как золотистая поросль на голове Зимина создавала вокруг его лица иконописный сияющий нимб.

— А где же ваши пистолеты? — смеясь спросила я.

— Мы — строевые офицеры Кизляро-Гребенских полков. Мы водим в атаку наши полусотни. Атака, бой — это настоящее дело, а не цирковые шутки, — сказал один из бородачей, а другой выложил на стол из невесть откуда взявшегося мешка разную вкусно пахнущую снедь и большой глиняный запечатанный сургучом кувшин.

— В честь чего закуска? — спросила я, стараясь придать собственному голосу всевозможную строгость.

Мне ответил казак по фамилии Медведев, и голос его звучал, как медвежье рыканье:

— Сватовство! У вас — товар. У нас — купец.

Я позвала слугу и веселилась от души, пока тот расставлял перед нами приборы и раскладывал снедь по тарелкам:

— Провидение представило мне на выбор двух равнопрекрасных казаков. Какого же из вас выбрать? Прежде чем принять какое-либо решение, я всегда советуюсь с картами.

Не давая им опомниться, я извлекла свою любимую колоду — родную сестру той, что недавно подарила Юденичу. Потрёпанные картонные прямоугольники упали на несвежую скатерть. Офицеры смотрели на моих дам, королей и валетов с недоверием, а при виде джокера, выполненного в виде эдакого забавного чертёнка с рожками и хвостом, торчащим из-под фрачных фалд, Медведев даже перекрестился, но упрямо повторил:

— У вас — товар. У нас — купец.

— Я хочу жениться, — в тон товарищу с офицерской прямолинейностью заявил Зимин.

Медведев глянул на него с пока непонятной мне неприязнью, а Зимин продолжал:

— Третьего года я овдовел. Жена померла… — Он помедлил, смущённый самим собою, прежде чем продолжить. — Словом, не важно, как она померла. Но ты не волнуйся. Господь прибрал всех деток моей жены, и потому я остался бездетным вдовцом. А тут и война началась. В окопах и кавалерийских атаках жены не сыщешь. Не до женитьбы, стало быть. Посматривал я на турчанок. И на армянок посматривал. А что до евреек…

— Да ну тебя совсем! — фыркнул Медведев. — Перескажи ей про всех твоих баб!

— …Одним словом, всё не то. А ты русская и подходишь мне. К тому же барыня. С прислугой живёшь. Вкус у тебя…

Потерявшись в словах, он пошевелил пальцами.

— Утончённый, — подсказала я.

— Да! Так и есть! — кивнул Зимин.

— Но я черкешенка, хоть и воспитана русскими.

— Это не беда! Обе мои бабки так же воспитаны были. Дед по матери свою жену умыкнул из чеченского аула. Совсем девчонкой ещё. Она крестилась тринадцати лет от роду. А бабка по отцу — чистокровная осетинка. Она и сейчас жива. Девяносто пять лет, а всё коров доит! Но ты коров доить не будешь. Обещаю! Как жила барыней, так и будешь жить. Мои родители зажиточные. У них, кроме двух моих сестёр, я единственный сын…

Слушая его нехитрый рассказ, я растерянно смотрела на карты. Всё выпало, как выпало. Червонный король и король треф. Под трефовым выпали две дамы — червовая и треф. Третья карта — пиковая десятка — сулила дальнюю дорогу с благополучным концом. Под червонным выпала девятка пик, шестёрка бубей и рогатый джокер. Ах, зачем я не выкинула мерзавца из колоды? Вот он, смотрит со скабрезной улыбкой, ничего кроме большой беды не обещая…