Джульетта решила появиться на свет именно сейчас в 1978 году в Советском Союзе, в столице нашей Родины Городе-герое Москве.

Егор примерно представлял, где они. Завел машину и нажал на газ. Он ехал осторожно и черный дым, ожидаемый от резкого старта, не пошел из-под колес.

Егор уже изучил маршрут и повез жену в ближайшую больницу.

Ближайшей больницей оказался роддом Грауэрмана на Калининском проспекте. Егору повезло, что карта, которую он изучал, и взял у Адамовых, была старая. Высокое здание приветливо распахнуло ворота под настойчивым клаксоном машины.

Роддом закрыли в 1991 году. Но сейчас, несмотря на активную перестройку проспекта, можно было проехать к нему

Егор подрулил к приемному отделению. Ему повезло опять. Парковка оказалась свободна. Он повернул на свободное место и затормозил.

Роддом скоро закрывали на летнюю профилактику и места на парковке и в роддоме были.

Повезло им и в том, что дежурным врачом оказался Адамов Виктор Петрович, тот самый от вдовы которого – бабушки-сестры они выезжали утром. Услышал Виктор Петрович знакомую фамилию. Увидел место рождения в паспорте – место рождения его отца. Он перекинулся парой слов, спросил о дедушке и бабушке и поняв, что они родственники не особо вникнув какие, он решил вопрос.

Маришка на каталке поехала приносить на свет еще одну девочку из семьи Адаменковых. Заботливые санитары везли будущую мать.

Егор предложил деньги. Денег Виктор Петрович не взял с Егора принципиально. Списал на молодость последнего и особо не огорчился подобному предложению.

Егор томительно ждал. Он привык ждать, но сейчас волнение было особенным, радостным.

Мужчин в роддом не пускали. Маришка же лежала в палате. Маришке установили капельницу, и она принимала в себя живительные растворы. Лежа на чистом белье и простынях, в больничном белье она говорила и слушала. Много говорила и много слушала.

Подружившись с соседками, они обсуждали все. Где достать коляску. Желательно немецкую. Как часто надо стирать марлечки – подгузники и их менять, а потом прокипятить надо обязательно. А что если не будет молока и где брать смеси. Желательно импортные. Будущие матери в палате лежали непростые. Дома здесь, в центре, были полны генералами, депутатами, руководителями, и их дочери, жены, а некоторые и сами, в смысле руководительницы, готовились стать матерьми. В палатах было прохладно, окна приоткрыты и Маришка ждала.

Она накапливала силы для своего раскрытия. Она верила и знала, что так и будет и любила этот маленький комочек, растущий у нее под сердцем, набирающий вес и отбирающий, но и дающий ей силы. Она лежала и верила, что все у них будет хорошо. У всех них. Она знала, что никто атомную войну не начнет и Москва не сгорит в атомном пожаре, и все лежащие здесь, многие из них, станут уже бабушками в том далеком отсюда году, откуда она прибыла. Она задремала. И Джульетта, чувствуя спокойствие матери, решила – пора. Она начала растягиваться и искать выход в новый для нее мир. Новый и счастливый мир.

Глава 4. Новые граждане СССР. Дела и заботы новой жизни.

Начались схватки внезапно. Отошли воды и она поняла. Пора. Ее отвезли в родильный кабинет. Она помнила слепящий в глаза свет, ободряющий голос врача и сестры.

И роды прошли легко. Джульетта вышла в этот мир и огласила ревом родильный кабинет и коридоры больницы. Егор, сидящий под окнами, как-то сразу узнал голос дочери, понял и полюбил его.

Виктор Петрович взял на руки «крестницу» и, против правил, показал ее в окно.

Маленький сверточек с черными, как у мамы волосами.

Егор был счастлив. Он обежал полрайона и скупил все торты в окрестностях.

Он обежал магазины, но на витринах стояли небольшие торты. Не торты для рождения дочери. Он знал порядки, поездив по маленьким городкам.

Егор пришел к большому ресторану, где с маленького черного входа ему вынесли много тортов. Целых три. Он скупил их все «Прагу», «Киевский» и «Птичье молоко». И три бутылки хорошего, а не армянского коньяку. Больше не продали.

Он принес это и вручил Виктору Петровичу. Тот взял подношение и отнес дежурившим сестрам и врачам.

Маришка ожидала увидеть Джульетту, но по заведенному порядку маленький комочек счастья она увидит только на кормлении. Виктор Петрович был ничего изменить не в силах. Потом, после кормления, Джульку уносили опять.

Виктор Петрович вышел покурить. Он целый день принимал роды. Двое, из которых, были тяжелыми. Он вышел и увидел «Волгу» и дремлющего в ней Егора.

Он постучал в переднее стекло машины.

«Молодой человек, тебе есть куда пойти? – на правах старшего и родственника он говорил на «ты». Егор покачал головой, помялся, и Виктор Петрович отдал ему ключи. «Маришку и Джульетту все равно не выпишут до среды, а ты бери ключи и езжай ко мне. Здесь недалеко. Два квартала».

Егор отказываться не стал и поехал по адресу. Машин было мало.

Наступал вечер, и Москва зажигала свои окна. Он въехал в маленький уютный дворик, где без проблем припарковался. Во дворе тоже было мало машин.

Дворик окружали каре из четырех четырехэтажных домов. Он нашел нужный подъезд и, поздоровавшись с бывшими у подъезда бабушками, поднялся на третий этаж.

Доктор Адамов жил скромно, по-холостяцки. Он и был холостяком. И после смерти матери жил один. На стенах висели фотографии. С одной стороны это были люди в гимнастерках, сюртуках, кринолинах явно дворянского происхождения. С другой стороны больше служивые люди и казаки.

В гостиной на стене висел портрет генерала и как догадался Егор, это был отец Виктора Петровича. Генерал танковых войск, герой битвы за Варшаву Петр Адамов. Волевое молодое лицо, лихо закрученные усы и кубанка набекрень.

Рядом висел портрет молодой женщины. Видимо это была мать доктора. Тонкое, красивое лицо.

Комнат жилых было две, плюс гостиная. Егор пошел на кухню и быстро сготовил поесть. В машине лежала курица, а в холодильнике была картошка. Через полчаса доктор пришел и они в молчаливой, немногословной компании поужинали.

Егору постелили в гостиной на старинном диване, где он со своим ростом поместился. Ноги, на удивление не свисали и не висели тоже. Наступала ночь.

Маришка лежала в палате с пятью другими женщинами. Две из них были женами дипломатов, отправивших своих жен рожать в Союз из дружественных нам африканских стран. Третья была женой аппаратчика из Грузии. Четвертая была женой генерала войск секретных. Пятая же, вела себя наиболее скромно. Она была младшей дочерью одного из маршалов. Ныне заместителя Министра Обороны СССР.

Она должна была рожать в Кремлевской больнице, но врачи сказали, что не довезут ее. Маленькая, темноволосая женщина лежала и готовилась рожать. Ей было тяжело. Беременность мучила ее, выпивая соки, и она сдружилась с Маришкой, наполняясь энергией от ее жизнерадостности и счастливого материнства. Ее звали Варварой, Варенькой, как ласково говорила о ней Маришка, и знавшие ее.

Доктор Адамов передал Маришке одежду и найденные Егором все в том же ресторане фрукты. Зеленоватые бананы и желтые апельсины. Яблоки были хотя бы ровные и без червоточин.

Она переоделась. Женщины-соседки, придирчиво ее рассматривали. Они видели простой, но заграничный лоск ее халатика. Оценили переданную французскую косметику. И стали гадать. Кто на самом деле это простая по общению девчонка. Кто ее отец? Кто ее муж?

Но погадать долго не дали. День дальше продолжился феерией. В палату вошла женщина праздник. Ей было лет пятьдесят, но выглядела она на тридцать пять. Она несла за собой шлейф духов, роскоши и любви. Она одарила мельком дипломатш, окинула взором грузинку. Остановила взгляд на Маришке. Представилась. «Галина, – просто сказала она». «Маришка, – просто ответила Маришка».

Галина оценила халатик, но не позавидовала. Она была одета чуть роскошнее. Подошла к Вареньке и стала говорить ободряющие, нужные вещи. Варенька кивала и кивала. Что-то сказала про Маришку. Галина одобрительно поглядела на ту и снова говорила и говорила.