Но, помимо социального и технического аспекта нового мирового увлечения, которое лишь будет расти и шириться по охвату в ближайшие десятилетия, имелось и довольно забавное «непонимание в головах ответственных товарищей» насчёт действительно некоторых весьма сомнительных сторон новой забавы.

И это были не только недовольные учителя…:-)

Я точно знаю, что инструкторы по идеологии райкомов были в некотором раздрае. Родное советское государство никак не пыталось регулировать сие сумасшествие. И даже всячески «потворствовало» ему.

Но лично меня сие коснулось очень оригинальным образом. Звонок из Москвы на мой рабочий телефон в НИИВТ соединил меня с тем, кого после той давней встречи с академиками из «20+» я видел «от случая к случаю» — на некоторых официальных празднествах в Кремле и в АН СССР, где дружелюбно раскланивались и немного говорили «за жизнь».

Михаил Александрович Шолохов.

Я так (по текущий 1962-й, когда набираю эти строчки) точно и не знаю, как он использовал «знания о будущем». Как в своей и без них успешной писательской карьере (которая двигалась хорошо с новыми произведениями о годах «этой» войны), так и в его работе в правлении Союза писателей СССР. Но, полагаю, как-то использовалось, и даже, при желании я мог бы узнать, что да как, но… сие было крайне далеко от моих интересов.

С Толстым, да прибудет он в Силе, вышло очень удачно, да… но там — другое. Сплетённое с личной заинтересованностью и прямой выгодой. Желание, чтобы великая киносага здесь вышла раньше и была создана именно в СССР плюс заботы о кинокарьере жены плюс необходимость после ухода в вечность Алексея Николаевича продолжить развитие франшизы с «опорой на его черновики и наметки»:-)

Но то, что Шолохов как-то рулил более «идеологически заряженными» вещами со своих писательских и административных высот, несомненно. И звонок это дал понять. Возможно, что даже тот, кто в Кремле, «держал руку на пульсе» и через Шолохова направлял дискуссию в советских СМИ.

После приветствий и обмена новостями я услышал:

— … Никита Егорович, глянь на досуге Литературную Газету, номер такой-то статью такого-то.

Я черкнул данные в настольном перекидном календарике — … что там, Михаил Александрович?

— По вашей части… насчёт всего этого шума вокруг творения вашего НИИВТ-а… игрового… есть предположение, что тема требует обсуждения, которое советскому читателю будет небезынтересно и поучительно даже где-то. Я в редакции намекнул, что точка зрения, представленная у них, может быть крайне узкой… и будет лучше, если они получат ответ от идеолога перспективной техники.

Слова «игровой» и «перспективной техники» хорошо и сразу очертили мне тему, но в тот момент я решительно не понимал, причём тут Шолохов и «Литгазета».

Пообещал, что буквально через час, во время обеденного перерыва на работе, загляну в институтскую библиотеку и ознакомлюсь с указанной статьёй в указанном номере и перезвоню Шолохову с уточнениями о потребном «Литгазете» ответе.

Статья, как ни странно, ничем не меня удивила. Именно такого я подсознательно и ждал. Всё таки, благоволение высших Кремлёвских сфер ко мне лично, ресурсы и верховная воля, поддерживавшая развитие советской электроники в «ускоренном варианте», не распространялась на 100% огораживание от партийной и прочей критики «новых веяний», тем более бурчание и недовольство от многих насчёт того, как вредно влияют игры на ТВ-приставках на подрастающее (и не только) советское поколение наблюдал лично с первого дня массовых продаж игровой платформы в советской розничной торговле.

Перезвонив Михаилу Александровичу, я услышал кое-какие пояснения и узнал некоторые пикантные тонкости.

Лелеемую и пестуемую мной (и не только мной) платформу пнул «знатный представитель советских философов».

Увы, человек не был из числа тех, кто ещё в 1941-м узнал в составе «20+» «главную тайну СССР». Да, товарищи Деборин и Митин. Эти, хотя и были в курсе о многом, благоразумно не лезли ни с каким (как «-», так и «+») мнением сюда.

«Наехал» на электронные игры некто Максимов Александр Александрович.

Пикантной тонкостью было то, что человек, посылавший статьи в «Литературную Газету» уже не раз отличился разгромным стилем насчёт следующего:

Критикой теории Эйнштейна, критикой кибернетики, сейчас вот насчёт электронных игр прошёлся.

И если в первый раз ему отвечал сам Фок (тот самый, из «20+», один из лучших ещё на 1941-й наш специалист по квантовой механике и теории относительности, осознавший тогда, какое место она занимала в 21 веке…), насчёт кибернетики Максимова «затюкали» целой толпой (в том числе, как я с удивлением узнал, и с участием Лебедева и Брука… определённо что-то в научных кругах прошло мимо меня…).

Но, высшая власть, полагаю, смотрела на всё подобные научных схватки разумно, т.е. не вмешивалась.

А человек, видимо, не угомонился.

Сейчас вот «ответ держать» придётся мне.

Любопытно только — почему все они используют такую далёкую, казалось бы, от научных дел «Литгазету»?

Я так и спросил у Шолохова.

И вот тут выяснилась вторая пикантная новость. Помявшись, знаменитый литератор просветил меня насчёт некоторого момента, на который мне ранее, видимо, было бы начхать с высокой башни. И было бы так и дальше, если бы тема не коснулась обожаемого мной игростроительства.

Где-то после войны, по желанию самого ИВС (чтобы остренькие академические дискуссии не кисли внутри специфической и не читаемой широкой публикой научной прессы?) он устроил в «Литгазете» этакое «контролируемое оппозиционное издание».

Ну, «оппозиционное» — это я преувеличиваю. Скорее официально разрешённое для подобных тем.

Вскоре после войны, с подачи Сталина, «Литературка» стала не только литературной, но и политической газетой! С заездами во внутренние и международные дела…

Народ, присутствовавший на той высшей писательской тусовке с участием ИВС, услышал невероятное:

Мол, вся наша пресса так или иначе выражает официальное мнение. А «Литературка» могла бы стать неофициальным органом, где разные темы можно ставить резче и даже мнение газеты и печатающихся в ней сможет расходится с официальной точкой зрения!

Ух-ты… многое встало после такого пояснения на свои места. Имевшие место быть партийные острые дискуссии — это было другое. Здесь же руководство СССР устроило «отдушину» для желающего «чего-то такого этакого» из числа простого народа, для недовольных их числа элитки и прочих «несогласных».

Поговорив ещё с тем, кто, видимо доносил до меня известно чью волю, я пообещал ему перечитать внимательно критическую статью второй раз и выдать в течении пары недель ответную.

«Обязательно опубликуют. Всё как есть, без купюр, всё как вы сочтёте нужным. Нам положительно необходима подобная дискуссия…» — пообещал мне Шолохов…

Глава 6 — Миражи светящихся экранов

Поздняя осень 1955. СССР. Молотов(Пермь). Третий этаж кирпичной DACHA по улице Кирова, что за рекой Кама. Рожков Н. Е.

Промозглая погода за окном вот-вот перейдёт в зиму. Самое время погрузиться в любимую игру, попивая из кружки чай/кофе/какао… нет, кока-коле сейчас не сезон, лето кончилось, дубак на открытом воздухе.

Амерская зачётная и столь любимая мной газировка уже давно пришла в СССР официально, с производством и разливом здесь и ею не нужно запасаться во время визитов к «маман на двоих» за океан. Кока-кола отгрызла в СССР у «Дюшеса», «Ситро», «Содовой», газировок Тбилисского завода безалкогольных напитков («Воды Лагидзе») и минералок Кавминвод треть рынка подобного прохладительного.