– Где она?

– Не знаю, куда-то убежала. Вот сумку оставила.

– Вообще-то, это клатч. Ты уверена, что это ее? – Лена принялась осматривать задубевший на морозе белый клатч. Расшитый пайетками и бисером, он никак не гармонировал с внешним обликом хозяйки. С таким клатчем надо посещать балы или званые ужины, а не скандалить по рынкам.

Лена что-то говорила, перебирала визитки, называла фамилии, демонстрировала Асе помаду, расческу, коробочку теней. Солнечные морозные лучи падали на синий блокнот, потрепанный по краям, золотистую ручку, вставленную в корешок. Вдруг Лена вытащила пакетик с белым порошком, задумалась. Ей хватило доли секунды, чтобы понять его назначение. Да! Это был тот порошок, которого все боялись и демонизировали. Тот странный порошок, который неожиданно возник в жизни общества и поделил его на три части: продают, покупают, ненавидят. О нем ходили легенды – о всепожирающем драконе мафии. Всякий раз, когда речь заходила о новых хозяевах жизни, всем сразу мерещился белый порошок, пропащая молодежь, пустые глаза с расширенными зрачками, ограбленные собственными детьми родители, буковки судебных решений, искрящиеся кровавыми каракулями признания, молодые переломанные судьбы.

И вот появилась опять та борзая, которая оставила сумку на прилавке, и притащила дежурного по рынку милиционера. Опять уверенная в своей силе и правоте, знающая, как сдирать шкуру наглостью и напором. Она знает, как делать деньги, не утруждая себя работой. Она знает, как надавить на эту дрожащую тварь, чтобы она отдала все: и ремни, и палатку, и даже эту клетчатую сумку. А если еще и надавить, то и квартиру продаст.

Она знает.

И – о чудо! Кажется, знает и Лена.

– Я очень рекомендую подумать, – тихо сказала Лена, в упор глядя в глаза женщине.

– Кто это? – взвизгнула та.

Лена подняла клатч, пайетки призывно засверкали на солнце.

– Ваша?

Женщина испугалась и как-то сразу скисла, покрылась пятнами.

– Воровка, – вдруг сообразила, кинулась отнимать.

– Товарищ милиционер, – не отрывая взгляда от женщины, стала нарочито медленно говорить Лена. Она специально тянула, чтобы дать той время одуматься. Женщина прожигала Лену взглядом. – Скажите им, – Лена кивнула на девушку в пуховике и милиционера, – что вы ошиблись и к нам никаких претензий не имеете. Ремни мы забираем, а деньги возвращаем.

– Сдохни! – прорычала женщина и вновь дернулась за сумкой.

Лена отошла на шаг, и, как в детской игре, подняла руку. Но она была гораздо ниже женщины, и той ничего не стоило поднапрячься и отобрать.

– Товарищ милиционер, – вновь стала нагнетать Лена. – Мы тут сумку нашли на прилавке. Кто-то из покупателей оставил.

– Марь Васильевна, – это же ваша, – узнала девушка клатч и потянулась за ней.

Марь Васильевна опередила, перехватила.

– …Моя!

– И… – многозначительно добавила Лена. – И вы еще хотели добавить что?..

– …Вот не поверите, пришла поблагодарить вас за прекрасные ремни… – сказала Марья Васильевна.

– Товарищ милиционер, все в порядке, – улыбнулась Лена так мило и очаровательно, будто перед ней стоял нашкодивший первоклассник. – Вы новенький, что-то я вас не видела?

«Какое твое дело?» – мысленно возмутился милиционер, дрожа от холода. Ноги окоченели, холод захватил все тело и теперь острыми пиками устремился к сердцу. Собачий холод, как они стоят! Милиционер проклинал этот рынок, этих баб, он ненавидел все вокруг, ненавидел мороз, ненавидел все то, что заставляло его торчать в этом болоте. Он забежал в здание администрации, заперся в своем кабинете и стал отогреваться французским коньяком. После пятой рюмки ему вновь захотелось жить. После седьмой – рынок уже не казался таким отвратительным и убогим. Потому что именно он кормил, одевал, обувал, именно здесь впервые он попробовал и полюбил французский коньяк, оливки да много другой экзотики. Именно здесь братва научила его рыночным отношениям. Окончательно согревшись, вспомнил о женщине с клатчем. Теперь возникло тревожное чувство чего-то невыполненного и недосмотренного. Надо было обратить внимание на сумочку, уж больно та особа перепугалась. Куда делся вдруг ее благородный гнев? Как сумочку увидала, так и струхнула. Виду, конечно, не подала, но руки дрогнули, глаза забегали. Понятно же, компромат там был. На голубом глазу бы все выложила, подельников сдала. Ах ты ж, всего чуть-чуть подумать – и, глядишь, у тебя в кармане несколько тысяч или миллиона полтора, а то и вовсе загрести цифру до небес. Как же это я? Но ничего, у меня профессиональная память. Все равно, милая, пересечемся.

Ася смотрится в зеркало – по кругу лицо красное, обветренное, по краю незагорелое. Впору присвоить титул новой породы – афророссиянка. Сегодня пригласили на свадьбу, а как такой пойдешь? Ни пудра, ни тоналка не помогают. Угу-гу, барыга есть барыга.

Да и Руслан еще не приехал. Задержался в пути. Ася в морозы никогда не ездила в Москву, а Руслан вот решился. И попал в передрягу. Автобус сломался в центре Нижнего Новгорода, прямо около памятника большому человеку. Стояли уже сутки и мучились от холода.

Руслан вышел на рынок примерно через полгода после Аси. Помог курьезный случай. Под конец рабочего дня Руслан забирал Асю с ее тяжелыми сумками и катил тележку домой. Чтобы кто-то из знакомых его не заметил, Руслан всегда таился в стороне и ждал, пока Ася соберется.

В тот день была хорошая торговля, продала две пары мужских ботинок. Одни – за две тысячи сто рублей, вторые – за две тысячи шестьсот. Вторым проданным ботинкам особо радовалась, потому что они были самыми дорогими. На пять дешевых продавались только одни дорогие.

В тот день народу было так много, что Ася не успела ни поесть, ни сбегать в туалет. Оставив Руслана, помчалась к сколоченной деревянной будке. Оттуда по пути зашла в продуктовый павильон за подсолнечным маслом, заодно купила чай, макароны, там же встретилась с Жанной – разговорились.

Когда Ася через полчаса вернулась к палатке, то даже испугалась беспорядка, который там царил. Везде валялись пустые коробки, обувь навалена горкой, а Руслан с ошалелыми глазами стоял за прилавком и что-то говорил и говорил, а вокруг стояли человек десять: трое мужчин мерили ботинки, вокруг них толкались женщины и громко обсуждали. Все трое купили и ушли.

Ася взвизгнула от восторга, а потом испугалась: «Как же Руслан продает товар, если даже цен не знает?»

Когда Ася подошла к столу, Руслан виновато развел руками.

– Тут чего-то так много набралось народу, а тебя нет. Вот я и стал отвечать на вопросы. А цен не знаю. Все стал предлагать по четыре тысячи.

– Четыре? – искренне удивилась Ася. – Я за две шестьсот с трудом толкнула, а ты за четыре?

Руслан улыбнулся, расправил плечи.

– Учись, как надо работать. А то вечно жалуешься: плохая торговля, народу нет! Вот ты сколько сегодня продала?

– Две пары, – похвасталась Ася.

– За целый день?

Ася кивнула.

– Я за полчаса продал семь.

– Семь? – не поверила Ася и начала раскладывать обувь по коробкам.

Пока Ася прибиралась, Руслан продал еще две пары. И домой катил практически пустую тележку. Он всю дорогу возмущался, какой он дурак, что туда-сюда таскает всю эту тяжесть, когда можно просто грамотно подойти к процессу торговли.

На следующий день Руслан уволился, а еще на следующий вышел на рынок сам. И с той минуты кривая семейного бюджета резко рванула вверх.

Ася практически уже не торговала, а занималась только поставками, у нее это получалось гораздо лучше, чем у Руслана. Руслан тоже несколько раз съездил в Москву, но привез совершенно неудачный товар, да еще по жутко высоким ценам. Платил столько, сколько просили.

Ася же покупала только тогда, когда находила товар по более выгодной цене. Для этого ей приходилось или долго торговаться, или мониторить весь рынок. Со временем ее стали узнавать и называли сразу минимальную цену, зная, что дешевле она не найдет…

В соседней палатке копошится сосед Абузар, громко ругается. Он не любит, когда возвращают товар. А кто любит? Никто. Сегодня вернули спортивный костюм. Долго препирается с покупателем: купили неделю назад, рукава изнутри грязные, явно возвращают ношеный.