– Поверните ее.

Руслан не услышал, а скорее прочитал по губам, так тихо она это сказала.

С трудом справились. Повернули так, чтобы баба Вера оказалась головой на восток. От разности высот кровати и дивана ложе перекосило, ноги усопшей оказались чуть выше головы. Пришлось подкладывать под дверь со стороны головы дополнительное возвышение. В ход пошли книги, тряпки, подушки.

Ася уже не чувствовала спины. Сама дверь была тяжелой, а с телом она становилась и вовсе неподъемной. Вот уже больше суток Ася на ногах, от усталости каменело все, кроме соленых слез, катившихся по щекам.

Сагадат апа медленно поднялась, потрогала край ложа, словно опробовала его устойчивость.

– Может, снять другую дверь, на одной не уместимся, – складки у рта стали резкими и пронзительными. Ни тени улыбки, чтобы заподозрить шутку.

Ася вдруг почувствовала раздражение, которое росло, не останавливаясь.

Сагадат апа присела на ложе, оно угрожающе накренилось, вслед шевельнулось тело покойной. Она удержала Верку, медленно поднялась.

– Надо вторую дверь, – губы Сагадат апы тронула вымученная улыбка.

– Хватит уже, – выдохнул Руслан, глядя на старуху. – Нашла время шутить.

– Надо вторую дверь. – Она смотрела, как маленький ребенок, который знает всего три слова и повторяет их опять и опять в надежде, что кто-нибудь его наконец поймет. Голос у нее был тихий и спокойный. Губы и щеки постепенно белели и деревенели, и она говорила все медленней, проглатывая последние звуки. – Надо втору…

Руслан горестно вздохнул не в силах что-либо понять.

Дверь решили снять в зале. Пока думали, дергали, Сагадат апа покорно сидела на краю дивана. Она уже напоминала скорбный призрак, которого задерживают на земле эти нерасторопные люди. Видно, что она делает огромные усилия, которые превышают возможности тела, вдруг утратившего силу жизни.

Потом действие стало разворачиваться очень быстро. Быстро уложили дверь, простынь, старуху.

– О Аллах, Сагадат апа. Что ж ты творишь? С ума сошла, что ли?

Ася кинулась подкладывать полотенце под голову старухи, Руслан суетился, пытался заговорить, но подбородок дрожал, не давал разомкнуть губы.

Сагадат апа тихо сжала Асину руку, с трудом выдавила из груди:

– Три дня…

– Чего? Что? – бормотала Ася, зубы у нее стучали.

– …Я не успела… – сухая ладонь старухи разжалась.

Первый раз в жизни Руслан с Асей, дрожа, мостятся друг к дружке, бок о бок, плечом к плечу – в первый раз они прочувствовали беспомощность этого мира перед другим, неведомым.

Руслан приложил свою загрубелую ладонь ко лбу старухи – никаких признаков жизни, лоб был таким же, как и все остальное тело: холодным и чужим.

Ветер за окном усилился, ветки и листья тополя бились в стекло. Они словно шептали молитву по усопшим.

Руслан позвонил в скорую, оттуда его звонок перенаправили в милицию.

Через четверть часа появился молодой, на вид совсем мальчишка, участковый, увидев одновременно два тела, удивился, еще больше удивился рассказу Загребиных. Он честно пытался вникнуть в эту историю и по несколько раз задавал одинаковые вопросы, но ответы то ли не понимал, то ли забывал.

Руслан постоянно бегал курить, Ася холодным полотенцем пыталась успокоить головную боль, но оба с трудом сдерживали эмоции.

– Что за ночь, – жаловался участковый, заполняя бумаги, – шестой вызов за ночь… так кем, вы говорите, вам приходятся усопшие?

– Знакомые, – по пятому кругу говорили то Руслан, то Ася.

– А как вы оказались здесь, кто вас пригласил… документы есть… не ваши, а усопших.

Как участковый путался в вопросах, так же Руслан и Ася путались в ответах. Только после долгих раздумий вспоминались фамилии и адреса старушек.

– Кем, говорите, вам приходятся усопшие? Как вы здесь оказались?

– Сагадат апа попросила привезти, – пыталась рассказать Ася.

– Кто из них? – кивал на старух участковый.

В какой-то момент Ася не удержалась и уже открыла рот, чтобы отругать его как следует, но как великое облегчение появились медики. Они быстро обследовали тела, быстро вызвали машину, быстро удалились. Их моментально сменил человек, словно он стоял за дверями и ждал сигнала от медиков. Участковый, увидев его, ожил, быстро заполнил документы.

Человек назвался Василием, предложил услуги по сопровождению тел, захоронению. Его голос был мягким, успокаивающим и в эти тяжелые минуты таким необходимым и желанным. Ася с Русланом соглашались, кивали, удивлялись ценам и вновь соглашались и кивали. Они даже были рады появлению Василия, этого волшебника, который выдернет их из бесконечной ночи ужаса и смерти.

Когда тела унесли, до рассвета оставался примерно час.

– Здесь поспим или домой поедем? – спросил Руслан.

– Что за вопрос? – захотелось заорать Асе. – Домой, только домой.

– В восемь надо быть в морге, встать в очередь.

– Все равно домой, хоть час, хоть полчаса поспать дома.

Руслан не сопротивлялся.

Ася растянулась на кровати, но от усталости уснуть не получалось. Время шло, а она все лежала, не смыкая глаз.

Вспомнилось, как не реже чем раз в месяц в квартире родителей собирались гости, мать пекла огромный пирог человек на десять. Ася любила этот «день пирога»: воспоминания, разговоры, протяжные песни, от которых становилось тепло и спокойно. Любила даже тогда, когда гости вдруг схватывались на какой-нибудь теме и делились на два противоборствующих лагеря. Прислушивалась к разумным доводам, перекрывающим друг друга голосам, взрывам смеха. В этом нагромождении эмоций Ася различала то ясный отцовский голос, то звучный Сагадат апы, то нежный и естественный голос матери. Этот голос она не спутает ни с каким другим. Мать часто рассказывала что-то доброе и веселое. Ася попыталась вспомнить… и провалилась в глубокий сон.

Где-то через час Руслан ткнул Асю в бок.

– Вставай! Проспали.

Возникла долгая пауза. Ася не могла сообразить, где находится, что-то смутное шевелилось в голове, моталось в стороны, поднималось, опускалось и никак не собиралось в кучу правильных мыслей.

Чай, кофе, холодный душ! С чего начать? Хотелось нырнуть под одеяло и спрятаться.

– Вставай! – повторил Руслан. – Надо все сделать сегодня.

Ася порадовалась, что у нее есть Руслан. Она была уверена, что его терпение сейчас лопнет и он начнет злиться и ругаться, но он спокойно натянул штаны, полез в шкаф за носками.

– Проклятье! – чертыхался он, пытаясь справиться с вывернутой наизнанку футболкой. – Давай вставай, я чайник поставил.

Ася закрыла глаза. Как сквозь вату слышала обрывки фраз:

– Василий звонил… Серега… поможет… с утра мотнусь в мечеть… с работы отпросился… А про какие три дня говорила Сагадат апа?

Ася вздрогнула. Она знала, что он когда-нибудь спросит, и все равно вопрос прозвучал неожиданно.

Ася улыбнулась, обняла Руслана за плечи. Он нетерпеливо похлопал ее по руке, намекая, что надо поторапливаться.

– Не хочешь, не говори, – стараясь казаться равнодушным, сказал Руслан, но Ася уловила нотки обиды.

Да, она не хочет говорить, и это правда.

Это было пять лет назад. Ася пришла к матери в больницу и, пока она спала, села ждать на стуле у окна. В палате, кроме матери, было еще трое больных. Самой тяжелой была старушка у входа – острые колени, локти, пустой взгляд в потолок, открытый беззубый рот, а в нем по языку ползала муха. Старушка дышала то резкими короткими вдохами, то храпящей затяжкой. Иногда замирала, и казалось, что умерла. Ася испуганно вскакивала, подходила, прислушивалась. Она уже готова была бежать к медсестре, и тут в груди старушки что-то булькало, клокотало, словно проходила через фильтр еще одна дарованная минута, и вновь грудь оживала, поднималась, опускалась.

– Пообещай мне, что ты закроешь мне рот, чтобы я так не мучилась. – Слова матери застали Асю врасплох.

– Ты о чем?

– Я о себе. – Мать подошла к старушке, прогнала муху из ее рта. Старушка никак не отреагировала, а мать продолжила: – Просто подушку положи мне на лицо и подожди, когда наступит конец.