Выхожу из кабинета главврача ещё в большем смятении, чем заходила. Вот я нагородила! Как теперь выкручиваться?!

И уволиться не могу: полгода надо отработать, и документы какие-то нечистые на мне висят…

Откуда они вообще взялись?! Хотя, понятно, иногда на срочные роды бежишь, подмахиваешь, не глядя, что под нос суют… Но кто это мог сделать? Кто ещё имеет право закупать медикаменты?!

Таких людей у нас всего несколько на всю клинику. Но решающие подписи две: моя и Вершинина.

Разберусь с этим попозже.

Но в одном я точно не соврала: я на самом деле очень-очень хочу ребёнка… И я на самом деле не могу иметь детей…

Что я вообще натворила в восемнадцать лет?! Я была такая дура!

И вот теперь, спустя десять лет, я расхлёбываю последствия той самой страшной роковой ошибки…

Но ведь не одна я виновата была в этом… Где он сейчас, тот самый Андрей, который это сделал со мной?! Наверняка уже счастливо женился и воспитывает троих ребятишек, а я вот теперь живу одна, с кошкой и работой!

С которой даже не могу уволиться.

А теперь мне надо идти на приём к моему же боссу на седьмой день цикла… И когда же это?! Уже через неделю!

Мне же придётся ложиться перед ним в кресло. Как это вообще возможно?!

Так стоп, Аделаида, Ты же медик! Что здесь такого экстраординарного?! Ты что, отличаешься от шести миллиардов других женщин на Земле?!

Стелешь пелёнку и ложишься на кресло! Ноги – на железные подставки! Что тут такого?! Кресла у нас в клинике удобные, импортные.

Сама их, между прочим, заказывала и закупала.

Это всё понятно, но мой разум отказывается соглашаться с мыслью, что в этом кресле я буду лежать перед Вершининым… И он будет рассматривать меня там, между ног…

Вставлять расширитель…

Брать мазки.. А если понадобится УЗИ, то будет вставлять мне прямо во влагалище манипулу… Которая, конечно же, по форме практически идентична мужскому пенису…

От одной только этой мысли меня бросает в жар.

И даже сейчас у меня такое чувство, что мне между ног уже вставили эту самую чёртову манипулу!

Погруженная в свои мысли, иду по коридору в сторону нашей столовой, как вдруг врезаюсь во что-то твёрдое. Но мягкое. Надёжное. Пахнет антисептиком и крепким мужским бальзамом с нотками кедра.

Поднимаю глаза и улыбаюсь:

– Совсем заработалась?! Опять мир спасаешь? От бесплодия? – обхватывает меня за плечи мой коллега и хороший друг Руслан Морозов.

– Привет, Рус! Да ты же знаешь, как у нас вечно так много работы, – и я благодарна за его дружескую поддержку. – То экстренные роды, то кесарево: ни минутки покоя, – смеюсь я.

– Ну так я тебе подарю минутку покоя, – уже увлекает меня за собой Руслан, наш штатный анестезиолог, с которым мы повели не одну успешную операцию. Вообще не представляю, чтобы я без него делала в нашем сплошном женском гадючьем коллективе.

А так у меня есть хоть отдушина!

– Пойдём, перекусим, я угощаю, – сжимает он моё плечо, и тепло разливается по моему телу.

– Ну хорошо, так и быть, – смотрю я на часы. – Надеюсь, да эти полчаса никто не соберётся срочно рожать, – и иду за своим другом в столовую, где мы усаживаемся за дальний столик, чтобы посплетничать, совсем как две подружки.

– Ну что, как тебе новое повышение? – как бы невзначай закидываю я пробный камень в воду. Чтобы проверить реакцию Руслана.

– Мне так жаль, детка, – кладёт свою ладонь поверх моей Руслан и с теплотой смотрит мне в глаза, и у меня предательски начинает щипать в носу.

Потому что только сейчас я понимаю, как мне обидно. Как маленькой девочке, которой пообещали красивую игрушку за хорошие отметки и поведение, и она училась на отлично и очень хорошо себя вела, но кукла досталось другой!

И хотя мне уже двадцать семь, моя маленькая внутренняя девочка никуда не делась! Кто вообще решил, что дети в нас с возрастом обязательно куда-то исчезают?! Нет, они так и продолжают жить в тёмных чуланах нашей души, куда мы их постоянно запираем, и только вечно им выговариваем: «Не ной! Не бойся! Не проси»!

А внешне строим из себя железобетонных взрослых, пока глубоко внутри нас рыдают маленькие обиженные детки.

Вот и сейчас я беру всю свою волю в кулак, и как можно более равнодушным тоном отвечаю своему приятелю:

– Ничего особенного. Ты же сам понимаешь, сколько там нервов. Пусть Плошкина впахивает, если ей так хочется. А мне пора подумать о себе.

– Молодец! Так держать! – одобрительно восклицает Руслан, отпивая свой кофе. – Конечно, надо подумать о себе. Кстати, ты идёшь на День медика?

– День медика? Какой День медика? – не сразу вспоминаю я.

Я ведь как обычно заработалась, и у меня совершенно вылетело из головы, что у нас планируется ежегодный бал врачей, который будет проходить в «Фестиваль-отеле»!

– Ну сколько можно пропускать это мероприятие? – мягко журит меня Руслан, поглаживая мою руку своей тёплой ладонью. – В конце концов, надо же иногда и отдыхать? Поехали, Ада? – смотрит он на меня своими преданными щенячьими глазами, и я не могу ему сопротивляться:

– Ну хорошо, я подумаю. А когда он вообще будет-то?

– Совсем заработалась, крошка? – смеётся Рус. – Третье воскресенье июня.

– Так осталась всего неделя! – доходит до меня. – Сегодня понедельник, значит…

– Значит уже в эту субботу я заезжаю за тобой с утра пораньше, чтобы отвезти тебя в «Фестиваль-отель», – подытоживает Рус. – Договорились?

– Да, договорились, – киваю я.

Договориться договорились, но мне совершенно нечего надеть!

– Арбатова, срочно в приёмное отделение! – прибегает за мной Ниночка, наша дежурная медсестра.

– Что случилось? Кто-то рожает?! – сразу начинаю перебирать я в уме все возможные варианты.

Неужели у Ирочки начались схватки?! Так рано?! Хоть бы не это!

– Да нет, никто не рожает, там просто такой… Пациент, – рапортует запыхавшаяся Нина.

– Успокойся, всё нормально, – даю я время ей отдышаться. – Может быть ты имела в виду «пациентка», – подсказываю я ей.

– Да нет же! Пациент! Я же сказала! Игорь Олегович срочно просил вас прийти. Он без вас не справляется!

Ах, ну да, конечно! Я ведь совсем забыла, что все сложные пациенты – это мой конёк.

А я им как бесплатная психологическая помощь в пакете. Два в одном.

И психа ненормального успокою, и недовольного формой носа ребёнка отца утешу, и вот, с каким-то очередным ненормальным, по всей видимости, без меня никак.

Ну понятно, зачем я так нужна своего дорогому доктору. Самому лучшему.

– А пусть Плошкину позовут, – злорадно отзываюсь я. – Она ведь у нас завотделением, вот пусть и работает со сложными пациентами.

– Да вы не понимаете, Аделаида Семёновна, все уже там. И Плошкина, и Вершинин. Только вас вот дожидаются.

– Да что это за консилиум такой?! – становится уже самой интересно мне, и я спешу по коридору в приёмное, где обычно мы встречаем наших важных клиентов.

И когда я захожу в наш роскошный, отделанный по последней медицинской моде, кабинет, то у меня у самой чуть глаза на лоб не лезут, потому что в золотом парчовым кресле сидит, развалившись, сам Архип Бырбыров – звезда отечественной эстрады. Золотой голос России.

Над ним стоят, склонившись чуть ли не в почтительном реверансе, наша накачанная Плошкина и строгий элегантный Вершинин, а Бырбыров, сияя всей своей ослепительной мужской красотой и красноречием, вещает на всю комнату, и даже у меня начинает всё внутри вибрировать от его грудного волшебного голоса:

– Послушайте, я пришёл в вашу клинику, потому что мне вас рекомендовали! Очень хорошо рекомендовали! Птичкиным сделали двойню? Сделали, – начинает загибать он пальцы на своей ухоженной красивой руке. – Каскову сделали дочку? Сделали, – удовлетворённо продолжает Архип. – Даже Аните сделали! А ей, между прочим, уже пятьдесят пять, – с победным видом заключает он. – Вот, юбилей недавно в Кремлёвском дворце отмечали. Так позвольте узнать, чем же я так сильно вам не угодил? Что, рожей не вышел? – капризно кривит он свой восхитительный божественный рот.