Беда состояла лишь в том, что новый оттенок зеленого понравился самому Титу, надписи на стенах разнообразили монотонность городских стен, а добрая половина населения города все равно не умела ни читать, ни писать, так что подметные письма никакого проку не принесли.

И все-таки он не находил в своей душе повода для жалоб. В конце концов, она ведь ясно растолковала, что свержение существующей власти — сложное дело. И не все получается так, как задумано изначально.

— Я совсем запутался, — признался он.

— Не нужно слишком много размышлять над этим, дорогой Якс. Ты просто делай то, что тебе поручено, а я позабочусь насчет остального.

Они проговорили еще часа два, обсуждая, как помешать параду и празднику, который начинался на следующий день. И когда он уходил, его бунтарский пыл ожил с новой силой. Торопливо шагая по улице, он не удержался, поднял кверху руки и заорал просто так, для забавы:

— Долой тирана! Долой Тита!

Услышав его крики, какой-то сапожник выскочил из своей лавки и поглядел на крышу.

— Что такое? Что случилось? Кто-нибудь застрял, что ли? — Не увидев там никого, он недоуменно пожал плечами.

Якс вздохнул, покачал головой и отправился дальше.

Несмотря на запрет руководительницы, может, пора привлечь к делу Голикса?

Голикс был поражен и даже немного устал от рыданий Циры.

Наконец она успокоилась, но по-прежнему обнимала его за шею. Нет, он не против, совсем наоборот, вот только это так не похоже на прежнюю Циру. Или на ее сестру. Хотя они и были служанками в одном из богатейших домов Фемона, в кругу своих друзей они держались отнюдь не раболепно и всегда отличались острым язычком и язвительным юмором. А Голикса не раз называли неотесанным чурбаном и никогда не забывали, что он не местный, а пришлый.

До этого момента.

— Цира, — ласково произнес Голикс и погладил ее по спине, испытывая прилив вины, потому что ему все это начинало нравиться. — Ты не умрешь, не выдумывай. С чего ты взяла?

Она отстранилась от него как-то слишком поспешно, извлекла из длинного рукава платочек и вытерла глаза.

— Вчера вечером, — сообщила она с дрожью в голосе, — я случайно подслушала, как «они» разговаривали об этом.

«Они» были семьей, где она служила. Цира редко называла их по имени, по крайней мере в его присутствии. И вовсе не из-за того, что Голикс работал в конюшне, а сестры-близнецы — в богатом доме. Все объяснялось просто — Цира терпеть их не могла: и хозяина с хозяйкой, и восьмерых их детей.

— Они думали, я сплю.

Он терпеливо ждал. Никогда еще он не видел ее такой красивой — солнце играло и переливалось в пышных рыжих волосах, а щеки пылали нежным румянцем.

— Они вспоминали про другую женщину, которая стала царицей лета давным-давно. Она… — Цира всхлипнула и наклонила голову. — Она… ее нашли на следующее утро.

Голикс нахмурился. В первый раз ему довелось услышать, что какая-то из цариц лета осталась в городе после всех ритуалов и торжеств. Несомненно, это добрый знак.

Цира содрогнулась.

— Нашли ее утром, но только не всю… а часть ее…

…Или недобрый знак?.. Его глаза стали круглыми от удивления.

— Как это часть?

Цира кивнула;

— Нашли ее ступню и часть ноги.

Он с трудом сглотнул.

— Цира, но это ведь еще ничего не значит. Должно быть, она… То есть она, по-видимому… — Он уставился незрячими глазами на море, отчаянно пытаясь подыскать какое-нибудь логическое объяснение этому кошмару. Однако ему пришли на память только рыбачья лодка и длинная темная тень возле нее. Никто ни разу не заикнулся о ее пропаже, и даже он сам начинал сомневаться, можно ли верить собственным глазам.

— Помнишь ту лодку? — спросила девушка. Теперь она слегка передвинулась и сидела возле него на корточках. Их колени касались друг друга. — Ту самую, которую ты видел в прошлый раз, когда мы тут все сидели? Тогда мы так ее и не разглядели.

Он кивнул.

— Они говорили и о других царицах, Голикс. Ты был прав — через каждые семь лет одна из них исчезает. И они… — Она прикусила нижнюю губу и покачала головой.

Он не знал, что и сказать. Царица лета вступает в свои права на этом самом месте, которое считается в городе священным. Отсюда на рассвете она увидит на юге море, а на севере, далеко за деревьями, поля. С ней никого не будет, потому что это составная часть церемонии, благословляющей плоды моря и суши.

Если слухи верны, то этот год получается как раз седьмым.

— Кстати, они все были служанками, — заметила Цира.

— Царицы лета? Неужели все до одной?

Она кивнула:

— Во всяком случае, та несчастная точно была служанкой.

Набравшись храбрости, он взял ее руки в свои и потянул за них, чтобы она подняла на него глаза.

— Вообще-то это совсем не означает, что ты должна умереть. К тому же тебя, может, еще и не выберут.

Она недовольно посмотрела на него.

Он покраснел.

— Нет, то есть тебя выберут, конечно. Ты ведь самая красивая девушка, каких я… — Он замолчал и неловко усмехнулся: — Я имел в виду, что, может, они выберут Сану. Она… — Он замолчал, подбирая слова. — То есть, разумеется, ты красивей, чем Сана, но…

— Мы с ней двойняшки, Голикс, — напомнила Цира с робкой улыбкой.

— Ну да, конечно, я знаю. Но красота не… то есть она… так сказать… — Он шумно вздохнул и выпалил одним духом: — Я тогда просто лягу под колесницу.

Цира засмеялась и, внезапно наклонившись вперед, поцеловала его в щеку.

Голикс крепко сжал губы. Они хотели поцеловать ее в ответ, они хотели забрать назад слова про колесницу, однако только и сумели, что издать стон.

Успокоившись и по-прежнему не отпуская его рук, Цира стала наблюдать за полетом чайки над скалами. Прилив все еще продолжался, и волны с разбега ударялись о большие камни, посылая в воздух брызги и белую пену.

— С ними был кто-то посторонний, — продолжала она, избегая его взгляда. — Я слышала, как они говорили, что не хотят, чтобы победила Сана. — В ее голосе зазвучала горечь. «Она слишком для нас ценная, — сказали они. — Почти… почти как член семьи», — сказали они. А тот, другой, посторонний, сказал, что соответствующие дары нужным богам помогут это уладить. — Цира обернулась к Голиксу и посмотрела на него холодно и мрачно. — Голикс, это был Тит. Тит Перикал, и я слышала, как монеты поменяли своего хозяина.

Он едва не произнес слова «не может быть».

Едва не произнес фразу. «Тебе, наверное, это приснилось».

Впрочем, одного взгляда на ее лицо оказалось достаточно, чтобы понять, что он не прав. И это означало, что Тит Перикал уже знает, кто будет выбран царицей лета. Отсюда напрашивался вывод, что судьи ничего не решают.

— Но как? — спросил он. — Как это возможно?

— Не знаю, — тихо ответила она. — Да мне и все равно. Я знаю только, что они хотят, чтобы я умерла. По какой-то причине я должна стать царицей лета. — Она крепко сцепила пальцы. — Это означает жертвоприношение, Голикс. И вся эта церемония здесь, на площадке, — настоящее жертвоприношение. А я выступлю в роли жертвы.

Они оба посмотрели на море, и жаркое летнее солнце внезапно показалось им холодным, как лед.

Дорога вилась среди низких прибрежных холмов. Почва стала более песчаной, более каменистой, а придорожные кусты утратили прежнюю пышность, и в них прибавилось колючек. Все чаще возле дороги попадались одиночные деревья, а в небе появились первые чайки. Фемон был уже недалеко, хотя они, конечно, этого не знали. Он стоял на южном краю равнины, которая начиналась по другую сторону от этой цепи холмов.

— Я размышляю, — заявил Иолай.

— Без тебя знаю, — ответил Геракл.

— Правда, что ли?

— Конечно, правда. Зачем мне тебя обманывать?

— Откуда ты знаешь, скажи на милость?

— Потому что ты размышляешь целый день. Вслух. Непрестанно. Только глухой не понял бы, что ты размышляешь.