О деятельности Г.К. Жукова-комдива хорошо рассказал полковник Роман Петрович Опарин. Он родом из Волгоградской области, из бедных крестьян. С Первой мировой войны был завзятым конником. Мы уже достаточно хорошо знали друг друга, когда однажды (в апреле 1949 г.) он коснулся щекотливой для того времени темы.
– Я заметил, что вы интересуетесь Жуковым, – сказал он мне. – В присутствии свидетелей я, конечно, подобный разговор поддерживать не стал, но теперь нас никто не слышит. Так вот, с Жуковым я сталкивался давно, задолго до Великой Отечественной войны.
И он рассказал мне следующее.
Весной 1933 г. командующий Белорусским военным округом командир 1-го ранга И.П. Уборевич сообщил наркому обороны К.Е. Ворошилову[15], что в 4-й Донской казачьей дивизии им. Ворошилова дела идут из рук вон плохо и необходима замена комдива. Просил подыскать кандидата. Подходящей кандидатурой оказался Жуков.
Так Георгий Константинович оказался командиром 4-й Донской казачьей дивизии. (Забегая вперед, скажем, что в 1937 г. за отличную подготовку этой самой дивизии Жуков был награжден орденом Ленина.)
Опарин в начале 30-х годов служил в одном из полков 4-й кавалерийской дивизии. Тогда он был заместителем начальника полковой школы – готовил младших командиров. Полк стоял в Белоруссии под городом Слуцком.
Осенью 1934 г., под выходной, около 22 часов Роман Петрович услышал сигнал тревоги. Жил он рядом с казармой. По сигналу тревоги мгновенно сунул ноги в сапоги и, одеваясь на ходу, выбежал из дома. У ворот школы увидел двух незнакомых ему всадников. Одному из них уже рапортовал начальник полковой школы Васильцев. Чуть позже Васильцев тихонько сказал Опарину, что докладывал он командиру дивизии – Жукову. Второй всадник был адъютантом комдива.
Школа построилась быстро, главное – уложилась в норматив. Далее комдив придирчиво проверил оружие и снаряжение, но сколько-нибудь серьезных замечаний не сделал. Следом приступил к основной цели своего приезда в полк – проведению небольшого учения. Поставил задачу:
– Силою в два эскадрона противник нарушил госграницу в двадцати километрах южнее Слуцка. Приказываю выдвинуться ему навстречу, задержать его продвижение до подхода нашей пехоты.
– Разрешите следовать через Слуцк? – спросил Васильцев.
Жуков недобро посмотрел на него, но сдержался. Лишь скомандовал:
– Не сквозь город, а через Случь!
В колонне по два школа двинулась вперед. Во главе – начальник, Опарин – замыкающий. Жуков следовал в пяти метрах сзади. Все время молчал. Ни во что не вмешивался.
Подошли к реке. Начальник школы начал форсирование первым. Когда Опарин направил коня в воду, то посмотрел в сторону Жукова. Комдив с адъютантом с тем же постоянным пятиметровым интервалом последовали за ним в Случь.
Школа вброд и вплавь форсировала небольшую, но быструю и глубокую реку. По-осеннему вздувшаяся Случь неохотно пропускала конников. И все же, к счастью, на западный берег перебрались все. Как ни в чем не бывало начальник школы подал команду:
– Вылить воду из сапог. Отжать промокшее обмундирование.
Через десять минут все, включая Жукова, закончили необходимый «туалет». Далее на рысях подошли к госгранице. Сблизились с «противником». Затем от рубежа к рубежу стали отходить в сторону Слуцка.
Не переставая моросил нудный дождь. Погода, о которой говорят, что хороший хозяин в нее собаку из дома не выгонит, стояла всю ночь. Учение закончилось лишь в 7 часов утра, когда школа вернулась в Слуцк.
На прощание Жуков объявил всем благодарность.
Видимо, это учение комдив не забыл. История получила продолжение – правда, не для самого Опарина, но для Васильцева, который потом и пересказал ее Опарину.
В начале Великой Отечественной войны бывший начальник полковой школы стал командиром батальона, капитаном. В октябре 1941 г. под Медынью, будучи больным, капитан Васильцев попал к немцам в плен. Там и лежал в немецком лагере. Только начал поправляться – наши отбили Медынь. Из плена освободился, но был отправлен в «фильтрационный» лагерь на Урал. Фильтрация шла неторопливо, и лишь летом 1942 г. в составе маршевой роты рядовым Васильцев проследовал на фронт.
В Горьком, на станции, он случайно услышал разговор двух полковников. Один из них только что приехал из Москвы и рассказывал встречавшему его знакомому:
– Вчера, в Генштабе, у Жукова…
В этот момент раздалась команда «по вагонам». Дальше слушать не пришлось. Но и услышанного Васильцеву было достаточно. Эшелон двинулся к Москве. Стучали стыки рельсов, дуло из щелей товарного вагона. Но Васильцеву сон не шел. Было о чем подумать.
Попасть на фронт – мечта. Единственный путь к реабилитации. Но – «отправить на фронт рядовым»? Ничего умнее не придумали. Кадрового командира с боевым опытом? Кому это нужно?
Конечно, надо попытаться попасть на прием к Жукову. Васильцев много раз сталкивался со своим комдивом под Слуцком. Ему казалось, что он хорошо постиг натуру Жукова. Сейчас, обдумывая свой будущий визит, он не удержался от улыбки: «Сперва, конечно, отругает отчаянно, а потом решит по-человечески».
Даже от одной этой мысли на душе стало легче. Весь вопрос состоял в том, как попасть к Жукову?
Проскочить в таком виде через всю Москву в Генштаб? Шансов мало. Но они есть. Какой же он командир, если их не использует? Грош ему тогда цена. Главное, связаться с адъютантом. А дальше – почти наверняка ждет успех.
И вот в маленьком окошечке замелькала окраина Москвы – Васильцев понял, что идут по Окружной. В эшелоне он сблизился с таким же разжалованным комбатом. Разбудил соседа и рассказал о своем намерении.
– Ты окончательно рехнулся? – воскликнул тот. – Тебе плена мало, нужно еще дезертирство… Под трибунал, что ли, захотел?
– Попробую обойтись без трибунала, – ответил Васильцев. – Задвинь за мной дверь теплушки.
Рассвет только угадывался. Приближались к Хорошевскому шоссе. Неплохо зная Москву, Васильцев специально выбрал для побега именно это место. Приоткрыл дверь – поезд шел километров двадцать в час. Пожал руку такому же горемыке-комбату и прыгнул. Получилось удачно.
Двинулся к Арбатской площади. Наверное, Бог есть: пройти на рассвете прифронтовую Москву и войти в бюро пропусков на улице Фрунзе, не повстречав ни одного патруля, не привлекая внимание ни одного милиционера, – редкая удача.
В бюро пропусков узнал телефон порученца Жукова. Трубку снял подполковник.
– С вами говорит капитан Васильцев – давний подчиненный генерала армии Жукова. Он меня помнит. Прошу доложить обо мне генералу. Нуждаюсь в его приеме.
– Генерал очень занят.
– Займу у него не более трех минут.
– Вы в бюро пропусков?
– Да.
– Позвоните через десять минут.
Через десять минут, как было сказано, капитан набрал снова.
– Генерал вас примет. Пропуск заказан. Получайте его и проходите.
– Товарищ подполковник, у меня особые обстоятельства. Прошу спуститься в бюро пропусков.
– Что вы придумали? – с возмущением отчеканил голос в трубке. – Я не могу уйти отсюда. Заказывайте пропуск и поднимайтесь.
– Товарищ подполковник, у меня нет удостоверения личности.
– Как так?
– Спуститесь, пожалуйста, и я вам объясню.
Комбат рассчитал все правильно: порученец не решился передокладывать Жукову. Меньшей бедой для себя он счел спуститься в бюро пропусков. Когда увидел одежду Васильцева, то понял, что его – порученца – дела много хуже, чем можно было предположить у телефонной трубки. Но когда комбат объяснил ему свое истинное положение, порученец пришел в отчаяние и тихо, стараясь не привлекать внимания посторонних, буквально зашипел:
– Вы с ума сошли?! Разжалованному, бог знает как одетому идти на прием к Жукову?! Без удостоверения личности пропуск все равно не выпишут! Без пропуска в Генштаб не пройдете. Уходите. Прием не состоится.
Васильцев такую реакцию, конечно, предвидел и гневную тираду выслушал совершенно спокойно.