Его глаза почти вылезают из орбит.

Он выглядит так, словно хочет запустить в меня степлером.

Я стою на своем. — Я собираюсь предположить, что разговоры о том, что я ‘принадлежу себе’, окончены, — я размахиваю новым контрактом так же, как он размахивал старым, — поскольку вы так любите и уважаете юридические документы, я уверена, что вы не собираетесь оспаривать это.

Тяжело дыша, Джордж Стинтон проходит мимо меня и останавливается перед Максом. — Мы поговорим об этом позже.

— Нет, мы не будем. — Макс хмурится. — Нам больше не о чем говорить.

Джордж Стинтон смеется, но в его смехе нет ни капли юмора и радости. Он указывает на меня пальцем. — Не вини меня в том, что произойдет дальше.

— Это угроза?

— Просто подожди и увидишь.

Я хмурюсь, когда он сбегает из офиса, как трус, каким он и является.

Наступает тишина, быстрая и тяжелая.

Я смотрю в глаза Максу.

Он спас меня еще раз.

Мое сердце колотится, и я благодарна, но я все еще ощущаю жгучий вкус его лжи на своем языке.

Ничего не изменилось.

Он все еще лгал мне.

И я все еще не доверяю ему свою дочь или свое сердце.

ГЛАВА 20

БЕГЛЕЦЫ

МАКС

Хиллс назвал меня сумасшедшим, когда услышал о моем плане уволиться из Stinton Group. Затем он назвал меня влюбленным дураком, когда я рассказал ему, как буду защищать Дон от своего отца.

Пока он сидел там и называл меня тремя разными идиотами, все, что я мог сделать, это рассмеяться. Потому что что еще я мог сделать? Разрыдаться? Я это делал. Или что-то близкое к этому. Те ночи, которые я проводил в компании пива, а звезды практически выставляли напоказ воспоминания о Дон перед моим лицом, я был так близок к безумию, как никогда раньше. Теперь остается либо посмеяться над тем, как любовь полностью уничтожила меня, либо пролить по этому поводу слезы.

И я не из тех мужчин, которые ходят и орут мне в лицо.

— Это ничего не меняет, — говорит Дон в тишине моего кабинета.

Мой старый офис.

Это больше не мое. Она тоже не моя.

И я снова испытываю это нелепое чувство смеха.

Сумасшедшему механическому быку, которым является Stinton Group, так и не удалось сбросить меня с ног, но теперь, когда я противостою Дон Баннер, меня выбивает из седла менее чем за три секунды.

Это безумие, что такая мелочь могла так сильно меня раздавить.

Насколько я был уверен в себе?

Насколько я самонадеян, что думал, что всегда смогу подчинить мир своей воле?

Раньше я думал, что раз у меня есть деньги, то у меня есть все.

Раньше я думал, что, как только я смогу прибрать к рукам Stinton Group, мама будет мной гордиться.

К черту это.

Я знаю, маме не понравилось бы то, как я обращался с Дон.

Она бы дала мне подзатыльник за то, что я солгал ей.

Ваня напомнила мне о двух вещах, когда позвонила после пресс-конференции. Оказывается, она выпытывала у Хиллса информацию. Мой лучший друг предан до мозга костей, но у него не было шансов, когда Ваня начал очаровывать его.

“Ты с ума сошел, Стинтон? Как ты мог так обращаться с женщиной — нет, как ты мог так обращаться с человеком? Это был выбор Дон. Ты не должен был находиться рядом с ней. Присылать адвокатов? Пытаться манипулировать ею? Ты сумасшедший? Меня не волнует, сколько лет прошло. Это было подло. Конечно, она была бы зла на тебя. И что еще хуже, ты вел себя так, будто заботился о ее дочери, когда, если бы ты добился своего, ее ребенка даже не было бы здесь ”.

Отрезвляющие слова.

На самом деле, это удар по зубам.

Я зашел слишком далеко, посылая этих адвокатов. Усугубил ситуацию, солгав Дон об этом, когда она спросила меня.

Как будто я затягивал резинку все туже и туже с каждым глупым движением. Она по праву сорвалась и ужалила меня в глаз.

У меня нет причин кричать от боли.

Все, что я могу сделать, это собраться с духом и принять это.

— Как ты узнал, что твой отец пытался загнать меня в угол? — Дон выгибает аккуратную бровь. Солнечный свет танцует на ее смуглой коже и в тугих локонах, выбивающихся из-под банданы.

У меня руки чешутся прикоснуться к ней.

Вместо этого я распихиваю их по карманам. — Мне позвонил Хиллс. Я чуть не устроил давку из трех машин, когда ехал сюда.

Ее губы не дергаются. Ее глаза не смягчаются весельем.

Она все еще видит во мне монстра, когда смотрит на меня.

Все еще видит мужчину, который солгал ей.

Забавно, что я так беспомощен перед лицом своей одержимости ею.

Я так безумно влюблен в эту женщину, что это лишило меня дара речи.

Справедливо ли это с точки зрения поэзии или нет, не мое дело говорить.

Дон вздергивает подбородок. Складывает руки на груди. — Я должна знать. Ты ушел в отставку не из-за меня, не так ли?

— Да, это так.

У нее перехватывает горло, даже когда она пытается справиться со своим удивлением.

Я подхожу к ней ближе. Это неверный шаг. Меня мгновенно затопляет ее прекрасный аромат — цветы поверх машинного масла. Если бы я мог разлить его по бутылкам и носить в кармане всю оставшуюся жизнь, я бы умер счастливым.

— Это было глупо с твоей стороны. Отказ от Stinton Group ничего не меняет между нами.

Это больно. Черт. Она слишком прямолинейна.

Я знал это, но все же…

— Stinton Group для меня не важны. Ты важна. — Мои глаза скользят по ее лицу. — Это абсолютный минимум, Дон. — Я указываю туда, где стоял папа. Он пытался заставить Дон выполнить его приказ, и, если бы Хиллс не дал мне знать, ему, возможно, это удалось бы. — Я не ожидаю, что… Я даже отдаленно не думаю, что то, что я сделал сегодня, соответствует тому, как я причинил тебе боль. Я ничего от тебя не жду, но я хочу кое-что прояснить. — Я нависаю над ней, потому что это важно. Потому что она была предельно честна со мной, что дает мне право поступать так же. — Восемь лет назад я был готов пожертвовать тобой и Бет ради компании. Теперь, когда я встретил тебя, я не задумываясь пожертвую компанией ради тебя.

— Ты ожидаешь, что я скажу спасибо? — Она снова делает это, когда она громко говорит, чтобы скрыть тот факт, что она нечестна.

Мои пальцы умоляют прикоснуться к ее щекам, но я держу их по бокам. — Я уже говорил тебе. Я ничего от тебя не жду. Я освободил тебя от контракта, потому что это правильный поступок. Это никогда не возместит причиненный мной ущерб, но я не позволю тебе быть пленницей Stinton Group. Не тогда, когда все, чего ты хотела, это освободиться от нас. Ты это заслужила. Ты можешь уйти, не оглядываясь, Дон.

Это убивает меня.

Я не хочу, чтобы у нее были такие разбитые глаза. Я не хочу видеть боль, проступающую на ее лице.

— Я доверяла тебе. — Она поднимает на меня взгляд. — Я доверяла тебе, а ты солгал мне. Я бы хотела, чтобы ты мог сделать или сказать что-нибудь, чтобы исправить то, что ты сломал, но ты не можешь, Макс.

— Я знаю.

— Тебе не следовало бросать Stinton Group, — хрипит она.

Я ничего не могу с собой поделать. Я провожу пальцем по слезинке, которая скатывается по ее щеке. — Я нашел кое-что, что люблю больше, чем компанию.

Ее ресницы трепещут, и она облизывает рот. Мой желудок скручивается в узел, когда я вижу, как ее язык скользит по этим двухцветным губам. Тот факт, что я имел честь поцеловать их, не ускользнул от меня. Тот факт, что я имел честь, абсолютное удовольствие находиться в ее компании, — это то, что я никогда не забуду.

Ее рот открывается, а затем плотно закрывается.

Она зажмуривает глаза.

Я могу сказать, что ее чувства ко мне никуда не делись.

Мои, черт возьми, уверен, что нет.

Но я также могу сказать, что она не собирается поддаваться этим чувствам, даже если они одолевают ее. Она Дон. Она непробиваемая женщина-механик со своей головой на плечах. Она не принимает глупых, импульсивных решений. И она не ждет, пока кто-то предаст ее дважды.