Не имеет ничего общего с тем фактом, что я чувствую себя сейчас немного менее одинокой. Или что он тоже может чувствовать себя немного менее одиноким.
Нет.
Я туда не пойду.
Это всего лишь то, что я порядочный человек — то, с чем Макс совершенно не знаком.
МАКС: Как Бет? Она ведь не расстроена, правда?
Я вздрагиваю, когда он упоминает Бет. Его забота о ней кажется искренней, и это выводит меня из равновесия еще больше.
Я: С ней все в порядке. Я сказала ей не беспокоиться об этом. Ничто не помешает мне исправить это.
МАКС: Мне жаль эту машину. Она понятия не имеет, что встретила достойного соперника.
Я снова смеюсь.
Черт возьми.
Я до сих пор не знаю, когда мне стало так комфортно рядом с Максом Стинтоном, но, вероятно, мне следует потихоньку отступать.
Потихоньку?
К черту это. Я должна бежать в горы.
Он Стинтон. Он дядя Бет. Он само определение запретного.
Эти игристые ощущения у меня в животе вызваны тем, что уже поздно, и даже придурки выглядят привлекательно в это время ночи. В конце концов, это час секса по вызову. Время, когда женщины совершают худшие ошибки по самым глупым причинам.
Я: Мне пора ложиться спать. Самый ненавистный в мире механик должен завтра отлично выглядеть для таблоидов.
МАКС: Ненависть не продлится долго. Ты мой актив номер один, Дон. Я не инвестирую в предприятия, которые терпят неудачу.
Я закатываю глаза.
Я: Пошел ты, Стинтон.
МАКС: Сладких снов, Дон.
Раздражающая дырка в боссе.
Я швыряю телефон на стол и зарываюсь под одеяла, чтобы спастись от тревожного скручивания в животе.
Во всем виноват Макс.
Но я твердо решила не думать о нем следующие шесть часов.
Макс Стинтон не может заполнить мою голову, если я сплю, не так ли?
Ответ на этот вопрос, к сожалению, положительный.
У Макса Стинтона нет проблем с тем, чтобы взять под контроль мои мечты так же, как он берет под контроль все.
Отлично.
Даже когда я вырубаюсь, он все равно находит способ завладеть каждой мыслью в моей голове.
Во сне я в его кабинете и, как обычно, спорю с ним. За исключением того, что когда он обходит стол, чтобы рявкнуть на меня, он на этом не останавливается. Его руки обхватывают меня за талию, и его губы приближаются к моим.
Я просыпаюсь как раз перед тем, как он целует меня, мое сердце бешено колотится, а тело горячо, как пламя.
Я сажусь и безумно качаю головой. — Нет, нет, нет.
В отчаянии я вскакиваю с кровати и мчусь в ванную. Холодная вода на лицо не действует. Как и чтение руководства к машине Милы, чтобы я могла посмотреть, не пропустила ли я что-нибудь в первый раз.
Как бы я ни старалась, я не могу избавиться от грез.
Меня преследует не только близкий поцелуй. Это впечатления от него, о которых я даже не подозревала.
Мятный запах его лосьона после бритья — именно такой аромат стоит в его машине.
Харизма, которая витает вокруг него, всегда немного мрачная и загадочная, как будто он не выкладывает все свои карты на стол и, вероятно, никогда этого не сделает.
Обжигающие глаза цвета океана, которые не отрываются от моего рта, как будто он хочет проглотить меня целиком.
Дерьмо, дерьмо, дерьмо.
Макс всегда пялится на мой рот. Я замечаю, но притворяюсь, что нет. Так проще. Просто сердито смотреть на него и называть жутким за то, что он пялится, вместо того, чтобы признать, что его взгляды похожи на ласку, и каждый раз, когда он так смотрит на меня, мне кажется, что он прикасается ко мне.
Я слишком теплая.
Я обмахиваюсь веером и отказываюсь от чтения руководства по эксплуатации автомобиля.
Вот тебе и не думать о Максе.
Мой мозг совершенно упустил суть задания.
Я, пошатываясь, иду на кухню и беру сковородку. На поверхности редко используемой нержавеющей стали я вижу измотанную женщину со смуглой кожей, шелковым шарфом на волосах и темными мешками под глазами.
— Возьми себя в руки, Дон. Сейчас ты просто ставишь меня в неловкое положение.
Мое отражение закатывает на меня глаза.
Хорошо.
Официально я сумасшедшая.
Отложив сковородку, я беру телефон и просматриваю сообщения от Макса со вчерашнего вечера.
При дневном свете тексты приобретают определенный… кокетливый оттенок.
Я съеживаюсь.
Тогда качаю головой.
Нет.
Не с Максом Стинтоном.
Кто угодно, только не Стинтон.
Со стоном разочарования я снова хватаю сковородку и ставлю ее на плиту.
Суматоха будит Бет, которая вытаскивает себя из постели, чтобы пронзить меня самым осуждающим взглядом, на какой только способен семилетний ребенок.
— Мам, ты же не собираешься готовить, правда?
— Да, собираюсь.
Она зевает и чешет живот поверх пижамы. — Я бы предпочла хлопья.
— Нет, сегодня ты плотно позавтракаешь, пойдешь в школу, и у тебя будет замечательный, продуктивный день.
Она морщит нос. — Я не смогу этого сделать, если меня вырвет в туалете яичной скорлупой и подгоревшими тостами.
Я прищуриваюсь, глядя на нее.
Неблагодарная маленькая…
Раздается стук в дверь.
Я подхожу и смотрю в глазок. Там ничего нет, кроме тележки, уставленной кастрюлями из нержавеющей стали.
Хмурое выражение омрачает мое лицо.
— Кто это? Это шеф-повар Эймсли? — Элизабет подходит ко мне с такой надеждой, что я начинаю обижаться.
Моя стряпня не настолько плоха, не так ли?
Моя дочь распахивает дверь и оглядывается по сторонам. — Куда он делся?
— Я не знаю. — Я перекладываю еду внутрь. Как обычно, она вкусно пахнет, и в животе у меня урчит.
— Мама. — Элизабет берет что-то со сковороды. — Там записка.
Это написано корявым почерком Стинтона.
Машина Милы будет в магазине сегодня. Жди меня.
Мои губы кривятся.
— Мам, ты действительно выиграла запас еды на всю жизнь? — Элизабет внимательно наблюдает за моим лицом.
— А?
— Почему кто-то присылает нам это?
Потому что твой дядя также является упрямым миллиардером, которому практически принадлежит мое лицо.
У меня снова возникает это странное чувство.
Макс — дядя Дон.
Это… странно. Жирная, неприятная гадость, которая оседает на моей коже.
Он брат Тревора, и ты мечтаешь поцеловать его.
Я заставляю себя слегка улыбнуться. — Поторопись позавтракать. Тебе нужно в школу.
К счастью, она больше не задает вопросов.
После того, как я высадила Элизабет и взяла с нее обещание, что она не будет набрасываться на людей за их комментарии, я возвращаюсь домой и жду звонка Макса.
Это действует на нервы.
Я не из тех женщин, которые повсюду ждут мужчину, и к тому времени, когда он наконец стучит в мою дверь, с моих рук капает пот.
Я открываю ее. — Почему ты так долго?
— Нам пришлось принять несколько договоров. — Он крадется в мою гостиную и сразу же заполняет все пространство.
Мои нервы трепещут от его непосредственной близости.
Из-за этого сна я очень хорошо представляю губы Макса, которые в реальной жизни выглядят еще более соблазнительно, чем в моем подсознании.
— Видео немного выходит из-под контроля. — Что-то в нем есть сегодня. Что-то более резкое. Жесткое. Как будто его подталкивают к тому, чтобы он был на волосок от предела своего терпения.
Меня бесит, что моей первой реакцией является беспокойство, а не крайняя ненависть.
Ненавижу, что у меня щемит в груди, потому что я вижу, что все это давление действует на него.
Ему нельзя колебаться. Ему нельзя ломаться.
Он должен продолжать, иначе вся корпорация обратится в пепел.
Все эти люди, эти семьи, эти рабочие места, от которых зависит их выживание, отправление детей в колледж, счастливый выход на пенсию — все это лежит на его плечах.