Хозяйка представила нас друг другу.

– Кажется, мы знакомы, – заметил я.

Он скользнул по мне стеклянным взглядом:

– Что-то не припомню.

Я нисколько не удивился.

Тут вошла Синтия, и ее радость при виде меня вызвала на лице Тэнки смутное неудовольствие.

Высокая, стройная и изящная, Синтия была необыкновенно хороша. Простое платье добавляло ей достоинства рядом с кричащим нарядом матери. Черный цвет чудесно оттенял чистую белизну лица и светло-золотистые волосы.

– Ты опоздал, Питер, – заметила она, глянув на часы.

– Знаю, извини.

– Так что, потопали? – хмыкнул Тэнки.

– Мое такси ждет, – кивнул я.

– Позвоните, пожалуйста, мистер Гиффорд, – попросила миссис Драссилис. – Я велю Паркеру вызвать еще машину.

– Возьми меня в свою, – шепнула Синтия мне на ухо.

Я оглянулся – лицо ее осталось непроницаемым. Переведя взгляд на Тэнки, я все понял. Такое же выражение дохлой рыбы было у него при нашем знакомстве в «Эмпайре».

– Вы с мистером Гиффордом можете ехать в моем такси, – повернулся я к миссис Драссилис, – а мы за вами следом – в другом.

Это предложение было решительно отвергнуто. Едва ли Тэнки уловил резкие нотки в голосе хозяйки, но для меня они прозвучали воинственным кличем.

– Я не тороплюсь! – бросила она. – Мистер Гиффорд, вы отвезете Синтию? А мы с мистером Бернсом подъедем позже. Паркер на лестнице, скажите ему вызвать другое такси. – Едва они вышли, миссис Драссилис кинулась на меня, словно пестрая змея. – Питер, вы возмутительно бестактны! – воскликнула она. – Вы дурак, или у вас нет глаз?

– Мне очень жаль.

– Он же влюблен в нее!

– Очень жаль, – повторил я.

– В каком смысле?

– Жаль Синтию!

Миссис Драссилис вся подобралась в своих пышных шелках. Глаза ее сверкнули. У меня пересохло во рту и заколотилось сердце. Мы оба кипели от ярости. Столкновение назревало уже давно, мы его ждали. Лично я был рад, что момент наконец настал. Когда что-то глубоко задевает, возможность высказаться приносит облегчение.

– О-о! – выдохнула она дрожащим голосом, из последних сил сдерживая гнев. – Да что вам до моей дочери, мистер Бернс?!

– Мы с ней хорошие друзья.

– Погубить ее шанс на замужество – это по-дружески?

– Да, если шанс – мистер Гиффорд!

– Что вы имеете в виду? – задохнулась она. – Ах да, понимаю. Так вот, я намерена покончить с этим раз и навсегда! Слышите? Сколько можно! Если вы приняты в доме и можете приходить и уходить, когда вздумаете, как домашний кот, это не значит, что…

– Что?

– Что вы можете стоять на пути Синтии! Вы злоупотребляете давним знакомством, чтобы присвоить все ее внимание. Вы рушите ее шансы! Вы…

Тут в дверях возник незаменимый Паркер и доложил, что такси ждет.

До дома Флетчеров мы ехали в молчании. Первый запал прошел, безрассудное упоение, владевшее нами в начале схватки, рассеялось, а продолжать в менее возвышенном ключе было невозможно. Мы наслаждались блаженным покоем между раундами.

Я вошел в бальный зал, когда заканчивался вальс. Синтия кружилась с Тэнки, напоминая статую в черном. Они остановились совсем рядом. Глянув через плечо, Синтия высвободилась и шагнула ко мне.

– Уведи меня, – шепнула она. – Куда угодно! Быстрее!

Соблюдать бальный этикет было уже некогда, хотя Тэнки Гиффорд, судя по его лицу, уже готовился приступить к разрешению загадки своего внезапного одиночества. Выходившая пара заслонила нас с Синтией, и мы незаметно выскользнули из зала.

В молчании мы дошли до маленькой гостиной, где я имел обыкновение размышлять.

Бледная и несчастная, Синтия опустилась в кресло.

– О боже! – вздохнула она.

Я так ее понимал! Будто своими глазами наблюдал ту поездку в такси, танцы и кошмарные перерывы между ними.

Все произошло внезапно.

Я взял Синтию за руку, девушка обернулась ко мне с измученной улыбкой и слезами на глазах.

Мои слова выговорились будто сами собой…

Лицо ее просияло, усталость как рукой сняло.

Я смотрел, не в силах избавиться от странной неудовлетворенности.

Мое предложение руки и сердца прозвучало как-то неубедительно. В глубине души я понимал, в чем дело. Нам не хватало тайны, мы слишком хорошо знали друг друга. Дружба убивает любовь.

Синтия тут же выразила мои мысли вслух:

– Мы всегда были как брат и сестра… – начала она с сомнением.

– До сегодняшнего вечера, – поспешил вставить я.

– А что изменилось сегодня? Скажи, я правда тебе нужна?

Нужна ли? Я задумался, стараясь ответить честно хотя бы себе. Да, в каком-то смысле я сегодня уже не тот, что вчера. Восхищаюсь Синтией и жалею ее еще больше. Всем сердцем хочу помочь ей, избавить от грубого окружения, сделать счастливой. Но… нужна ли она мне в том смысле, что имеет в виду? Так, как нужна была Одри?..

Сердце кольнула боль. Одри канула в прошлое, но вспоминать о ней было тяжело.

Быть может, теперь я просто-напросто на пять лет старше, вот и нет больше того огня?

Нет, долой всякие сомнения!

– Изменился я сам. – Я склонился к Синтии и поцеловал ее.

Было такое чувство, будто я бросаю вызов кому-то. Потом вдруг стало ясно, кому – самому себе…

Слуга Смит оставил к моему возвращению кофе в термосе, и глоток-другой немного оживил меня. Тяжесть на сердце исчезла, но где-то в глубине души скреблось беспокойство, какое-то дурное предчувствие.

Я сделал шаг в неведомое. Боялся за Синтию и решил подарить ей счастье… но что из этого выйдет? Рыцарский пыл угас, и вновь зашевелились сомнения.

То, что ушло вместе с Одри, уже не вернуть – мечту, поэзию… да, поэзию, точнее не скажешь. Зато с Синтией я всегда буду стоять на твердой земле. До последних дней мы останемся друзьями и никем иным.

Как же ее жаль! Будущее со мной – это годы и годы невыносимой скуки. Синтия слишком хороша, чтобы связать навсегда свою жизнь с тем, кто выгорел дотла.

Я хлебнул еще кофе, и настроение слегка улучшилось. Даже в серое зимнее утро тридцатилетний здоровый мужчина, утешившись чашкой горячего бодрящего напитка, не может долго прикидываться развалиной.

Душа обрела равновесие, и я рассмеялся над своим романтическим самообманом. Ну конечно, Синтия будет счастлива со мной! Мы подходим друг другу лучше, чем кто бы то ни было. Что же до первой неудачи, которую я раздул до трагедии всей жизни, то это всего лишь юношеская ошибка, неловкий эпизод, который следует немедленно вычеркнуть из жизни!

Я вскочил, отпер ящик стола и достал фотографию.

Тут-то я и дрогнул. Безусловно, четыре часа утра – не время проявлять целеустремленность и решительность. Я намеревался порвать снимок в клочки не глядя и бросить в мусорную корзину, но все же скользнул по нему взглядом и заколебался.

Невысокая хрупкая девушка смотрела с фото огромными синими глазами, которые звали и не отпускали. Как хорошо я помнил эти ирландские глаза и выразительные густые брови! Как точно уловил фотограф этот полумечтательный, полудерзкий взгляд, вздернутый подбородок и приподнятые в улыбке уголки губ!

Сомнения вновь накатили волной. Только ли сентиментальность тому причиной, предутренняя дань тоске потерянных лет, или Одри и впрямь похитила мое сердце и стоит на страже, не давая больше никому занять ее место?

Ответить я не смог, если не считать того, что убрал снимок обратно в стол. Сейчас не время решать, понимал я. Разобраться в чувствах оказалось куда труднее, чем думалось вначале.

Едва я лег в постель, душу охватило прежнее уныние, и я ворочался без сна час за часом, а когда проснулся утром, последняя связная мысль так и сидела в голове. Я горячо поклялся, что, как бы то ни было, останусь верным Синтии, даже если эти ирландские глаза не оставят меня до самой смерти.

Телефон зазвонил, когда я собирался ехать на Марлоу-сквер с новостями для миссис Драссилис. Синтия, полагал я, уже все матери рассказала, что несколько смягчит неловкость беседы, однако воспоминание о вчерашней стычке никак не позволяло радоваться новой встрече.