Убранство комнат было скромным, мебель добротная но без излишеств, никаких милым безделушек и коллекционных статуэток из фарфора, лишь картины в простых деревянных рамах. И снова портреты, – лица, лица, лица…
Марианна остановилась у изображения пары – светловолосый мужчина в простой крестьянской рубахе и красивая женщина с золотыми глазами под густыми черными бровями.
– Все картины, что ты видела в доме, принадлежат кисти моего самого младшего брата, Богдана Ворона, – Родимир встал позади Марианны, глядя поверх ее головы на портрет, – Он немного странный, наш Даня, как будто сломанный, и, мне кажется, сумасшедший. Ворон единственный, кто живет здесь постоянно. Он не умеет прятать свою слишком приметную внешность, потому в мир выходит очень редко. Хотя, опять же по-моему мнению, этот мир ему не особо нужен. Вот например, здесь изображены мой отец и мать. Даня никогда не видел отца, так как родился уже после его смерти, но тем не менее очень точно изобразил его лицо. Он сказал что видит их во сне, всех тех, кого не может видеть в реальности. Мать развесила его творения по всему дому, чтобы, как она выразилась, не забывать.
– Понимаю, – Марианна с грустью переводила взгляд с одного лица на другое, – Я тоже почти не помню, как выглядит моя бабушка, а если бы не свадебное фото родителей, боюсь и их лица я бы уже позабыла. А прошло всего то навсего десять лет.
Через окно-дверь гостинной с камином они вышли под крышу галереи. Здесь не было перил. Вдоль всей длины дома тянулись три широкие ступени, дальше уже шел склон, спускающийся искусственно выведенными террасами, которые на юге упирались в реку, серебристой змеёю огибающую холм, а на западе, миную узкую полосу луговины, кончались обширным яблоневым садом. Среди зелёных древесных крон белели стены построек, назначение которых было не ясно даже Соколу.
– За садом, – он махнул рукою прямо, – река делает петлю, как бы охватывая всю эту территорию полукольцом. Мы уже в предгорье, так что если перейти Жилу и углубиться в лес, следуя за солнцем, упрешься в скалы. На севере тоже отроги Драконьего Хребта, так что наш дом находится как бы в горном кармане. Именно поэтому здесь есть возможность выращивать теплолюбивые яблони, и снимать неплохой урожай. Вон там, видишь, самое большое белое здание с зеленой крышей – приют шептунов. Об остальном сказать ничего не могу, их построили после моего ухода.
Вид несмотря на пасмурное утро, был впечатляющий. Туман уже рассеялся открывая далекие вершины Хребта, размытые пеленою дождя. Жила мелодично перекатывала свои воды, нарушая безветренную тишину сада, птицы молчали, лишь под крышей галереи ворковали в своем гнезде голуби. Было зябко и оттого как-то даже уютно и спокойно.
Сокол тем временем спустился с галереи, прошелся до края первой террасы, мощеной бутом, и радостно вскрикнул:
– А баня то цела! И дым из трубы идёт! Похоже там даже кто-то есть. Ну что, Мариша, не желаешь получить новый опыт?
Марианна посмотрела в ту сторону, куда указывал Родимир. У подножия холма стояла небольшая бревенчатая избушка с маленькими подслеповатыми оконцами и глухой дверью, от которой тянулись мостки прямо в реку. Пока она разглядывала странную постройку, дверь распахнулась выпустив облако пара, а следом показался обнаженный мужчина. Сверкая белыми ягодицами, он разбежался и прыгнул в стремнину. Марианна покраснела и отвернулась, пробормотав, что предпочитает более традиционные методы омовения, после чего удалилась, оставив мужа наедине с его вениками и каменками. Впрочем час спустя они встретились вновь.
Завтрак подавали не в большой столовой, а в просторной комнате рядом с кухней, где, судя по всему, ела прислуга. Длинный чисто выскобленный стол мог уместить за собою человек пятьдесят, не меньше, потому трое, сидевшие с ближнего краю, выглядели одиноко, хотя оживленный разговор и смех говорили об обратном. Ниява была всё в той же рубахе и штанах, что и при первой их встрече, лишь волосы убрала в более замысловатую и плотную прическу. Родимир, взлохмаченный и свежий так же оделся по здешнему обычаю в нечто светлое и бесформенное, а вот третий, незнакомый Марианне мужчина, выглядел так, будто только что вышел с официального приема в посольстве. Он казался старше Сокола, возможно из-за серебристо серых волос, аккуратно зачесанных в модную прическу. Безупречной белизны рубашка сидела на нем как влитая, складка к складке, на галстуке поблескивала золотая булавка с крупным брильянтом, тщательно отглаженные брюки были сшиты по последней моде и подчеркивали стройную и подтянутую фигуру их обладателя. Когда он склонился в приветственном поклоне, у Марианны возникло нехорошее подозрение, что совсем недавно она видела этого лощеного господина без порток, сигающего в ледяную стремнина.
– Марианна, познакомься с моим братом, Вольга Волк, – представил его Родимир.
– Весьма польщен, юнная госпожа, – Волк взял её руку и поцеловал, исподлобья глянув на Марианну холодным оценивающим взглядом серо-зеленых глаз. И хотя тон его был любезен, слова приятны, а манеры обходительны, девушку пронзило неприятное и неуместное чувство страха, сродни тому, что она испытала при встрече с йоком. И в ту же минуту, как она почувствовала опасность, из глубин её сознания вновь выступил Изгой. Ладонь Волка разжалась, но не один мускул не дрогнул на его лице, выражая пережитые чувства. Подобному самообладанию можно было только позавидовать.
– Интересно, – протянул он и повернулся к сестре, – Я один это видел?
– Не пугайся, мой милый брат, – ответил с усмешкой Сокол, – Я видел кое-что и похуже, ведь я всё-таки её муж.
Вольга помог смущенной Марианне сесть. Ниява засмеялась, похлопывая девушку по плечу.
– Ты впечатлила нашего невпечатлительного Вольгу, это дорогого стоит. Теперь берегись, его интерес бывает слишком навязчив.
– Это правда, – Вольга, не скрывая, внимательно разглядывал невестку, откинувшись на спинку стула.
– Но-но, – Родимир нахмурил брови, – только посмей её тронуть, будешь иметь дело со мною.
Волк презрительно хмыкнул, но ничего не ответил. Марианна не понимала, шутят они или всерьез угрожают друг другу. Тем временем Ниява вновь обратилась к девушке.
– Родя рассказал, что ты смогла поговорить с живым духом зверя. Это невероятно. Они на удивление скрытны и предпочитают не иметь дело с любыми потомками Великого Змея. Когда я жила в Варшаве, то не раз пыталась с ним пообщаться, но он был слишком неприветлив. Чем ты так ему понравилась? Что-то сделала или сказала?
Марианна задумалась, а потом с улыбкой произнесла:
– Я его покормила. Приняла за обычную белку и насыпала миндаля.
Когда все отсмеялись, она добавила.
– Он был очень мил и весьма помог мне.
– И всё же эта ситуация с убийцей меня настораживает, – Вольга явно продолжил разговор, начатый до прихода Марианны, – Помнишь те случаи сорок лет назад. Тот же почерк, то же место и опять преступник ускользает, не оставив и следа. Я настаиваю на своем мнение: это не внутриклановая борьба, кто-то вторгается в наш мир извне. Кто-то провоцирует сынов смерти на войну. Ну сам подумай, какому йоку придет в голову убивать и воровать духов с целью проводить над ними эксперименты? Это делает кто-то, кто либо не знает о нашей природе ничего, либо знает что-то, чего не знаем мы. Ставр согласен со мною.
– А мать? – Сокол намазал кусок хлеба маслом и отправил его в рот.
– Змея молчит. Но! Последнее время она углубилась в исследования прошлого. Хочет воссоздать подлинную историю Дракона и Изгоя. На новом континенте проводит какие-то раскопки. Может в поисках ответов на свои вопросы найдет ответ и на наш.
– Мне кажется, – Ниява задумчиво ковырялась ложкой в каше, – всё о чем мы сейчас говорим, не очень её интересует. Вся эта политика.
– Конечно, ведь она одна, среди вас, идиотов, понимает, что не может брать на себя ответственность за весь мир, – в дверной проеме кухни стоял молодой мужчина с рукою на перевязи, другою рукою опирался на костыль. Одет он был в черное – рубаха с короткими рукавами и свободного кроя штаны, подвернутые до колен, видимо чтобы облегчить доступ к покалеченным ногам, одна из которых была в лубке, вторая просто перебинтована. Левая половину бритый наголо головы была похожа на взорвавшуюся грелку – бугристые рубцы и синие кровоподтеки исказили черты, превратив лицо в бесформенную массу. Родимир ухмыльнулся и первым нарушил неловкое, как показалось Марианне, молчание:
