– Скорее всего.

– Да ладно, Лиза… У тебя кто был любимый?

– Андрюша Ларин, – отвечаю я. – Он такой красивый и серьезный.

Ростовцев картинно хлопает в ладоши.

– Вот это да, – говорит он. – Мечта детства.

Я собираюсь собрать волосы в пучок, чтобы не мешали, но обнаруживаю, что все уже сделано заранее. Очень удобно, я прямо как Абдулова. Подхожу к шкафу и достаю нужную папку – такую же, какую мне дал Родионов, а также коробку с цветными кнопками и моток тонкой красной веревки

Кнопки втыкаю в места преступлений на карте города. Шесть красных и одна синяя – где жертве удалось спастись.

– Может, лучше сделать, как в «Особом мнении»? Чтобы был сенсорный экран и трехмерная визуализация данных, – предлагает Ростовцев.

– Это фильм о внедрении системы наказания за преступление, которое еще не совершали, – я скептически ухмыльнулась. – Тебе мало первой дискуссии?

Он качает головой.

– Я тут подумал… и так сойдет.

Когда Ростовцев подходит ближе к карте, я слышу музыку и сразу ее узнаю. Тревожные мотивы Назарука трудно с чем-либо перепутать.

– Откуда музыка? – спрашивает Дима.

Я оглядываюсь, но не вижу источника звука. Звучит как будто отовсюду.

– Похоже, я смотрела слишком много выпусков «Криминальной России». Извини.

– Страшная чернуха. Мне даже сейчас жутко такое смотреть, а ведь я видел реальные убийства.

– Девяностые, – я пожимаю плечами. – Дерьмовое время, мы ко всему привыкали. Давай работать.

Дима сразу берет у меня из рук папку, а вместе с ней и инициативу. Отлично. Для этого он и был мне нужен.

– Начнем с жертв, – говорит он. – Кратко пройдемся, в хронологическом порядка.

Он достает из папки одну из фотографий.

– Первой была Ольга Титова. Убита 17 мая 2013 года. 28 лет, замужем, мать двоих детей. Дочери, 5 и 2 года. Работала продавщицей в магазине одежды. В день смерти гостила у подруги в соседнем поселке, возвращалась домой ночью, и не доехала. Ее тело обнаружили в лесополосе на следующий день. Машину мы так и не нашли. Очевидно, убийца использовал ее, чтобы покинуть место преступления, после чего тщательно спрятал ее или уничтожил.

Когда он пересказывает мне обстоятельства преступления, то закрепляет на стене рядом с фотографией женщины другие материалы – семейные фото, фото с места преступления, отдельные листы из отчета криминалистов – те, которые Родионов посчитал возможным мне дать. Я понимаю, что это должно помочь нам составить цельную картину.

– Дело вскоре было приостановлено. Очень плохой висяк – ни свидетелей, ни подозреваемых, ни улик. Вообще ничего. Просто жестоко убитая молодая женщина, выброшенная у дороги, словно мусор.

– Вероятно, вы отнесли это убийство к вашему маньяку из-за способа совершения?

Мне не хочется лишний раз об этом слышать, но, очевидно, придется.

– Да. Хотя небольшие отличия есть. Характер нанесения ударов – также в паховой области, но ближе к животу. Не снизу, между ног, а прямо. Как показала экспертиза, жертва лежала на спине, убийца наносил мощные и расчетливые удары сверху вниз. Причина смерти – кровопотеря. Надеюсь, болевой шок избавил ее от долгих страданий.

– Нож какой-нибудь особенный?

– Нет, обычный кухарь. Все убийства совершены разными ножами, но похожими друг на друга. Длина лезвия колеблется от пятнадцати до двадцати сантиметров. Короче говоря, в орудии преступления нет ничего особенного. У меня на кухне два таких ножа.

Ростовцев взял со стола ручку и написал цифру «1» у кнопки на карте – там, где нашли Титову. Затем, не отходя от карты, отметил другую кнопку двойкой.

– Вторая из наших несчастных женщин – Дарима Царева, двадцать пять лет, убита 12 июля пятнадцатого года. С момента убийства Титовой прошло больше двух лет. По национальности бурятка. Замужем, сын четырех лет. Работала инженером на ГЭС. За три месяца до убийства произошла ссора с мужем, они разъехались. Временно. Я говорил с ним, не думаю, что собирались разводиться. Мне кажется, там дело в темпераменте супругов. В тот день ее сын был у мужа, Царева осталась дома одна. Когда отец привез ребенка назад, она была уже несколько часов как мертва.

– Надеюсь, мальчик ничего не видел.

Ростовцев пожимает плечами.

– Не знаю, я тогда еще не работал над этим делом. Сейчас я считаю, что в течение этих двух лет могли быть еще убийства, просто мы не нашли тел.

– Почему?

– Дело в почерке. Между первой и второй жертвой серьезные изменения в профиле поведения – теперь убийца убивает в черте города, со второй жертвы наблюдается устойчивый почерк – пять-шесть глубоких колющих ударов в районе влагалища. Чтобы обезвредить своих жертв, применяет перцовый баллончик или удушение. Перед убийством связывает, оставляет полностью беззащитными. Надевает на голову непрозрачный пакет, но оставляет в нем прорези, чтобы жертва могла дышать.

– В этом случае – тоже без свидетелей?

– Свидетелей у нас в принципе нет. Ну, почти.

Мне интересно это «почти». Что заставляет мое подсознание так считать?

– Может быть, он знал ее лично? – спрашиваю я. – Если убивал дома, значит, она впустила.

– Может быть. Кто знает? Но следствие проверило всех знакомых, до кого только могло дотянуться, все чисты. Среди друзей и родственников всех жертв нет никого мало-мальски подозрительного. На втором случае у убийцы проявляется уже какой-то ритуал.

Он закрепляет под улыбающейся Даримой ее же фото, после смерти. Не знаю, смогу ли теперь развидеть все эти фотографии.

– Если Титову он просто выбросил, почти что на дорогу, то к Царевой отношение другое. Поза, в которой маньяк ее оставил, вызывающе сексуализирована – она лежит на диване, раскинув ноги, одна рука при этом расположена так, как будто она ласкает свою грудь, вторая кокетливо запущена в волосы.

– Дима, – я перебиваю его. – Пожалуйста, не проговаривай все это. Я и так вижу по фотографии.

– Прости. Это профессиональное, – он искренне извиняется. – На работе я научился быть отстраненным. Не представляю, насколько тебе тяжело.

– Все нормально, – я приободряю его. – Я тоже профессионал, просто в своем деле. Ты проговаривай информацию, просто без натуралистичных подробностей.

– Дальше убийца начал ускоряться. За номером три у нас идет Елена Крамаренко. Единственная несовершеннолетняя списке, ей было семнадцать. Братьев и сестер нет. Мне очень запомнились ее родители, я говорил с ними. Они еще относительно молоды… никогда не видел настолько отчаявшихся людей.

Он молча добавил на стенку их семейное фото.

– Когда и где это случилось?

– Десятого декабря шестнадцатого года. Гуляла со школьными друзьями, возвращалась домой одна, через лесной массив. Тут ее и убили.

Я обращаю внимание на посмертную фотографию в заснеженной чаще.

– Непохоже, чтобы с ее телом производили какие-то манипуляции.

– Зришь в корень, Лиза, – одобрительно замечает Ростовцев. – Я считаю, что маньяка могли спугнуть. Возможно, она успела закричать, и он решил действовать быстро. Очень уж круто эволюционировал – убивал хоть и ночью, но в относительно публичном месте – там рядом церковь и их могли бы услышать. Убийца очень спешил. Не стал дожидаться, когда она истечет кровью и добил ударом в грудь. Тело бросил там же, где и убил. Здесь наш дорогой следственный комитет проснулся и решил связать три дела в одно производство, так как стал очевиден общий почерк. Почему так не сделали после второго убийства – у меня не спрашивай.

Мне кажется, или при словах «следственный комитет» я разглядела на лице Ростовцева злую ухмылку. Это странно – я подозреваю некоторые трудности в наших межведомственных взаимодействиях, но с чего я решила, что мой собеседник недолюбливает своих коллег из СК?

– Четвертая жертва – Марина Резник. Двадцать восемь лет, фармацевт. Замужем, есть дочь пяти лет. Была убита двадцать седьмого мая этого года, в конце рабочего дня. Маньяк совместил свое основное действие с ограблением аптечного пункта, где работала убитая. Было похищено большое количество седативных и наркотических средств.