А теперь, когда все заснули, оказалось вдруг, что у Бернеса, например, вопросы все-таки имеются.

– Чего ты хотел? – Поинтересовался я у Марка.

Мне пришлось тоже принять сидячее положение, чтоб разговаривать с ним нормально.

– Слушай, тревожно мне… – Выдал Бернес.

– Не понял… Почему тревожно? В смысле… Что тебя напрягает?

– Не могу понять, зачем мы здесь. – Он покачал головой. – Ты же не такой, как остальные, ты умнее. Сам понимаешь, мы не можем быть разведчиками. Кто нам доверит важное дело? Парни радовались сегодня. Знаешь… Даже Подкидыш проникся. Но… У меня сильное предчувствие чего-то нехорошего.

– Бернес… Ложись спать, а? – Я подтянул одеяло, утрамбовав его по бокам. – Вот честное слово, не хватало только твоих предсказаний. Нашелся мне вещун.

– Хорошо. – Марк вздохнул и послушно улегся на свое место.

Однако, в ближайшие пару часов я слышал, как он ворочается с боку на бок, сопит и кряхтит. Но главное, я сам ни черта не спал. Потому что был полностью с ним согласен. У меня тоже какое-то хреновое предчувствие.

Следующие дни до выходного прошли как-то… Удивительно даже, но никак. Для начала нас перевели в большой дом. Это оказалось не так уж страшно. Оно, конечно, и раньше было не страшно. Это я так, образно выражаясь. Однако имелось определенное опасение. Кстати, небезосновательное. Получекисты могли чисто прикола ради нам гадить. Просто чтоб показать, где, чье место. С их, естественно, точки зрения. Особенно некоторые из получекистов. Особенно один.

Но после случившегося с Ольгой Константиновной и после моей крайне увлекательной беседы с Шармазанашвили, я поймал себя на том, что единственные эмоции, которые у меня вызывают мысли о Цыганкове – смех. Причём смех не в хорошем смысле слова, а в том плане, что стоило мне вспомнить Витюшу, перед глазами моментально появлялось его надутое, недовольное лицо. Еще вспоминался страх, который я заметил во взгляде Цыганкова, когда швырнул его о дерево. Чертовски приятно…

Будет ли он продолжать свои попытки сделать мне плохо? Конечно, да. Натура у Витюши такая. Он как землеройка будет долбиться до смерти в одну и ту же точку. Слишком большое эго у товарища. Цыганков не в состоянии принять чье-либо превосходство, даже когда это объективно.

Но его по́туги больше не волновали мой организм почему-то. Думаю, все дело в том, что у меня появилась цель. Хотя… Даже не так. У меня появилась Цель. С большой буквы. Я точно понял, что непременно, любой ценой должен не только закончить год обучения хорошо, но и сделать все, чтоб меня отправили в Берлин. Поэтому на фоне этой Великой Цели, намертво закрепившейся в моей башке, все остальное теперь казалось чем-то незначительным и совсем неважным.

Я, конечно, пребывал в легком шоке от самого себя. Потому что стремление впутаться в какую-то шпионскую аферу упорно не исчезало и даже наоборот, с каждым днем становилось все сильнее. Но… В конце концов решил, хрен с ним. Может, это и есть мой путь. Как там говорят про самураев? Тем более, после переезда количество свободного времени, которое можно потратить на душевные терзания или глубокие мыслительные процессы, резко сократилось.

Единственное, что немного немного смутило, всех детдомовцев расселили по разным комнатам. Будто специально, дабы мы растворились среди остальных курсантов.

Два получекиста “разбавили” одним беспризорником. Или наоборот, к каждому беспризорнику добавили по два чекиста. Как посмотреть.

Мне, можно сказать, повезло. Я оказался в соседстве с нормальными парнями. Одного из которых, к тому же, знал по тренировкам Молодечного. Тот самый крепыш Владимир, хороший человек. Мое мнение о нем, кстати, было правильным. Он и правда душевный тип. Не знаю только, нужное ли это качество для разведчика. По мне – вряд ли.

Едва я переступил порог комнаты, крепыш вскочил из-за письменного стола и с улыбкой кинулся навстречу. Обрадовался мне, как родному.

– Давай, проходи, располагайся. – Суетился Володя.

Со стороны могло показаться, что мы с ним едва ли не кровные братья. Честно говоря, такие именины сердца меня слегка напрягают. Я считаю, очень странно, когда чужой человек вдруг проникается к тебе огромной симпатией. Может, я вообще людей по ночам убиваю и в лесочке складываю. Чего он радуется то? Виделись всего несколько раз на тренировках.

– Смотри, Алексей, вот тумбочка, она твоя. И шкаф, смотри. Вот сюда можно вещи. А! Еще есть кипятильник! Это у нас традиция такая. Чайку вечером погонять. Мы всё думали, когда уже вы появитесь. Здо́рово, что ты к нам попал. Да? Сергей, скажи!

Второй сосед сильного восторга, как Володя, не демонстрировал, но в то же время смотрел на меня достаточно доброжелательно.

– Отлично, Алексей! Просто отлично! – Не дожидаясь ответа товарища, Владимир подскочил ко мне ближе и похлопал меня по плечу.

Спасибо, хоть обниматься не кинулся. А то так бежал, так бежал… Я думал, точно неизбежны крепкие чекистские объятия товарищей по оружию. Они тут все, конечно, максимально невинные в помыслах, ни о какой толерантности слыхом не слыхивали, но я, как человек другого времени, не самого лучшего в плане моральных норм, сильно нервничаю, когда ко мне лезут обниматься мужики.

– Угу. Просто замечательно. – Ответил я, хотя радости Владимира совершенно не разделял. Вернее, не видел причины для такого уж восторга.

По мне вообще можно было все оставить, как есть. С огромным удовольствием продолжал бы жить в бараке. Пусть там есть свои бытовые минусы, но зато все привычное, свое.

Единственный плюс нового места жительства – это наличие душевой. Потому что плескаться в ведре, как уточка, я уже задолбался. На улице стало слишком холодно, не май месяц так-то, и мы с детдомовцами делали это в бараке, что само собой было очень неудобно. Да и вода по-прежнему оставалась холодной. А тут – и кипяточек имеется, и все условия.

Несмотря на то, что детдомовцы теперь обитали отдельно друг от друга, график у нас все равно оставался особый.

Во-первых, мы все так же по утрам бегали и периодически занимались боксом. Я даже не рассчитывал на такой бонус со стороны Шипко. На пробежку по-прежнему забирал нас он. Видимо, переезд детдомовцев в главный корпус ответственности с Панасыча не снял.

– Реутов, два раза в неделю будешь свои эти поскакушки устраивать… – Бросил Шипко небрежно, когда мы утром после переезда выдвинулись скромным составом на физкультуру. Остальных курсантов это почему-то не касалось.

– Поскакушки? – Переспросил я, потому что сначала даже не понял, о чем говорит воспитатель.

– Ну, да. Бокс твой. – Коротко ответил Панасыч и ушел вперед. Мне оставалось только с удивлением смотреть ему в спину. То есть, историю с “джебом” можно считать завершенной?

Во-вторых, после завтрака сначала нас ждали занятия со всеми курсантами: иностранные языки, (немецкий, французский и английский, но нам сказали, это не предел), актерское мастерство, математика (хрен его знает, зачем), политическая и экономическая география (я называл данный предмет, привычными словами), а потом, когда получекисты как белые люди шли отдыхать, мы топали на встречу с Эммой Самуиловной. Она категорически утверждала, будто наш уровень подготовки по ее предмету остаётся ниже нулевой отметки.

Ольгу Константиновну в эти дни я больше не видел. Этикет в расписании не стоял. Не знаю, почему. Думаю, это временно, из-за всех произошедших событий.

Ну, и конечно, в столовой мы по-прежнему садились своей тесной компанией. Хотя почему-то разговаривать между собой стали гораздо меньше. Наверное, слишком сильно уставали.

Голова, если честно, пухла от огромного количества новой информации. Даже я с университетским образованием, имея опыт поглощения больших объёмов знаний, чувствовал себя некомфортно, а уж что происходило с мозгами других детдомовцев, даже представить страшно. Подкидыш вообще русские слова с английскими путать начал. Эмму Самуиловну это приводило в неистовый восторг, любит она, когда кто-то из нас выглядит идиотом, остальных же просто изрядно веселило.