– Серьезно? Тотализатор? Когда моя жизнь трещала не по швам, а двум городам? – стиснул я зубы. – Очень по-дружески.
Дима понял, что это звучало так себе, поэтому решил поспешно оправдаться:
– Слушай, мы же думали, у вас все будет хорошо. Кто же знал, что она… так?
– Она знала, раз переехала и решила исполнить школьную мечту, – отрезал я. – Закрыли тему, ладно?
– Ладно, ладно, – поднял руки Дима, показывая, что он сдается. – Тем более что я заметил твой интерес к Нине. Вы планируете увидеться еще?
– Не знаю, она не писала, – попытался как можно спокойнее ответить я. – Как-то не знаю, стоит ли что-то начинать, да и с чего писать? У меня даже телефона ее нет.
– Могу поделиться номерком, – потянулся было за телефоном мой друг, но я остановил его.
– Не надо, а то подумает, что я узнавал о ней через друзей. Слишком большой интерес с моей стороны после одной встречи. С утра она на меня подписалась, а я на нее нет.
– Как знаешь, – пожал плечами Дима и стал спускаться по лестнице к Зарядью.
У меня было смешанное отношение к этому месту. Часть меня, ратовавшая за сохранение Москвы, помнила про снос Зарядья согласно Генплану реконструкции Москвы, а потом и фундамент и стилобат «восьмой сестры», мелькнувший лишь в фильме Данелии «Я шагаю по Москве». Этап со строительством гостиницы «Россия» мне не нравился всегда. Эта нелюбовь была со мной еще до рождения и передалась с кровью отца. А вот станцию метро «Замоскворецкая» я бы посмотрел, но быстро понял, что ей не бывать.
Другая часть меня помнила бесполезное здание, уродующее весь вид, и радость после окончания его демонтажа. Я внимательно следил за новостями о конкурсе на лучший проект, радовался его масштабности и международности. В конце концов американцы превратили это место в посещаемый парк и место притяжения туристов.
К такому выводу я приходил каждый раз, когда задумывался об истории места, однако тот факт, что во время строительства Зарядья опять были снесены здания настоящего Зарядья, вызывал у меня то самое непринятие, с которым я не мог примириться. И с музыкой на аллеях, пожалуй, с ней тоже.
С этими мыслями я оставался до конца нашей прогулки. Я то и дело поддакивал Диме, который не стал развивать тему с Ниной, а перешел на обсуждение планов на лето. Судя по всему, он планировал провести его в Сочи, куда мог отправиться хоть на весь год благодаря удаленному формату работы.
Уже в вагоне поезда, на Баррикадной, он снова вспомнил о Нине и сказал:
– Слушай, пригласи ты ее куда-то, в самом деле. Ты же сказал, что она подписалась. Вот и подпишись в ответ, посидите где-то. Все равно общаться будете. Она надолго в нашей компании, – подвел итог Дима и похлопал меня по плечу.
– Ладно, я подумаю, – нехотя согласился я, затем поспешно попрощался и выскользнул в открывшиеся двери.
Кровать где-то в переулках 1905 года
Я смотрел на Нину, а она на меня. Ее взгляд выражал решительность и смиренность в одно и то же время. Челка вот-вот грозила коснуться ресниц, из-за чего она часто моргала и смешно морщила нос. Экран смартфона погас, а вместе с ним и видео, на котором девушка молча смотрела в камеру, а в конце начинала смеяться.
Так продолжалось уже полчаса. Я рассматривал Нину, а она будто бы глядела на меня. Написать что-то я не решался, поэтому смотрел последний пост, снятый ее подругой-фотографом, которую она отметила со словами «Только она видит меня такой красивой». Наконец я поставил отметку «нравится» и переслал Нине видео с вопросом: «Так ты еще и модель?». Выглядело как дешевый подкат, но ничего лучше в голову не приходило.
Спустя 15 минут на экране высветилось уведомление.
«По принуждению, а не своему желанию. А что?»
Действительно, а что? Я увидел, что она печатает еще что-то, и решил подождать. Ничего.
«И почему тебя принудили?» – я решил развить тему.
Ответ не заставил себя ждать.
«Друзья должны поддерживать друзей, а Лизе нужно портфолио. Чудом смогла выглядеть прилично после ночной прогулки, а ты как?»
Отлично, интерес к беседе есть.
«Неожиданно бодро, даже увиделся с другом, ты его знаешь – Дима».
«Да, конечно. Удивительно, почему Ника с Мишей не позвали его на новоселье?»
«Зато позвали меня», – мысленно продолжил я, но написал другое: «Возможно, из-за Оли, ведь ее тоже нужно было бы позвать». Тут я понял, что они могут быть незнакомы, поэтому уточнил, знает ли она ее.
«Уверена, она бы нашла, как придраться к их новому ремонту и вообще ко всему. При этом она бы не сказала ни одного плохого слова».
«Но все бы все поняли», – тут же ответил я, удовлетворенный тем, что наше отношение к девушке Димы сходится.
Нина перестала отвечать, и я, решив, что беседа завершена, отправился в душ. Спустя двадцать минут, половину из которых я потратил на запуск стиральной машинки, я вернулся в комнату и сразу же пожалел о том, что открыл окно нараспашку. Ночи еще были прохладными, поэтому я прикрыл створку и снова лег на кровать. Пришло новое сообщение.
«Да, именно так. Кстати, а чего ты в ответ не стал подписываться?»
Вот так сразу? Я подписался, после чего решил не тянуть и спросить сразу.
«Исправил эту ужасную ошибку! Кстати, как насчет кофе на неделе?»
Вот так сразу. Без предлогов, но как-то будто бы неловко нам двоим. Нина прислала короткое сообщение со своим номером. Спустя минуту пришел и ответ.
«В среду вечером, ладно? Напиши где. Я могу после шести, и было бы классно где-то в районе Чистых прудов».
Столько условностей. Я сохранил номер и скинул адрес с сообщением: «Среда, в 19:00?». В ответ мне пришел стикер, из чего я решил, что встреча назначена.
Было уже за полночь, когда я развешивал футболки на веревках над ванной, которые я решил повесить, подчеркнув аутентичность квартиры. Точно такие же я видел у бабушки в детстве и мечтал привязать к ним колготки, чтобы стать троллейбусом. Это желание мне помог воплотить дед, а потом в таком виде меня застал папа. Он хохотал громко и долго, но подыграл мне, забравшись в ванную и изображая пассажира.
Прошло уже много лет, но я до сих пор вспоминал эту историю каждый раз, когда развешивал вещи.
– Нужно приехать к родителям в субботу, – сказал себе вслух я, поставил будильник и выключил свет.
Курский вокзал и путь на работу
Переполненный вагон остановился на Курской. Несмотря на относительно скромную отделку станции, я ее очень любил. Как всегда, интересное было скрыто в деталях.
Мало кто из жителей и гостей города подходил к небольшой фигурной золоченой решетке на путевой стене, между тем как надпись на ней гласила: «Курская Большого кольца 1945—1949». Мой отец – большой поклонник метрополитена – рассказывал, что это напоминание о проекте 1947 года, когда правительство намеревалось создать малую кольцевую, замкнув Дзержинско-Серпуховской и Калужско-Тимирязевский диаметры. Когда он говорил об этом в моем детстве, я предпочитал думать, что это не табличка, а дверь, ведущая если не в Шир, то хотя бы в Нарнию.
Светлый мрамор стен был привезен из села Коелга, а освещался копиями торшеров, некогда выполненных из хрустального стекла. Их восстановили в 2009-м, как и скандальную надпись: «За родину за Сталина» (про пунктуацию руководство метро подзабыло). Строчку из гимна про верность народу и труд тоже вернули, как оборону Сталинграда. Последнее вызывало у меня смешанные чувства, потому что долгое время на месте сбитых букв был Волгоград, а возвращенное название уж очень выделялось по объему.
С недовольством москвичей я был не согласен, потому что отлично помнил историю и смысл станции. Вестибюль, он же зал «Солнца Победы», не мог существовать без этих деталей.
Все это, разумеется, не замечалось ни жителями города, ни пригорода, ежедневно приезжающими на платформы Курского вокзала, мимо которого я бодро шел, боясь опоздать на работу. У стеклянного фасада то и дело путались местные «ударники», уже с утра зарабатывающие на очередную чекушку. Интересно, были ли среди них потомки тех, кто приходил на старый вокзал, поглощенный этим советским зданием?