‑ Намажься ею. Может, ожоги и несильные. Но лучше не экспериментировать. Учитывая область их поражения.

Ауэрбах сел на свое кресло и довольно поерзал на нем, ища для себя наиболее удобное расположение.

‑ Может, еще кофейку? ‑ Вентидий нашел у себя в столе еще одну чашечку, пока сто одиннадцатый забрызгивал водой из-под крана и затаптывал пламя от погибающей ширмы.

‑ Он не вырвется пока, ‑ Ауэрбах с довольным видом протянул новую наполненную чашечку своему гостю. ‑ Видишь, как он раздувается? Если б не эта ловушка, он бы лопнул и возник вновь в теле носителя. Но он не может сейчас этого сделать. Хотя, конечно, моя клетка не продержится вечно.

Сто одиннадцатый молча начал пить кофе, стараясь не выронить чашку из рук, поскольку пальцы все еще оставались немного скользкими от мази.

Так они молча переводили дух, глядя на сжимающуюся и расширяющуюся сферу, что постепенно начинала замедлять свои движения, понимая, что они ни к чему не приводят. Сто одиннадцатый даже находил в целом красивым вид этого существа. Если б оно не являлось голодающим древним хищником, то вполне могло считаться по-своему обворожительным, поскольку это сочетание переливающихся киноварных и мандариновых оттенков пламени и ореола цвета морозного неба завораживало сто одиннадцатого. Профессор, по всей видимости, считал так же, поскольку так и не оторвал взгляда своих драконьих глаз от убыря, пока пил чай.

‑ Я бы рад вам предложить покинуть этот комплекс, но, к сожалению, на поверхности нас ждет еще большая проблема. Поэтому пока нам следует разобраться с его носителем, ‑ Вентидий кивнул в сторону убыря. ‑ Но есть маленькая проблема в нашем начинании. Это хозяйка сего места, что объявилась именно там, где сейчас лежит тело носителя. Не беспокойтесь, он наш язык не понимает, а если даже да, то точно отставит в сторону свои попытки лопнуть, поскольку хозяйка ждет не дождется его возвращения. А он для нее незваный гость.

Вентидий аккуратно вытер лицо бумажной салфеткой, после чего предложил пару салфеток гостю. Но не увидев реакции со стороны сто одиннадцатого, воспринял это как отказ. Профессор не спеша, словно преподаватель в лектории перед студентами, поднялся со своего трона. Сине-лиловые глаза с отражающимися в них вспышками морозного неба, лишь еще больше подчеркивая далеко неоднозначное натуро этого человека, оценивающе смерили взглядом сто одиннадцатого.

‑ Хищник не может быть жертвой. Выдвигаемся на охоту! Помощь скоро прибудет.

Сдувающие с ног в летнее время года и пронизывающие до костей в зимние месяцы ветра всегда властвовали в этой горной гряде. И каждый сезон находились новые смельчаки, желающие бросить вызов воздушной стихии и подняться по строго проложенной тропинке на самую вершину горы.

Туристу, что вознамерится потягаться с силами природы и постичь чистоту воздуха, что имеют право вдыхать лишь языческие боги, необходимо сначала добраться до города Вуктыл, который располагается примерно в пятидесяти шести милях от реки Щугор. Далее следует преодолеть густые таежные леса из пушистых хвойный деревьев, изящных берез и привлекательных елей, у корней которых везде, где только возможно, заявлял о своих правах мох. В теплое время года в подлеске у путешественника могла возникнуть возможность запастись смородиной, черникой и голубикой, правда, если ягоды уже не съел дикий кабан.

Спокойствие путника мог потревожить пухлый тетерев, что благодаря своему блестяще-черному оперению вполне мог спокойно перелетать с ветки на ветку в тенистой кроне деревьев, правда, его предательски выдавал фиолетовый или зеленый отлив на голове, шее, зобу и пояснице, и ярко-красные брови. В контраст с тетеревами вступали шумные, подвижные красно-малиновые клестки, что не больше простой еловой шишки.

Менее приятная встреча, конечно, ‑ это встретить бурого медведя, чей мудрый взгляд, преисполненный любовью ко всему съестному, заставит задуматься о смысле дальнейшего продвижения вперед. И лишь некоторым счастливчикам могла выпасть редкая удача созерцать кофейно-бурого летом и серебристо-белого зимой величественного северного оленя.

Но это лишь начало. Подгольцовый пояс, состоящий из березового криволесья и пихтово-еловых лесов вместе с луговыми полянами, преграждал путь путнику, не давая пройти к горно-тундровому поясу и холодным гольцовым пустыням, где курумы, как безмолвные стражи, сами выслеживали нарушителей природного спокойствия, грозясь скатиться на них со склона.

Восхождение на вершину горы требовало не только физических усилий и финансовых затрат. Разрешение – вот что являлось основным препятствием для любого путешественника. И доступ давался далеко не к каждому участку горной гряды. И, разумеется, подобная изоляция была вполне себе обоснована, хотя ее и пытались скрывать под наплывом местных легенд и сказаний, из-за риска обидеть искомо местных жителей.

Безлунная ночь вцепилась своими заостренными зубами в обледеневшие каменные склоны, скрывая под своим саваном многие природные ловушки этих мест. Пронзительный ветер завывал, недовольный незваными гостями, призывая людей покинуть эти места. Но никто не откликнулся ему в ответ. И мог ли кто теперь ответить ему?

Небольшой научный поселок, состоящий из одноэтажных однотипных прямоугольных домиков, сделанных из пластика и гипсокартона, стоял на искусственно созданном плато, не подавая признаков жизни. Многие промерзшие насквозь окна жалобно постанывали от порывов ветра, создавая завораживающую мелодию; другие же не выдерживали напора и влетали сотнями осколков внутрь помещений, пропуская туда всю стужу горных вершин. И заманчивые узоры, проступавшие на стеклах, что так могли обрадовать детей в новогоднюю ночь, сейчас наводили лишь ужас.

Почти во всех домах потух свет, и лишь в некоторых лампочки еще периодически вспыхивали из-за перепадов электронапряжения от поврежденных генераторов. И только в одном из зданий ярко горело освещение и шумела музыка. К сожалению, это послужило далеко не спасением для его обитателей.

Огромная фигура с трудом протиснулась из дверного проема наружу, доломав остатки дверной коробки. Холодный пар вырвался из ее рта, от чего воздух вокруг начал осыпаться мелкими сосульками. Четырехметровый мужчина прикрыл левое ухо и гневливо обернулся в сторону разрушенного дома, где раздавались раздражающие громкие ударные басы из музыкальных колонок.

Мужчина практически невзначай оторвал перила от лестницы, что вела к входу в дом, и бросил их в окно. От точного попадания колонки несколько раз возмущенно взвизгнули и заглохли. И с затуханием последнего источника звука стены дома сковал мертвенный холод, что заставил застыть циркулирующую по трубам горячую воду.

Стало тише, намного тише. Мужчина облегченно вдохнул полной грудью и двинулся вперед, попутно сворачивая в бараний рог фонари, трещавшие от перепадов напряжения, и спокойно минуя те, что или равномерно светили, или потухли.

Жалкие огоньки жизни дрожали в некоторых окошках, замерзающий дым устало клубился над развалинами многих исследовательских зданий. Вислоухий мужчина обходил свою территорию, что опорочили люди своим присутствием.

Он спал годами, веками, лишь изредка откликаясь на дары, оставляемые ему охотниками. Гигант, как и многие его сородичи, давно облюбовал эти земли, получив статус божества среди местного населения, с удовольствием получая подношения от них и иногда помогая взамен. Здесь таким как он было гораздо лучше, чем в родном мире, чем дома. Хотя про себя мужчина и отмечал, как неузнаваемо изменилась его внешность здесь по сравнению с тем, что она представляла собой в Межмирье. Видит ли только он себя таким? Или его так же воспринимают местные жители? Вернется ли к нему его прежняя наружность, если он возвратится обратно в свой родной мир?

В этот раз его разбудило не почтенное подношение, а ужасающий вопль, раздающийся из глубочайших недр горы. Этот пронзающий саму земную твердь крик был ему знаком, приятен и неприятен одновременно. Словно старшая сестра решила накричать на тебя за то, что ее заставили выйти на улицу за тобой.