– Послушайте, далеко еще до Марьюшкиной горы? – обратилась я к мамаше с коляской, которая уже рысцой бежала нам навстречу.

– Да нет, недалеко, – ответила та. – Сразу за поворотом увидите. Вот ужас-то. Бродяга какая-то утонула, смотреть страшно, до чего люди себя доводят. У нее даже ботинки на ногах разные – один тапочек с помпоном, я тоже себе такие купила. Теперь ни за что не надену. Лучше золовке подарю. Вот ужас-то, – повторила мамаша и побежала дальше, толкая перед собой коляску.

Бросив детей на попечение Димы, я понеслась в указанном направлении, спотыкаясь и задыхаясь. Вконец запыхавшись, подбежала я к обрыву и буквально упала на руки милиционеру, стоявшему возле машины.

– Гражданка, куда вы? Здесь нельзя! Давайте, давайте, все отсюда! Отошли на тридцать метров от ограждения!!! – принялся командовать он.

Никакого ограждения я не заметила. А если бы и заметила, оно бы меня все равно не остановило.

– Я! Там! Люська! Моя! Подруга! – задыхаясь и вырываясь из милицейских объятий, нечленораздельно выкрикивала я.

– Успокойтесь гражданочка! Вы что, можете опознать потерпевшую?

– Я! Да! Это Люська! Конечно, могу!

Постепенно моя речь становилась более связной, да и в голове, как будто прояснялось. Я даже милиционера немного разглядела. Белобрысый, очень серьезный, смотрел так внимательно, говорил спокойно. Очень приятный молодой человек.

– Пройдемте в машину, – предложил он.

Я, всхлипнув, согласилась. Действительно, любопытствующие окружали нас все более плотно. Отходить на тридцать метров за воображаемое ограждение никто не торопился.

– Лейтенант Семенов. Позвольте ваши документы.

– Да у меня их нет с собой, – я пожала плечами. – Мы просто прогуляться вышли.

– Проживаете в данном населенном пункте?

– Нет, мы с подругой в пансионат приехали. И, вот…

Лейтенант Семенов оглядывал меня с явным недоверием. Неужели из-за того, что вышла пройтись, не взяв с собой паспорт?

– Кем приходится вам потерпевшая?

– Подругой она мне приходится, подругой!

– А у нее документики имеются?

– Конечно, имеются.

– При осмотре тела документов не найдено, – строго сказал лейтенант.

– Так она их, наверное, в номере оставила.

Взгляд лейтенанта становился все более недоверчивым. Да что у них по деревне без паспорта уже и пройти нельзя?

– Вы готовы взглянуть на тело?

Я кивнула, закусив губу. И тут я увидела привидение. Оно вплотную приблизилось к лобовому стеклу. Оно было лохматое и поцарапанное. У него было Люськино лицо. Крик вырвался непроизвольно откуда-то из глубины моего организма и сотряс машину. Недоверие на лице лейтенанта Семенова сменилось ужасом. Кто-то забарабанил по крыше кабины. Потом дверца резко распахнулась, и мощный боковой слева отправил лейтенанта в нокаут.

– Рая, вы в порядке? – это Дима подоспел на помощь.

В ответ я только отрицательно помотала головой. Визжать-то я перестала, но дар речи еще не вернулся. Поэтому я только и смогла, что показать пальцем в сторону лобового стекла. Привидение все еще было там. Причем, судя по выражению лица, (или морды?), пребывало в непонятках.

– Вы Люся? А я Алекс, можно – Шурик, а это Юрик. Вы только при Розе Александровне его так не называйте. У нас сегодня английский день и мы – Алекс и Георг.

Привидение переводило все более озадаченный взгляд с натюрморта в кабине на юного разведчика и обратно. Наконец оно помотало головой и Люськиным голосом спросило:

– Что тут, в конце концов, происходит?

Я сделала слабую попытку перекрестить нежить. Но та почему-то не испугалась, не начала корчиться и не растаяла в воздухе, а только с досадой сплюнула и попробовала открыть дверцу кабины с моей стороны. Я опять завизжала. Не нарочно. Как-то само вырвалось. Лейтенант Семенов тихонько застонал. Дима обмахивал его полотенцем. Любопытствующие уже давно отбежали на безопасное расстояние. Поэтому, когда лейтенант резко выхватил пистолет и пальнул через раскрытую дверь в воздух, вздрогнули только я, Дима и дети. Может, привидение тоже испугалось, не знаю. Кричать я больше не могла. Дима медленно поднял руки вверх. Мальчишки, разинув рот, восхищенно глазели на Семенова.

– Руки на капот! Ноги на ширине плеч! На пол! – прокричал лейтенант и со стоном схватился за голову.

Малыши и Дима рухнули в траву. Привидение опять сплюнуло.

– Да что тут происходит? Раиска, это ты представление устроила? – Люськин голос звучал вполне убедительно, но я не собиралась выходить из машины.

– Сгинь, нечистая!

Я все-таки смогла перекрестить ее и теперь сидела, вполне довольная собой, вцепившись обеими руками в иконку, которую, не помню как, оторвала от приборной панели.

– О-о-о! – простонало привидение. – А где «скорая»?

– Ждем, – стараясь не двигать головой, обнадежил лейтенант.

– Понятно, – привидение уселось на траву.

– Ваши документики, – протянул руку лейтенант.

– Да какие документики? Я погулять с утра вышла. И вообще, ее забирают, не меня. Зачем вам мои документы?

– Вы тоже знакомы с потерпевшей?

– А кто здесь потерпевший?

– Со слов свидетельницы, некая Людмила Петровна, найденная сегодня в состоянии утопления.… Нет, утопития.

– Чего-чего?

– Ну, погружения в воду без последующего затем выгружения, – лейтенант потер лоб. – Что ж это голова так болит?

– Спятить можно. Какого еще выгружения?

– Люська, это ты?

– Нет, папа римский! Да прекрати ты меня крестить! Что я тебе – покойник?

– Ага!

– Что, ага? Отвечай быстро! А то я за себя не ручаюсь!

– Покойник. Ты же утонула в разных тапочках! А теперь кричишь на меня. А я тебя опознавать пришла, между прочим!

– Что??? В каких еще тапочках? В белых?

– Нет, один с желтым помпончиком, а другой кожаный. Они у тебя в номере остались. А в двух тебя выловили.

– Ну и ну! Что у вас за каша в голове? Да живая я, живая! – прикрикнула на меня Люська. – и нет на мне никаких тапочек, посмотри!

Я посмотрела, сначала через окно. У машины стояла живая и босая Люська. Одета она была в пижаму, впрочем, очень приличную, и ветровку.

– Ты живая? – я разревелась, припав к плечу подруги.

В голове образовалась пустота, казалось, что я очень просто могу сейчас взлететь, как воздушный шарик.

– Да объясните же мне, что происходит? – вполголоса спрашивала Людмила, ласково поглаживая меня по спине.

Так как никто, включая лейтенанта, ничего вразумительно объяснить не мог, мне пришлось утереть слезы и начать повествование.

Люська терпеливо выслушала рассказ о моих попытках найти ее с утра в «Эдеме», поинтересовалась, остались ли целы ее оладушки. Это окончательно убедило меня в том, что подруга жива и здорова. Но когда я дошла до того момента, когда, потеряв голову, бросилась опознавать Люську в утопленнице, возмущенно фыркнула.

– Как ты могла подумать, что я утону в этой луже? Да я в Красном море с аквалангом ныряла, я в Турции по горной реке сплавлялась, и вообще в пятнадцать лет выполнила норматив на второй разряд…

– Откуда я знаю? Марьюшка же утопилась. И еще тапочки…

Люська пожала плечами.

– Да, с тапочками нескладно получилось, – Люська покосилась на лейтенанта Семенова.

– Меня с утра петух разбудил. Я и вышла в том, что первое попалось, уже на улице заметила, что обувка не парная, но возвращаться не хотелось.

– А то, что в пижаме вышла, не заметила?

– Это не пижама, а домашний костюм. В нем можно выходить, когда на отдыхе.

– Значит, ты не тонула?

– Раиска, не нервируй меня. Здесь нельзя утонуть.

– А как же утопленница в твоих тапочках?

– Какая еще утопленница? Живая я, живая? Не поняла еще?

– Но кто-то ведь утонул? Зачем ты думаешь, тут милиция и «скорая»?

На берег как раз въезжала «буханка» с красным крестом.

– Я думала, за тобой. Очень уж странно ты себя вела. Извини.

Возмутиться у меня не было сил.