Из Московского обкома комсомола, в связи с тяжёлыми погодными условиями, поступила депеша о целесообразности отмены этого мероприятия. Я был склонен ей подчиниться, к тому же от участия в этом мероприятии вдруг отказался командир отряда – мастер спорта СССР Сидоров Пётр Михайлович. В связи с этим на мои плечи ложилась ответственность за безопасность людей, дополнительная нагрузка как командира отряда. И вот собрав всё это воедино, я направился в партком.
Когда Анатолий Иванович внимательно выслушал мои опасения, то сразу приободрил меня:
– Миша, да ты что, молодые здоровые ребята и вдруг назад пятками. Если ты это сделаешь, то всю жизнь будешь казнить себя, что однажды испугался, смалодушничал и просто струсил. И не моги думать об этом. Отряд сформирован, коллектив настроен по-боевому, инвентарь получен, подумаешь, препятствие – погода. Ты задумал исключительно хорошее дело и доведи всё это до логического конца. Я в тебя верю.
Я как-то сразу повеселел, воодушевился, почувствовал прилив свежих сил и уверовал в себя. Коньков оказался совершенно прав. Мой отряд полностью справился с поставленной задачей, хотя в ходе длительного пути произошли три неприятных случая, к счастью, всё в конце концов обошлось благополучно. А в целом этот поход не только для меня, комсомольца со стажем, но особенно для юных учащихся профессионально-технического училища, шестнадцати-семнадцатилетних парней стал большим испытанием на прочность. Ведь в течение десяти дней с малоподготовленными ребятами мы преодолели по пересечённой местности 1100 километров. В суровую осеннюю погоду, когда более половины дистанции двигались навстречу порывистому ветру в холодный, студёный месяц года, насыщенный осадками в виде дождя и мокрого снега. Согревали душу брезентовые штормовки и шумные обсуждения пройденного очередного этапа. Но были приятные моменты, когда тусклое осеннее солнце прорывалось сквозь тяжёлые, свинцовые облака и мы во время отдыха играли в футбол. Настроение поднималось, и все этому были рады.
А. И. Коньков и Н. И Докторов
Анатолий Иванович Коньков в моей жизни сделал много полезного, а когда я переводился из комитета комсомола на другую работу в отдел управления, он с сожалением произнёс:
– Слушай, не уходи, останься со мной, на будущий год я буду тебя рекомендовать в партком своим заместителем.
Но этого не произошло, и наши пути через несколько лет опять сошлись в коммерческой службе. И там мы стали настоящими друзьями. А когда я серьёзно заболел, он принял самое важное участие в моём выздоровлении.
Все четыре месяца в больнице он часто навещал меня. А когда были определены лекарства, которые мне необходимы, он смог попасть в аптеку, обслуживающую работников ЦК КПСС. Приобрёл там дефицитные антибиотики в необходимом количестве и доставил мне в палату в половине двенадцатого ночи. С помощью этих лекарств спустя неделю меня, как выздоровевшего, выписали из больницы. Этот человек поистине имел редкий дар людей, которые в трудные минуты жизни, не задумываясь, идут навстречу другим.
Коньков Анатолий Иванович родился в 1934 году в селе Конобеево Воскресенского района в рабочей семье. Он был впечатлительным и смышлёным мальчиком.
С детских лет у него отложилось в памяти, что коммунист – это какой-то страшный и опасный человек, который приносит горе и неприятность, и его обязательно нужно уничтожать. Повзрослев, он ясно понял и всю жизнь пытался доказать людям обратное, что коммунисты и советская власть несут народу добро и благосостояние. Он всё делал для общества, не жалея ни сил, ни здоровья, до последних дней своих шёл туда, где трудно, где нужна помощь; всё, до последнего рубля, отдавал нуждающимся людям. И главное, что у него это получалось. О своём детстве он позднее расскажет:
– Мне было семь лет, когда началась война. Отец ушёл на фронт. Мы остались вчетвером: мать, я и ещё две маленькие сестрёнки. Детская память отпечатала день 21 октября 1941 года. По селу прошёл слух – немцы в Кашире, сегодня придут в Конобеево. Люди почему-то вышли на улицу. Мы тоже. Мать с маленькой сестрёнкой на руках, и я рядом. Было тревожно и непонятно. Где-то приглушённо ухала канонада. Мать тихо сказала:
– Что-то будет…
К ней подбежала какая-то женщина и закричала на весь переезд:
– То и будет, завтра повесят всех вас, коммунистов, вместе с вашим отродьем.
Женщина зло смотрела на меня. Я сразу понял, что «отродье» – это я, а кто коммунист? Коммунистом был отец, Иван Трифонович Коньков. Повзрослев, я узнал, что отец был железнодорожник, член партии с 1919 года, один из организаторов советской власти в наших краях. В 1928 году в числе двадцатипятитысячников был направлен председателем колхоза в «Новый путь». И так до самой войны оставался главой колхоза. Женщина, что кричала на нас, была из обиженных советской властью. Я тогда по-мальчишески испугался. А мать как будто успокоилась.
– Пойдём домой! – сказала она. – Нечего тут стоять. Утром на работу надо.
Она была потомственной ткачихой. Работала на фабрике с 12 лет. Трудовой стаж у неё 52 года. Немцы в Конобеево не пришли. Отец с войны не вернулся. В семье у Конькова хранится, как великая реликвия, последнее письмо Ивана Трифоновича из-под Ленинграда, плохо читаемое, но в своё время аккуратно переписанное женой сына – Галиной Николаевной Коньковой.
«Здравствуйте, дорогие! Нюра, Женя, Люся, Толя и Светочка! Крепко вас целую и жму крепко к своей груди. Дорогие мои, я нахожусь в пути – идём на передовые. Сегодня пришли почти вплотную, расположились в лесу. В палатках тепло. Всё, что бывает на фронте, слышно. Наши орудия громят немецкую сволочь без промаха, авиация не даёт ходу самолетам противника. На наших глазах наши лётчики сбили немецкий самолёт. Видно было, как он рухнул на землю, а лётчик спустился на парашюте в наше расположение. Артиллерия тоже сегодня дала жизни, было слышно, как она пела немцам заупокойную. Нюра, сегодня пришла почта вслед за нами, и мне есть письмо, но я его ещё не получил, а пишу потому, что не знаю, будет ли завтра время, т. к. все дни шли и временами отдыхали, но всё-таки писать было некогда. Нюра! Может быть, мне не придётся часто писать, т. к. в бою это невозможно, и напишу обязательно после первого боя, как я его переживу. Нюра, сегодня мы спали как убитые после долгих переходов и бессонных ночей, несмотря на грохот орудий и трескотню пулемётов.
Вчера было партийное собрание, это собрание перед боем. Мы – коммунисты, дали клятву вырвать Ленинград из кольца врагов и соединить с большой землёй. Начало этой работы есть, и вы, наверное, будете читать в газетах о больших победах на Ленинградском фронте. Мы воодушевлены победой наших войск на юге, где немцев гонят из наших городов и сёл, а это предвестник полного очищения нашей Родины от немецкой погани. Это будет сделано, и мы – мужья и отцы вернёмся в родной край и встретимся с родными сердцу людьми – женой и детьми.
Говорю тебе перед боем и, может быть, перед смертью, что, кроме тебя, не любил и не люблю никого. Помни это. Трудности военные нужно преодолевать всем, и особенно нам, отцам, призванным защищать детей от нечисти. Передай детям мой наказ. Дети, слушайте маму, помогайте ей, учитесь на „отлично“ и „хорошо“. Вырастите большими – будьте честными и уважительными. Презирайте врагов нашей Родины, какими бы они ни были, внутренними или внешними. Работайте честно, добросовестно на благо Родины, ведь наша личная жизнь зависит от этого. Дайте клятву Маме и мне, что это выполните. Иду в бой с чистой душой перед Родиной и семьёй. Крепко вас целую и жму к своей груди. Будьте здоровы и бодры, какое бы несчастье вас ни постигло».
Письмо написано за десять дней до смерти. Он погиб 14 января 1943 года в Синявских болотах, а похоронка пришла 25.01.1943 года.
